И только после этого решился взглянуть в лицо сидящей. Взглянул и замер, будто околдованный: он смотрел не в глаза, нет – в два огромных бездонных озера цвета такой пронзительной синевы, какой ему раньше никогда не доводилось видеть. Заворожённый, вдруг обмякший, он не сразу понял, что она ему ответила. И только спустя какое-то время – очень долгое, как ему показалось, он услышал шум прибоя её голоса:

– Вы мне кажетесь очень приличным молодым человеком, хотя немного и невоспитанным – вы не поздоровались.

Она сделала небольшую паузу, но, так и не дождавшись «Здравствуйте», продолжила как ни в чём не бывало:

– А коли я в вас не ошибаюсь, то могу дать вам одну книгу просто под честное слово, что вы её вернете. Так вас устроит?

Тут Эрнесто обрел дар речи, но так как хотел сказать «Здравствуйте» и «Да, устроит» одновременно, то получилось что-то вроде: «Здраустроит».

Девушка от таких слов вдруг звонко-звонко рассмеялась и спросила у него:

– Вы сами хотите что-нибудь выбрать или вам предложить книгу?

Эрнесто снова смешался и хотя на этот раз смеха у нее не вызвал, зато заслужил улыбку. Потом, видимо сочтя его молчание за согласие на её выбор, девушка быстро-быстро упорхнула куда-то между книжных стеллаже, и вернулась с потрепанным томиком. Протянула ему со словами:

– Такая вас устроит?

Он взглянул и не смог скрыть своего разочарования. Владислав Крапивин «Сказки Севки Глущенко» – было написано на обложке.

Стоило ли идти во «взрослую» библиотеку для того, чтобы взять одну из тех книжек, что стоит на полках детской?!!

От девушки не ускользнуло его разочарование.

– Не любите Крапивина? – поинтересовалась она.

И прозвучало это как-то настолько по-девчоночьи ехидно, что он понял: она думает, что он в глаза не видел книг этого автора, и его смутило слово «Сказки». А волна гнева, всегда предательская, на этот раз помогла обрести ему полноценный дар речи.

– Крапивина я не могу любить или не любить, потому что не знаком с ним, а вот книги его я не люблю…

– Можно поинтересоваться почему? – вставила она, но могла бы уже не стараться – Эрнесто понесло. Позже он жалел об этом своём монологе, потому что многие книги Крапивина любил и перечитывал по нескольку раз.

Но в тот момент собственная речь казалась ему просто неотразимой.

– Герои Крапивина слишком правильные. Они так же искусственны, как и мир, в котором живут. Но самое ужасное в том, что и они сами, и этот мир, обладают некоторыми чертами реальности, которые Владислав Петрович пишет так ярко, что в них поневоле начинаешь верить. И тогда реальные дети и реальный мир кажутся более блёклыми, более несовершенными…

Сказал – и замолчал, ожидая, что же последует за этой его тирадой. Девушка-библиотекарша повела себя необычно: как-то необыкновенно прищурив свои огромные глазища, она поинтересовалась:

– И какие же книги ты считаешь более реалистичными?

Эрнесто смешался на секунду, но тут же нашёлся:

– Не знаю как насчет «книг», но одну такую книгу я знаю точно. «Над пропастью во ржи».

Имя автора (американца что ли?) у него начисто вылетело из головы, и он, с жутким предчувствием того, что сейчас опростоволосится, замолк.

Но девушка вовсе не собиралась его экзаменовать.

– О! – сказала она только.

И немного помолчав, добавила:

– Коли ты читаешь Сэлинджера, то пожалуй тебе стоит предложить что-нибудь серьезное.

И вновь упорхнула к своим стеллажам.

Он с облегчением вздохнул и с нетерпением стал ожидать, что же она ему принесет. И вновь его ждало разочарование: она принесла потрепанный томик, на обложке которого не было даже названия книги. Только автор: Оноре де Бальзак.

– Читал? – спросила.

Он честно покачал головой – не читал.

– Бери, – разрешила она царственным жестом. – За сколько прочтешь?

– За ночь! – ответил он.

«Ой ли…», – привиделось ему в её глазах, но на словах она сказала совсем другое:

– За ночь не нужно, глаза испортишь. Пусть будет через три дня, не раньше. Но и не позже! Хорошо?

– Слово! – ответил он серьезно.

…Выскочив из библиотеки, он побежал домой. Все его чувства были переболтаны в каком-то немыслимом коктейле: то он вспоминал, что не только сам забыл представиться, но и не спросил, как зовут эту девушку (почему-то ему не нравилось слово «библиотекарша», и он твердо решил никогда её так не называть), то вдруг некстати вспомнилась контрольная, которую придется переписывать… Контрольная! Он же сбежал из школы и не вернулся, а значит теперь все подумают, что он струсил!

Резко развернувшись, он во весь дух припустил в обратную сторону, сжимая в руке томик Бальзака, которого почему-то не стал класть в школьную сумку.

– Куда-то торопишься? – остановил его знакомый голос.

Откуда-то сбоку шёл Валька в компании одноклассников. У Эрнесто ноги почему-то сразу перестали бежать, а сердце заколотилось быстро-быстро. Он хотел что-то ответить, но горло стало сухим, и ответить не получилось.

И тут Валька вновь соригинальничал: отделившись от приятелей, он пошёл было в его сторону, но неожиданно остановился, махнул рукой (типа «ну его») и вернулся к ним назад.

Эрнесто был потрясен. В другое время он даже возможно счёл бы поступок Вальки оскорбительным. В другое время… но не в этот день. Тогда же он осознал только главное: драки не будет не по его вине, и побежал с книгой домой.

И вот с тех пор прошло несколько месяцев, в течение которых Эрнесто каждые два-три дня брал новую книгу «под честное слово». Девушка, которую, как оказалось, зовут Ирина Георгиевна, ввела его за руку в совершенно особенный мир Ги де Мопассана и Гюго, Булгакова и Фаулза, Пикуля и Ремарка, Андахази и Переса-Реверте, Ван Гулика и Мураками… И каждый раз, давая ему новую книгу, она спрашивала: «Когда сможешь её вернуть?», а он обычно отвечал: «Послезавтра», или к примеру: «В понедельник». Она шутливо спрашивала: «Слово?», а он очень серьёзно отвечал: «Слово!». И ни разу ещё не нарушил им же самим установленного срока.

За этой, скрупулезно им соблюдаемой, добросовестностью скрывалась, конечно же веская причина: ему не всегда были понятны предложенные ему книги, и не всегда он их умел осилить до конца, но зато всегда, абсолютно всегда ему хотелось возвращаться и вновь тонуть в этих бездонных голубых озёрах её глаз, которые еженощно врывались в его сны, особенно под утро. К тому морозному предрождественскому дню, когда он обманул отчима, Эрнесто уже просто не мог представить своей жизни без Ирины Георгиевны.

* * *

…Идти было не так уж и далеко – две автобусные остановки – но в такой мороз привычная дорога стала для него сущим мучением. Он даже решил было дождаться автобуса, но, глядя на заиндевелую толпу ожидающих, предпочёл всё же идти пешком.

А когда добрался, звеня застывшими ногами и предвкушая, что его подвиг будет оценён, он уперся лбом в закрытую дверь. Подёргал – та не открывалась. В отчаяньи начал стучать. Наконец открыл какой-то пожилой дядька – сторож, судя по всему – и сказал ему строго:

– Чего стучишь-то? Не работаем сегодня.

– П-почему? – выдавил он из себя побелевшими от холода губами.

– Как почему? – удивился тот. – Мороз вона какой, трубы тута полетели!

Ещё немного поворчав, сторож ушел, а Эрнесто так и остался стоять на морозе: огорчённый, почти плачущий.

Казалось бы: ну что тут такого? Можно прийти и в другой день. Но осознание бессмысленности своего подвига и обмана отчима, напрасности усилий, которые им были затрачены на этот поход, никак не отпускали. Ко всему прочему – еще и замёрз страшно.

Домой возвращаться решительно не хотелось – и он пошел в школу, в надежде, что она открыта, несмотря на предупреждение об отмене занятий.

…Школа и впрямь оказалась открытой, хотя и почти пустой.

Гардеробщица тетя Наташа, всегда строгая, сегодня его встретила почему-то очень тепло:

– Еще один герой явился, – сказала она, и отправила его в столовую – пить горячий чай.

Оказалось, что ещё около десятка мальчишек и девчонок из разных классов пришли-таки на занятия. Уроки отменили, но пришедших не выгоняли домой: сначала поили чаем, так же, как Эрнесто, а потом отправляли в мастерские, где девчонки вырезали из бумаги к празднику снежинки, а парни мастерили что-то под руководством любимого всеми трудовика Ван Ваныча. В мастерских было тепло и уютно почти по-домашнему, все весело делились впечатлениями о том, как добирались сегодня до школы, и у Эрнесто немного отлегло от сердца, но мастерить ничего не хотелось, и он заглянул в спортзал.

Там он увидел одинокую фигурку, которая раз за разом кидала в баскетбольную корзину мяч. Узнал Вальку и в некоторой нерешительности замер.

– Чего стоишь-то? – раздался его голос. – Давай заходи, раз пришел.

Больше ни о чем не разговаривая, они начали по очереди кидать мяч: сначала просто так, а потом «на очки». Валька, как всегда очень точный, ни разу не проиграл.

Потом он неожиданно и словно не в тему спросил в лоб:

– Случилось что-то у тебя?

У Эрнесто был позыв рассказать ему всё как есть, но он сразу же понял: не сумеет он всё рассказать так, чтобы понятно было. Врать тоже не хотелось, поэтому он ответил коротко:

– Обещал сегодня книгу вернуть человеку, а не получилось.

Валька помолчал, размышляя, а потом уточнил:

– Девчонке обещал?

Эрнесто кивнул.

Валька вновь задумался, а затем выдал:

– Так занеси ей домой. Удивится, конечно, но так даже лучше будет.

На секунду в глазах Эрнесто вспыхнул отчаянный огонек надежды, но тут же потух.

Он покачал головой:

– Не знаю я, где она живет…

И тут же неожиданно вспомнил, что случайно это знает! Однажды она при нем объясняла кому-то по телефону: «Маяковского, 54, квартира 82. Пятый этаж». Теперь это всплыло откуда-то из глубин памяти.

И он засиял.

* * *

По-хорошему стоило бы сначала зайти домой и переодеться во что-то более теплое – до улицы Маяковского добираться было много дальше, чем до дому, да и отчим уже наверняка рвал и метал, потеряв его… Но, здраво взвесив все обстоятельства, Эрнесто рассудил: если зайдёт домой, то вряд ли оттуда вновь сумеет вырваться без скандала. А ещё он побоялся, что не решится на это предприятие, если начнёт долго о нем раздумывать. Поэтому он поступил просто: оделся и вынырнул вновь на мороз с твёрдым намереньем не отступать от задуманного.

…У подъезда девятиэтажки он от холода едва богу душу не отдал, но всё никак не мог заставить себя позвонить по домофону в нужную квартиру. Выручила какая-то тетка, вышедшая из подъезда.

Понемногу оттаивая, Эрнесто медленно, ступенька за ступенькой, поднялся на пятый этаж и застыл перед дверью, вновь не в силах заставить себя позвонить. Стоял довольно долго, пока откуда-то снизу не донеслись шаги: кто-то поднимался. И тогда он набрался храбрости, и нажал кнопку звонка.

…Дверь в другой мир открывается всегда неожиданно: за ней оказалась вовсе не Ирина Георгиевна, а какой-то парень с длинными волосами. Смешавшись и сообразив уже, что скорее всего неправильно запомнил адрес, Эрнесто попятился, но парень не выказал никакого удивления и сказал: «Проходи и закрывай дверь», а затем куда-то исчез.

Вешалка в прихожей была плотно завешана куртками, на полу уже имелась целая куча обуви, а из глубины квартиры слышна была негромкая мелодичная музыка и голоса людей.

Нерешительно стянув куртку, он пристраивал ее на вешалку, когда из комнаты выпорхнуло какое-то новое создание: нечто воздушное, порхающее и с сигаретой в руке.

– О, какой замерзший чувак, – произнесло оно и исчезло, чтобы буквально секунду спустя вернуться вновь с кружкой.

Жидкость, которую Эрнесто непроизвольно хлебнул, оказалась винно-горячей, и у него немедленно закружилась голова. Уже почти забыв, зачем сюда пришёл, он шагнул в комнату и увидел там много людей, сидевших прямо на полу, который был застелен ковровым покрытием. У большинства в руках были кружки с такой же жидкостью, как и у него, некоторые курили сигареты. Чувствуя себя неловко стоящим там, где все остальные сидят, он тоже опустился на пол и тут же почувствовал себя лучше: он как бы стал частью всего здесь происходящего на равных с остальными. И в этот момент он увидел её: она сидела к нему вполоборота, так и не заметив незваного гостя.

…Все о чём-то негромко разговаривали, но как раз в это время замолкли, глядя на Ирину Георгиевну. А та сидела задумчивая посреди комнаты и вертела в руках кружку.

Потом начала говорить:

– Мне достался тост пятый по счету. И я хочу выпить за вас, дорогие друзья.

Кое-кто уже отхлебнул, но она продолжала:

– Иногда я задаюсь вопросом, почему я так люблю гостей. Почему у меня всегда есть в холодильнике водка, которую я никогда не пью, и сало, которое я никогда не ем? Почему есть сигареты, которые я не курю, почему у меня не одна зубная щетка, а несколько? Вы – воздух в моем шаре, вино в моей бутылке, табак в моей сигарете… Знаете, мне кажется, что без вас я пустая внутри, как матрёшка. Оболочка без содержания. Поэтому я и хочу выпить за вас!

И тут Эрнесто словно со стороны услышал собственный голос:

– Неправда, вы совсем не пустая. Просто вы не знаете об этом, вот и заполняете себя чем попало сверх всякой меры.

Все обернулись к нему с удивлением, а он не видел ничего, кроме её огромных глаз. Поднявшись, он сделал то, о чем мечтал уже давно – приблизился к ним вплотную, он сказал:

– Я люблю вас.

И эти бездонные глаза вдруг часто-часто заморгали и вдруг наполнились слезами, а со всех сторон – и это было для Эрнесто полнейшей неожиданностью – раздались аплодисменты.

* * *

Наша семейная легенда гласит: папа не позволил маме отказать ему. Не помешали ни разница в возрасте, ни прочие бесчисленные аргументы. Рождество они встречали вдвоём, а как только папе исполнилось восемнадцать, они поженились.

А теперь, по традиции нашей семьи, пятый тост всегда поднимает мама. И всегда пьёт за папу и за нас с Ленкой тоже. Скоро, я думаю, ещё внуков начнёт поминать…