Читать книгу «Битва за Украину. От Переяславской рады до наших дней» онлайн полностью📖 — Александра Широкорада — MyBook.
image

Глава 2. Куда исчезло малороссийское дворянство?

Тем не менее после Люблинской унии 1569 г. подавляющее большинство князей, бояр и дворян на территории ВКЛ были русскими, говорили и писали по-русски и являлись ревнителями православия. Среди них встречаются столь знаменитые фамилии, как Вишневецкие, Острожские и др. Даже бандюган Александр Лисовский в молодые годы исповедовал православие.

Напомню, что кодекс законов ВКЛ – Литовский статут 1528, 1566 и 1588 гг. – был составлен на русском языке. И лишь последний вариант 1588 г. перевели на польский.

Но вот Екатерина Великая присоединяет к России Правобережную Малороссию и Белоруссию, и там она с удивлением обнаруживает хлопов – православных и униатов, говорящих на диалектах русского языка, и дворян – исключительно поляков-католиков. А куда же делись тысячи русских дворян? Может, поляки поголовно всех вырезали? Увы, никакой резни не было. Поляки и заезжие иезуиты соблазнили русское дворянство, и за первую половину XVIII в. русские князья, бояре и дворяне полонизировались на 99 %.

Почему же это произошло? Тут, несомненно, сыграли роль и притеснения православных дворян, проводимые польскими властями, а главное то, что ляхи предложили просвещение, политическую свободу, вольности обычаев и нравов. Не последнюю роль сыграл и секс.

Рассмотрим все по порядку. С притеснениями православной шляхты все понятно – запрет на занятие многих должностей, препятствия в карьере тем, кто служил королю или в выборных органах, лишение ряда привилегий, данных католической шляхте, дополнительные налоги и подати и т. д.

Замечу, что речь идет не только о «мрачном Средневековье». В октябре 1766 г. на сейме глава польской католической церкви епископ Солтык официально заявил, что «религиозная разность вредна для государства, и потому он ни за что не даст своего согласия на такое нечестивое дело, как расширение диссидентских прав. “Если бы я увидел отворенные для диссидентов (то есть православных. – А.Ш.) двери в сенат, избу посольскую, в трибуналы, то заслонил бы я им эти двери собственным телом, пусть бы стоптали меня. Если бы я увидел место, приготовленное для постройки иноверного храма, то лег бы на это место, пусть бы на моей голове заложили краеугольный камень здания”»[10].

Ну а теперь от системы принуждения перейдем к методам совращения дворянства. Начнем с просвещения. Культурный уровень домонгольской Руси был намного выше, чем в Польше. Речь идет и о просвещении, и о литературе. Замечу, что первые польские литературные произведения относятся ко второй половине XIII в.

Однако татаро-монгольское нашествие, а также культурная и экономическая блокада Руси, осуществленная на севере – шведами, на западе – поляками, а на юге – татарами, а позже – турками, существенно замедлили развитие науки и искусства в Московском государстве. Замечу, что немалую роль в этой блокаде сыграл и Рим. До нас дошло множество папских булл (посланий) к шведам, ганзейцам и полякам с призывами не пропускать из западных стран к схизматикам товары, книги, мастеров и ученых.

Конец XV и XVI в. в Западной Европе – время Великих географических открытий, эпоха Возрождения в искусстве и резкий скачок в науке и технике. Все западные новшества свободно попадали в Речь Посполитую и с огромным трудом – в Московию.

Еще в 1400 г. в Кракове был открыт университет (академия). При короле Стефане Батории просвещение в Речи Посполитой оказывается в руках иезуитов. Отцы иезуиты в 1570 г. открывают в Вильно коллегию (школу), которая в 1578 г. королевским указом была преобразована в университет (академию) и уравнена в правах с Краковским университетом.

Замечу, что против этого преобразования категорически выступали высшие должностные лица Великого княжества Литовского – канцлер Николай Радзивилл Рыжий (кальвинист) и вице-канцлер Евстафий Волович (православный). Они-то прекрасно понимали, что цели иезуитов – не просвещение польского юношества, а насаждение католической реакции.

В 1579 г. иезуиты основали коллегию в Полоцке, а в 1582 г. – в Риге.

Иезуиты «всецело захватили воспитание юношества в свои руки. Им давали своих детей не только католики, но и разноверцы, в том числе и православные, а они делали их горячими приверженцами латинства, преданными и послушными своими слугами. Под влиянием иезуитов знатные диссидентские и православные фамилии начали быстро переходить в лоно католической церкви. Как легко и быстро в первой половине XVI века польско-литовские паны принимали Реформацию, так теперь легко они обращались к Риму и оставляли свои протестантские воззрения. Католическая реакция росла все больше и больше; католичество усиливалось и торжествовало над своими врагами»[11].

Православному священнику Беднову вторит еврейский историк Илья Левит: «Но с конца XVI века православное дворянство стало исчезать, особенно быстро этот процесс пошел в первой половине XVII века. Это явление связывают с деятельностью иезуитов. С конца XVI века знаменитый орден начинает активно действовать в Речи Посполитой. Целью иезуитов было вернуть в католичество протестантов (их в то время развелось довольно много) и распространить свет католической веры на православных. Для этого они, за редким исключением, не употребляли насилия… Их главным оружием стали школы (как и в других странах). В православных районах иезуиты основали десятки школ, а в Вильнюсе даже университет. Школы их имели два достоинства. Во-первых, они были бесплатными. Получая щедрые пожертвования во всем мире, орден мог не брать регулярной платы за учебу. (Родители, если хотели, могли приносить добровольные дары деньгами или продуктами.) Для небогатой шляхты это было важно. Во-вторых, иезуитские школы по тому времени были бесспорно хороши, что признавал даже враг иезуитов и большой знаток тогдашней педагогики Ян Амос Каменский. Из этих школ люди выходили прилично образованными. Особенно ценилось знание латыни. Это тогда был признак культурного человека, как, скажем, в XIX веке – знание французского языка»[12].

А вот мнение поляка Фаддея Булгарина: «Почти вся Литва и лучшее Литовское шляхетство было православного греческого исповедания; но когда не только православных, но даже униатов отдалили от занятия всех важных мест в государстве и стали принимать в католическую веру знатную православную шляхту – пожалованием старост, ленных и амфитеугических имений, и когда в присутственные места, в школы и в дворянские дела вообще ввели польский язык, все литовское шляхетство мало-помалу перешло к католицизму. При Сигизмунде III и наша фамилия перешла в католическую веру и получила несколько имений под различными титулами…

Итак, первая и главная, а лучше сказать, единственная радикальная причина упадка Польши была власть иезуитов, истребивших истинное просвещение и укоренивших в умах нетерпимость. Вторая причина, следствие первой, была слабое правление избирательных королей (после Ягеллонова рода), а особенно последних королей Саксонского дома»[13].

В коллегиях или университетах юные русские шляхтичи оказывались в окружении толпы сверстников, в совершенстве овладевших польским языком, знакомились с родней однокашников-католиков.

Юные польки были куда более раскованны и фривольны, чем православные шляхтянки. В итоге повсеместно заключались смешанные браки, причем венчание обязательно проводилось по католическому обряду и жениху приходилось переходить в латинскую веру.

Главное, что иезуитские коллегии и университеты прививали презрение к православным людям – как к хлопам, так и к дворянам и попам. Во врата коллегии входили православные юноши, а выходили католики, считавшие всех православных невежественными схизматиками.

«Речь Посполитая» буквально переводится как «власть народа», то есть республика. Какой же народ правил в сей республике?

«В Польше искони веков толковали о вольности и равенстве, которыми на деле не пользовался никто, только богатые паны были совершенно независимы от всех властей, но это была не вольность, а своеволие. Даже порядочная и достаточная шляхта должна была придерживаться какой-нибудь партии, т. е. быть под властью какого-нибудь беспокойного магната, а мелкая шляхта, буйная и непросвещенная, находилась всегда в полной зависимости у каждого, кто кормил и поил ее, и даже поступала в самые низкие должности у панов и богатой шляхты, и терпеливо переносила побои, – с тем условием, чтобы быть битым не на голой земле, а на ковре, презирая, однако ж, из глупой гордости, занятие торговлей и ремеслами, как неприличное шляхетскому званию. Поселяне были вообще угнетены, а в Литве и Белороссии положение их было гораздо хуже негров»[14] – таков ответ шляхтича Булгарина.

Я уточню – «вольности» были привилегией лишь магнатов. Что мог позволить себе богатый пан? Все! Да, да, я вовсе не преувеличиваю. Пан, разумеется, католик, мог делать все что угодно. Например, русский боярин и при Иване Грозном не мог убить своего холопа, а в Уложении царя Алексея Михайловича 1649 г. за это ему светили суровые статьи. А вот пан мог крестьянина повесить, посадить на кол, подвесить на крюке за ребро, короче, делать все, на что у него хватит фантазии.

За реальные и мнимые грехи мужика паны в XV–XVIII вв. садистски расправлялись с их женами и детьми. Так, любимой забавой шляхтичей было резать женщинам «сосцы» (груди). А. С. Пушкин цитировал документ XVII в.: «Казнь оная была еще первая в мире и в своем роде, и неслыханная в человечестве по лютости своей и коварству, и потомство едва ли поверит сему событию, ибо никакому дикому и самому свирепому японцу не придет в голову ее изобретение; а произведение в действо устрашило бы самых зверей и чудовищ.

Зрелище оное открывала процессия римская со множеством ксендзов их, которые уговаривали ведомых на жертву малороссиян, чтобы они приняли закон их на избавление свое в чистцу, но сии, ничего им не отвечая, молились Богу по своей вере. Место казни наполнено было народом, войском и палачами с их орудиями. Гетман Остраница, обозный генерал Сурмила и полковники Недригайло, Боюн и Риндич были колесованы, и им переломали поминутно руки и ноги, тянули с них по колесу жилы, пока они скончались; Чуприна, Околович, Сокальский, Мирович и Ворожбит прибиты гвоздями стоячие к доскам, облитым смолою, и сожжены медленно огнем; старшины: Ментяй, Дунаевский, Скубрей, Глянский, Завезун, Косырь, Гуртовый, Тумарь и Тугай четвертованы по частям. Жены и дети страдальцев оных, увидя первоначальную казнь, наполняли воздух воплями и рыданием; скоро замолкли. Женам сим, по невероятному тогдашнему зверству, обрезавши груди, перерубили их до одной, а сосцами их били мужей, в живых еще бывших, по лицам их, оставшихся же по матерям детей, бродивших и ползавших около их трупов, пережгли всех в виду своих отцов на железных решетках, под кои подкидывали уголья и раздували шапками и метлами.

Они между прочим несколько раз повторяли произведенные в Варшаве лютости над несчастными малороссиянами, несколько раз варили в котлах и сжигали на угольях детей их в виду родителей, предавая самих отцов лютейшим казням»[15].

А вот деловой документ – донесение царю белгородского воеводы: «Их (казаков. – А.Ш.) крестьянскую веру нарушают и церкви божие разрушаются, и их побивают и жен их и детей, забирая в хоромы, пожигают и пищальное зелье, насыпав им в пазуху, зажигают, и сосцы у жен их резали, и дворы их и всякое строение разоряли и пограбили»[16].

Патологическая жестокость польских панов нисколько не мешала им твердить на весь мир о варварстве московитов.

В России смертная казнь была отменена в 1741 г. императрицей Елизаветой Петровной. Екатерина II ввела смертную казнь, но число казней можно пересчитать по пальцам. А вот квалифицированной казни с 1741 г. в «варварской» России не было ни одной.

Замечу, что в Европе виновных в столь зверских убийствах, какие творили просвещенные паны, уже в XIX в. до суда отправляли на психологическую экспертизу. Ну а сейчас, в XXI в., паны-садисты – герои польского эпоса.

А теперь перейдем к прочим «шляхетским вольностям». Так, любой пан со времен королей Пястов и до 1815 г. мог сформировать частную армию. Численность ее зависела исключительно от содержимого кошелька оного пана. Пан мог вооружить ее артиллерией, как полевой, так и осадной. Мог устроить орудийный завод в своем поместье. Паны строили крепости, иной раз даже приглашая для этой цели французких инженеров, которые считались тогда лучшими в мире фортификаторами.

Из какого же контингента составлялись частные армии? В первую очередь из голозадой голодной шляхты. При необходимости магнат мог любого хлопа произвести в шляхтичи. В этнической Польше и в Малороссии в XV–XIX вв. существовали десятки еврейских контор, где за небольшую сумму могли состряпать любую родословную, причем на самом высоком техническом уровне.

При необходимости в частные армии нанимались иностранцы, в первую очередь немцы. В XVII–XVIII вв. у панов большим спросом пользовались драгуны, дезертировавшие из русской армии.

Если польский король объявлял войну иностранному государству, то каждый пан был волен участвовать или не участвовать в ней. Несколько раз в XVI–XVIII вв. польский сейм объявлял, что Речь Посполитая нейтральна, это, мол, польский король ведет свою частную войну.

Ну а если заведомый агрессор вторгся в Польшу? То и тогда пан имел право решать, за кого воевать – за неприятеля или за своего короля.

Вторжение неприятеля в польские пределы – немцев, шведов, русских – почти всегда приводило к междоусобице панов, воевавших между собой. Вот, к примеру, сейчас белорусские националисты любят говорить о «геноциде белорусского народа», совершенном русскими войсками в 1654–1655 гг. Утверждают, что «русские варвары» убили половину населения современной Беларуси. Причем откуда взята эта цифра, нам никто не говорит. Так что эти 50 % – сплошная липа. Тем не менее война была чрезвычайно кровавая. При этом русские войска без особых потерь заняли западные районы Речи Посполитой, а местные паны в большинстве своем принесли присягу царю Алексею.

Но вот несколько месяцев спустя многие паны решили вернуться назад, к своему «крулю». Началась отчаянная война между польскими подданными и русскими подданными панами. И тем и другим было плевать и на «круля», и на царя. Драка шла за земли, замки и хлопов. В довершение всего в Белоруссию хлынули многие тысячи казаков Хмельницкого, тоже, кстати, бывшего подданного Речи Посполитой. В этом междусобойчике было убито во много раз больше людей, чем в сражениях между регулярными русскими войсками и королевской армией.

Мне до сих пор не удалось встретить ни одного случая, чтобы польские короли в XVII–XVIII вв. казнили хоть одного знатного пана за участие в войне на стороне иностранного государства. Знатных панов начали казнить лишь с конца XVIII в. в ходе восстаний против «русских поработителей».

Формально в Речи Посполитой имелись суды, которые должны были судить шляхту. Но подавляющее большинство панов «плевали на них с высокой колокольни». Даже наш «эмигрант» Андрей Курбский быстро сориентировался и стал игнорировать судебные решения. Мало того, публичное издевательство над польской Фемидой в XVII–XVIII вв. стало модным. Так, некий пан Самуил Лящ (Лащ) за убийство шляхтичей, изнасилование их жен и дочерей, захваты имений был приговорен польскими судами 236 раз к баниции (изгнание из страны) и 37 раз к инфамии (лишение чести). Приговоры тогда писали на пергаменте. Не лишенный юмора пан Лящ собрал приговоры и велел сшить из них себе кафтан. В оном кафтане Лящ появился в Кракове на балу у короля и даже сетовал дамам, что-де кафтан у него коротковат.

Итак, шляхта могла сама решать, на чьей стороне ей воевать в случае конфликта между Польшей и иностранным государством. Ну а если король и сейм заключали мир с соседней державой? Ну, тогда пан мог вести свою частную войну. О частных войнах панов с Россией в XVI – начале XVII в. я писал в нескольких монографиях[17]. Ну а внутри страны вести частные войны сам Бог велел! И вот столетия паны жили «по понятиям».

Обратим внимание, поводом же ко всем казацким война XVI–XVIII вв. в Малороссии становился очередной панский беспредел.