И все-таки я вернулся. Трудно объяснить, почему и зачем. Может, из-за природной любознательности, но вернее всего по причине упертой бараньей глупости. Обиделся, видите ли, и решил во всем лично разобраться.
Я добирался до Москвы почти две недели. Сначала заскочил в Турцию, сменил там документы и двинул с группой веселых челноков в Киев. Поторчал в столице незалежной четыре дня, а потом нелегально рванул через границу на родную землю.
Не подумайте ничего такого. Я не крался, нацепив на ноги кабаньи копытца, темной ночью через леса и овраги, не обходил пограничные посты и секреты. Мне не пришлось испуганно потеть и вздрагивать от каждого шороха.
Все произошло куда прозаичнее. Я просто занес кому надо полторы тысячи в местной валюте, загрузился в микроавтобус и спокойненько доехал до Брянска. Добраться оттуда до Москвы было еще проще.
В столице нашлись люди, которые на славу подготовились к моему приезду. Я понял это, когда сунулся в банкомат за наличными. За каждую проведенную акцию мне переводятся достаточно приличные деньги. Потом я перегоняю их на другие счета, известные только мне. За годы работы на них собралась достаточно приличная сумма.
А тут выяснилось, что какие-то смышленые ребята успели разобраться в моих финансовых делах, разузнать, где и что хранится. Счета в двух банках оказались заблокированы. В третий я даже не стал соваться, потому что по условиям договора мог снять деньги со счета, только явившись туда лично. Ага, прямо сейчас.
На квартире меня ждала засада. По резервному адресу, известному только мне, шефу и напарнику, нарисовалась та же картина.
Сам шеф на встречу со мной не пришел. Вместо него на обычно пустынную аллею Нескучного сада вдруг заявилась целая группа подчеркнуто выраженных типажей: студенты спортивного вида, широкоплечие алкоголики и даже пара мускулистых домохозяек. А еще в кустах вертелся бомж с ушами как пельмени и ладонями размером с совок лопаты для уборки снега. Он якобы собирал там бутылки.
Я лично наблюдал эту мыльную оперу в бинокль, и было мне совсем не смешно. Говорили же дураку старшие, в смысле старик Михалыч, что нелегал, он и в России нелегал. Надо было не жалеть денег и времени, подобрать по Москве и области штук пять квартир. Было бы где отсидеться.
Я выгреб из одного тайника наличку, из второго – паспорт. Самый настоящий, с пропиской в городе Вязьме Смоленской области. Пересчитал денежку, получилось не так уж и много, максимум на пару месяцев жизни в столице.
Особенно с учетом того, что меня старательно искали, причем достаточно успешно. Один раз едва не сцапали. Хорошо еще, что я сам не пошел забирать вещи со съемной квартиры, а послал аборигена, мающегося похмельем.
Вы спросите, как можно разыскать в многомиллионном городе человека, внешность которого неизвестна? Вполне реально. Во‑первых, возраст, рост и телосложение пластической операцией не изменишь. Во‑вторых, если очень надо, то зацапают сколько угодно людей, внешне хоть как-то похожих, а потом лишних отпустят. Может быть.
Когда я понял, что несколько погорячился с возвращением, петля вокруг моей шеи уже затягивалась. Надо было срочно куда-то деваться, чтобы тихонько отсидеться.
Я позвонил по одному номеру, поговорил с автоответчиком. Тот сообщил, что абонент находится по делам в Европе и вернется никак не раньше чем через три недели. Второй номер я даже не стал набирать, потому что единственное убежище – это все равно что полное отсутствие такового.
Я загрустил, но тут-то мне в голову и пришла та самая мысль, на первый взгляд нелепая, как «Майн Кампф» на идиш, но при дальнейшем рассмотрении признанная не такой уж и дурной. Я решил годика на два-три устроиться на полный государственный пансион с надежной охраной и гарантированным трехразовым питанием, то есть загреметь на нары. Я подозревал, что такой дурости никто от меня не ожидал, так что могло и проканать.
Оказаться за решеткой в нашем обожаемом Отечестве так же просто, как дважды два об асфальт. Любой гражданин России, если он, конечно, не депутат, крупный чиновник или олигарх, запросто может очутиться в местах не столь отдаленных. Причиной отсидки станет любая чепуха, к примеру курица, сворованная вами у соседа, сопротивление властям в виде недостаточного восторга от получения дубинкой по почкам, физиономия собутыльника, слегка покорябанная вашими руками.
Если вы совершенно чисты перед законом, то не расстраивайтесь. Правонарушение или даже преступление вам заботливо придумают и тут же уговорят вас в нем сознаться. Был бы, как говорится, человек хороший, а уж без статьи его не оставят.
Что же касается вышеперечисленных категорий российских граждан, то у них с лишением свободы наблюдаются серьезные проблемы. И деньги-то они воруют в заоблачном количестве, и государственными секретами торгуют как семечками, и сограждан давят насмерть персональным транспортом на пешеходных переходах, а то и вовсе даже на тротуарах, один черт, в тюрьму попасть не могут. Ну никак.
Я заявился вечерком в третьеразрядное кафе на «Щелковской». Присел за столик, заказал и употребил. Повторил заказ и опять залил водочку в себя. Не столько, правда, выпил, сколько пролил на грудь, чтобы добиться нужной вони, ибо дури у меня и своей было просто в избытке.
Я внимательно осмотрелся и сразу наметил подходящих персонажей. Именно с ними меня в самое ближайшее время и должна была столкнуть судьба.
Это были здоровенный, мордатый, изрядно потасканный самец в коричневом костюме и тетка с фиолетовой физиономией и длинной рыжей косой толщиной в руку. Они успешно освоили бутылку водки, закусили это дело салатом оливье, ожидали горячего и вовсю радовались жизни. Кавалер что-то нашептывал даме на ушко, осваивал на ощупь ее выпуклости и впадины. Та визгливо хохотала, кокетливо прикрывая рот ладошкой.
– Эй, овца! – проорал я на весь небольшой зал. – Громкость убавь!
– Чего?! – Здоровяк обалдел от такой наглости.
Он достал руку из выреза на платье своей пассии, не торопясь поднялся на ноги, нелегкой походкой матросской подошел ко мне, ухватил за шиворот и выдернул из-за стола так же легко, как редиску с грядки. Этот милейший человек потряс меня как грушу, аж зубы клацнули, от души размахнулся, но вдруг прошептал: «Ой», согнулся и ухватился руками за ширинку.
Я от души добавил ему кулаком по загривку, потом приблизился к мадам, широко распахнувшей рот, явно собирающейся заверещать, и дернул ее за косу, да так, что та осталась у меня в руках. Потом я забрал со стола лакированную дамскую сумочку, обошел кавалера, валяющегося на полу и держащегося двумя руками за первичные половые признаки, и вернулся к своему столику.
Там я вытер трофейной шерстью лицо, взмокшее от неимоверных физических усилий, вытряхнул содержимое сумочки на стол и накатил еще водчонки. Потом я взял трофейный розовый мобильник со стразами и принялся названивать по номерам барышень, отличавшихся моральной подвижностью. Они были указаны в какой-то рекламной газетке, вывалившейся из той же сумочки. Я настойчиво приглашал девушек как можно скорее подъехать и насладиться жизнью в моем обществе.
Первыми, однако, подкатили менты. Они с ходу оценили обстановку и приняли единственно правильное решение. Стражи порядка уложили меня на пол мордой вниз, пару раз дали по заднице дубинкой, потом завернули ласты за спину, окольцевали, затолкали в машину с решетками и увезли.
В околотке меня забросили в камеру с двумя бомжами и чисто конкретным пацаном из Кызыла и забыли там. Часов через сорок менты вдруг вспомнили о моем существовании, извлекли из узилища и потащили на допрос.
– Ну так что, злодей? – Следак был бодр, деловит, одет не по зарплате и явно с серьезного бодуна. – Влип?
– Получается, что да, – чистосердечно сознался я. – А что было-то?
– Много чего разного, – пояснил тот, поблескивая красными, как у графа Дракулы, глазками. – Скажи лучше, на фига ты у тетки шиньон оторвал? – Он достал из ящика стола пачку сигарет, закурил и любезно угостил меня.
– Какой еще шиньон? – обалдел я. – На хрена он мне сдался?
– Тебе виднее, – сказал следак и с удовольствием рыгнул, заполнив помещение мощным запахом перегара.
– Что теперь со мной будет?
– Значится, так. – Следователь извлек из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую флягу и сделал пару глотков. – На волю хочешь?
– Еще как хочу, – почти искренне ответил я. – А что для этого надо?
– Сущие пустяки, – отмахнулся служитель закона. – Пару штук тому мужику на поправку органов. Трешку той козе. – Он хмыкнул. – Извини, на меньшее не соглашается, уж очень она на тебя обижена. Два плюс три получается…
– Пять, – поспешил я продемонстрировать собственную умность.
– Ответ неверный. – Следак явно лучше меня выучился арифметике в школе, конечно, милицейской. – Получается ровно десять штук.
– В баксах?
– Да уж не в шекелях. – Он бросил на стол навороченный мобильник. – Срок – двадцать четыре часа, время пошло. Звони.
– Некому, – с горечью признался я. – Друзья на мели, бывшая ни гроша не даст, наоборот, приплатит, чтобы закрыли. Мать на пенсии.
– Ну и хрен с тобой. – Следователь тут же потерял ко мне всяческий интерес, извлек из портфеля стопку бланков, достал из кармана самый настоящий «Паркер». – Приступим, помолясь. Фамилия, имя, отчество?
Я обхватил забубенную головушку руками и застонал в голос, старательно входя в роль по системе Станиславского. Это у меня вполне получилось.
Ничего страшного, срок дадут чисто символический, наверняка отправят на общий режим. Как-нибудь проживу. Скорее всего, очень даже неплохо. Потому что… но об этом после.
– А условно никак нельзя? – спросил я с надеждой на отрицательный ответ.
– Сам же сказал, что бабок нет, – равнодушно отозвался следак.
Потом он пододвинул ко мне листы, извлек из портфеля и бросил передо мной на стол старенькую, обгрызенную шариковую ручку, ткнул пальцем.
– Вот здесь: «С моих слов…» – Служитель закона дождался, пока я подпишу бумаги, встал и двинулся к выходу.
– А сколько мне дадут? – жалобно пропищал я вслед.
– От двух до пяти, – не оборачиваясь, бросил он.
Следак как в воду смотрел. Прокурорша, тощая злобная тетка предпенсионного возраста, требовала как минимум пятерик ввиду особой наглости и циничности совершенного преступления. Казенный адвокат что-то гундосил о демократии и трудном детстве своего подзащитного. Сам подсудимый, то есть я, сморкался, пускал слезу и ныл, что больше не будет.
Судья, толстенный, красномордый, обильно потеющий мужик в засаленной мантии не по размеру, слушал всех нас без особого внимания.
– Три года в колонии общего режима, – пропыхтел он, и полетел я белой птицей в казенный дом на отсидку.
О проекте
О подписке