Часть 19

Встав на ноги и оправившись, деканша гордо прошествовала к стеклянным дверям, ведущим на балкон, остановилась, развернулась и, нахмурившись, посмотрела на меня.

– Так откуда ты, человек, знаешь тайное искусство высших эльфов? – сурово спросила она.

Было у меня большое желание ответить: «От верблюда», – но я сдержался. Ведь, если подумать, рукопашный бой в этом мире как минимум у нас в империи развит откровенно слабо, а потому вот такие «пируэты» вполне тянут на звание «тайное и непобедимое искусство». Как против мужичья, привыкшего к простому мордобитию, так и против аристократов, которые вообще на кулачках махаться считают зазорным.

Так что подобный интерес вполне понятен.

– Не то чтобы я его «знал», – усмехнулся я. – Просто у меня первая жена тоже эльфа. Вот и насмотрелся на вашу национальную акробатику. Скажу честно, лично меня с боевой точки зрения ваша нара’энала не впечатляет…

Девушка задумалась на секунду, потом словно что-то вспомнила и, подавшись вперёд, спросила:

– Твоя жена… случаем не та студентка, которую по блату пропихнули… э… как там было-то… О! Тиасель Нимна? Она вроде бы единственная эльфа на курсе…

– Она родимая, она…

Деканша вдруг поморщилась и презрительно фыркнула.

– М-дам… Осталось только понять, как это зверушка умудрилась выучить нара’эналу… Кто, интересно, пошёл на такое вопиющее нарушение и научил её тайным приёмам?

– Чего? – слегка опешил я. – Какая ещё «зверушка»?

– Ну… твоя лесная эльфийка! – всё ещё задумчиво декан.

– С чего это она «лесная»? – вздёрнул я бровь. – Она такая же как ты. Высшая!

– Как я? Высшая? Ха! – фыркнула девушка, быстро распаляясь. – Я не буду спрашивать тебя, как ты узнал про мою расу, всё-таки дядя ты умный и явно начитанный, но та девица тебя точно вокруг пальца обвела! Ай’мен-эльдару она… знаем мы таких высших!

Эльфа ещё с минуту ходила туда-сюда по кабинету, размахивая руками и что-то бубня себе под нос на родном языке, поглощённая собственными мыслями. Я не мешал, дождавшись, когда она, наконец, вспомнила обо мне и, с тяжёлым вздохом устроившись в своём рабочем кресле, заговорила менторским тоном.

Пришлось выслушать коротенькую лекцию на тему «Все очень нехорошие, одна я д’Артаньяниха!» Не знаю уж как там на другой стороне континента у родственников Тиасель дела обстоят, об этом у неё спрашивать нужно, но вся наша высшая эльфятина оказалась поголовно с прибабахом на почве расовой чистоты и постоянного планирования нового мирового порядка, где на вершине мира, конечно же, будут стоять именно они. А если конкретно, то наш небольшой ромарский анклав этих гордых ушастых разумных.

В общем, что-то там, связанное с полумифическим государством Единой Джамахерией Эльфийского Рейха, существование которого историками доказано не было, но как осколки его вроде как аристократии высшие эльфы верили в него, как и в то, что под их рукой вернётся всеобщее процветание и благоденствие.

Естественно, это я так переиначил для себя длинное труднопроизносимое название той сказочной страны, в котором слова «свет» и «порядок» повторялось раза три, если не больше.

Так что, как оказалось, родичи Тиасель и Эрунвиэль, пообщавшись с представителями других рас, обычно сразу руки бегут мыть, точнее, умываться, потому как низшие, вроде людей, «туманят их взор».

Себя же девушка называла счастливым исключением, подтверждающим правило, потому как в глубоком ушастом детстве была похищена во время набега дроу и продана за три килограмма соли ордену «Грифона». Так что выросла она среди людей в Академикуме, который покидала очень редко, будучи фактически приёмной дочкой у всех бывших деканов Мемодри. Этакий переходящий кубок, который и занял в результате место последнего из них.

– Так что, прости меня, Эсток, – закончила она монолог. – У меня нет желания лезть в твою личную жизнь и тем более портить ваши отношения с супругой, тем более что я знаю, как высоко вы, человеческие мужчины, цените эльфийских женщин, хотя и не можете отличить крокодила от красавицы. Но если это она сказала тебе о том, что происходит из высших эльфов, то я обязана вмешаться! Для твоего же блага!

– М-да… – вздохнул я, поскрипывая стулом. – А сама-то откуда ногомашества национальные знаешь и всё остальное про твой народ, если выросла в Академикуме?

– Когда мне исполнилось девяносто лет, лорд Вартиус, тогдашний глава факультета, привёл мне наставника из Анклава, который здесь со мной, собственно, и занимался. Уж не знаю, чего это ему стоило… – пожала плечиками эльфа. – Закончив обучение, эддан Эммаладиваль хотел, чтобы я ушла с ним, но я отказалась… Так что, сам понимаешь, мне очень интересен тот ренегат, который решился научить лесную эльфу тайному боевому искусству.

– Вот же ты упёртая! – крякнул я. – Ну не веришь, что высшая, ладно! Но с чего ты вообще решила, что она лесная? Может быть, она лунная или светлая…

– Во-первых, я знаю, что вы прибыли в Академикум вместе с девушкой в зелёном костюмчике, который носят наши «зверушки», – словно ребёнку начала объяснять деканша. – Во-вторых, «Тиасель» – имя, конечно, древнее, но особенно распространённое именно у наших «диковатых», а «Нимна» вообще переводится как «фундамент» или «корень». К тому же только у лесных два имени, а не три. А в-третьих, ты меня прости, конечно, Эсток, но ты в зеркало-то на себя давно смотрел? Нет, вот лично на мой взгляд, парень ты очень даже симпатичный, но вряд ли какая-нибудь ещё из эльфийских женщин положит на тебя глаз! Кроме «лесных», конечно! Ты просто не в их вкусе, а вот у диковатых, у них…

Она ещё чего-то говорила, а я вспомнил ночь на берегу озера, проведённую с ушастыми актрисами бродячей труппы, и подумал, что наш декан, похоже, не шибко-то и знакома с реальной жизнью за пределами кампуса, где, собственно, мариновалась в своём соку все эти годы. Так что вряд ли имела много знакомств с другими ушастыми прелестницами, о которых так заумно рассуждала.

– Могу ли я сделать вывод, что сама ты мою Тиасель не видела? Хотя… ты же вроде была на арене, когда я сражался с драконом? – я потёр пальцами переносицу.

– Ну… – она замялась. – Я… в общем, у меня были дела, и я присутствовала только в начале твоего боя и посмотрела концовку в записи с объёмного шара. Но ты был великолепен!

– Понятно. А хочешь, ушастая, я вас познакомлю?

– Меня… – она как-то занервничала и отвела взгляд. – Э… а зачем мне это? Что я «зверушек» не видела, что ли?

«А ведь тебе очень хочется, – я мысленно усмехнулся. – Да и не похоже, что ты вообще презираешь своих лесных собратьев. Просто делаешь вид, чтобы “быть как все” и не казаться странной!»

– Вот и договорились! – хлопнул я ладонью по столешнице. – Приходи ко мне в особняк вечером, я вас, девочки, познакомлю.

– Что? Я же не соглашалась!

– Заодно, поговорите про «зверушек»…

– Но…

– Ну и спросишь, кто её такую «диковатую» там чему учил!

– А вот и спрошу! – выпятила отсутствующую грудь Эрунвиэль. – А теперь марш в класс, а то опоздаешь, а я потом виновата буду!

* * *

Учебное помещение моей «тридцать первой» группы оказалось обычной университетской аудиторией с кафедрой лектора, лесенкой и поднимающимися друг над другом рядами парт, разделёнными двумя проходами. Ничего необычного.

Правда, само здание, где мне предстояло учиться, пришлось ещё поискать, но хоть много времени это не заняло, пришёл я одним из последних, заняв первое попавшееся свободное место рядом с необычайно грудастой брюнеткой, на смазливом личике которой была явственно написана вся мощь её природного интеллекта.

Ну… не первое, конечно, тут я немного приврал. Можно было сесть и поудобнее, но как по мне, соседство с такой вот тёлочкой было предпочтительнее, нежели с надутыми спесивыми хлыщами или группой явного мажористого хулиганья, оккупировавшего верхние парты в дальнем конце аудитории.

Как здесь говорится, каждый выбирает к своему портрету рамку по душе.

Почувствовав рядом чьё-то присутствие, соседка повернулась в мою сторону, похлопала длиннющими ресницами и улыбнулась. А вот её подружка – высокая сухощавая девушка с не шибко приятным лицом и волосами, смотанными в пучок на затылке, – была не шибко-то рада моему появлению.

Из таких, как она, «забывших» расцвести в молодости, на старости лет получаются первосортные старые грымзы, ведьмы и вечные девственницы, считающие, что все мужики козлы, потому как не нашлось идиота, готового жениться на таком чуде.

– Привет! – сказал мне сисярик на ножках очень мягким, грудным голоском, слегка растягивая гласные звуки, отчего ещё сильнее ощущалась мощь интеллекта его обладательницы. – Это ведь ты на собрании факультета выступал?

Впрочем, я знал, что такой говорок очень распространён юго-западнее моего феода, на океаническом побережье и прилегающих к нему принадлежащих империи островах. И пусть поговаривали об их жителях как русские об эстонцах, глупыми аборигенов тех мест, как и островитян, я бы не назвал. Вот хитрозадыми – да!

– Приветствую, юные леди, – я улыбнулся и слегка склонил голову, поднося левую руку ко лбу, как было принято приветствовать благородных дам, если у тебя на голове нет шляпы, после чего отрекомендовался: – Маркиз Эсток д'Вергри к вашим услугам!

– Баронета Эйдра Ольдер, – представилась, в свою очередь, грудастенькая, – с Фендорских островов, а эту невежливую буку зовут баронета Фин-Фин…

– Я сама могу представиться, – перебила соседку звонким отрывистым голосом, которым хорошо отдавать команды солдатам, хотя она так же растягивала некоторые буквы. – Баронета Фин-Фин-Фенда-Фендала Циммермёдхен Вайнерштиген фон Уэльзер! Поморско-океаническая город-крепость Уэльзер! Прошу помнить и не л…

Видимо, она хотела сказать «и не лезть», но вовремя заткнулась и отвернулась от нас.

Хм… поморско-океаническими крепостями назывались своеобразные морские укрепления, чем-то отдалённо напоминающие знаменитый форт Боярд, выстроенные на скальных островках посреди бескрайних вод, но, в отличие от подобных укреплений на Земле, ещё и имеющие под собой целый многоуровневый город.

Вообще, насколько я помнил, изначально их строили амрийцы, своеобразные «морские люди», промышлявшие пиратством на побережьях. Сделать с ними империя ничего не могла и долгое время вынуждена была терпеть эти безобразия, а затем в поморских крепостях разразилась страшная эпидемия, и когда она сошла на нет, воевать уже было, по сути, не с кем.

Немногочисленные выжившие быстренько согласились на все условия, а в опустевшие бастионы начали заселять отбывших свой срок каторжан, ссыльных и прочих неугодных, но готовых встать на путь служения стране, наказав им держать водные границы государства на замке.

Два в одном. Одновременно и тюрьма, бежать из которой практически невозможно, и государева служба.

Ну а чтобы куча мужиков не скучала в одиночестве, туда стали отправлять совсем уж падших женщин, а также заёмщиц, которых не соглашались брать в рабство в счёт уплаты долга.

Было всё это давно. За прошедшие века у амрийцев появились собственные флотилии, а получившаяся человеческая солянка переварилась в эдакое лояльное империи пиратско-робингудское братство, весело пощипывающее побережья более южных стран, в которых была не наша псевдоевропейская, а чуть более арабско-османской культура.

В общем, можно сказать, что эти люди сидели на своих камнях с голым задом, но делали это гордо и с осознанием стоящих за их спинами десятков и сотен поколений славных предков.

Больше в разговор сухощавая не лезла, а вот с островным сисяриком мы очень мило разговорились, так что я даже не заметил, когда у меня за спиной кто-то остановился и отреагировал только на удивлённо приподнятые брови девушки.

На плечо мне легла рука, а чей-то незнакомый голос произнёс:

– Слышь, паря, это моё место, так что уматывай от… Уй…

Со взятой в зажим кистью и вывернутым суставом продолжать парень не смог, креветкой согнувшись над моей партой. Я же, подавив внезапно вспыхнувшую злость, как и желание приложить хама мордой об стол, вежливо поинтересовался у грудастенькой Эйдры:

– Твой приятель?

– Первый раз вижу, – немного по-детски помотала она головой. – Может, Фин-Фин?

– С идиотами не знаюсь, – бросила та мельком взгляд на парня.

– Пусти, сука, заколю нах… – заорал он на всю аудиторию. – Я тебя на ду…

А… не подавил я в себе полностью последних желаний! Поняв это, я быстренько исполнил их, намотав на кулак его длинные волосы и несколько раз с чувством приложив парня лицом о столешницу. Жалея, что это не бортик моего фонтана, после чего просто скинул бесчувственное тело в проход под одобрительный гул большей части группы. Только мажоры на своей жёрдочке как-то притихли.

– Он там живой? – поинтересовалась у меня соседка.

Вообще-то, как по мне, так мог бы и сдохнуть, вряд ли у меня из-за этого было бы много проблем в будущем, но ради приличия я наклонился над ним, а заодно, позаимствовал из кармана белый платочек с вышитыми инициалами «Л.С.», которым вытер парту от крови и, скомкав, бросил на тело парня.

– Дышит, – ответил я грудастенькой, и она, удовлетворённо кивнув, явно выбросила незнакомца из головы.

Ну а что? Простые времена, простые нравы. Кто кому морду набил – тот и прав, а со всем остальным потом разобраться можно.

Минут через пять в аудиторию медленно вполз древний старичок, которого поддерживали под руки двое крепких парней в форме обслуги Академикума.

Наткнувшись взглядом на всё ещё бессознательное тело, а сидел я прямо около прохода, он немедленно принялся ругаться на нынешнюю молодёжь, несдержанную в потреблении вина и предпочитающую получению знаний нажраться вусмерть и валяться, как свиньи в грязи.

Вот, мол, в его время вино они пили цистернами и не пьянели, а только и делали, что гонялись за знаниями и за юбками. И куда нынешняя деканша только смотрит?!

Закончил же он сакраментальным вопросом: зачем его вообще сюда привели, и как скоро ему подадут обед?

Один из поддерживающих его парней немедленно что-то зашептал старику на ухо. Препод покивал, вновь увидел «тело», опять поругался на нынешнюю молодёжь и, приказав утащить «негодяя» в холодную, чтоб тот поскорее протрезвел, был отведён к кафедре, в бортик которой вцепился, словно голодающий в жирный свиной окорок.

И тут дедулю будто подменили! Обновлённый могучий старец, имперский паладин Эллидии, Охтин-Альберт фон Цюльман расправил плечи, осмотрел молодым, острым взглядом аудиторию и забабахал такую вводную лекцию, что под конец мы все дружно аплодировали. Причём стоя!

Мало того что говорил он интересно, не повторялся и не сбивался, а на вопросы из зала, когда дозволял их, отвечал с толком и по делу, так ещё и умудрился влить в нас кучу дополнительных знаний.

Так мы узнали, например, что факультеты названы в честь четырёх великих рыцарей Грифона, верных сподвижников Героя двух Богинь Артиса, ставшего позже первым императором Ромарской Империи и, собственно, заложившего основу нашего государства.

Уроки у нас все последующие пять лет будут делиться на три типа. Лекции, на которых нам будут читать: этику, политику, военное дело и стратегию, основы стихосложения и прочие науки. Эвентумы, куда входили как тренировки с оружием и магией, так и «учебные» балы, приёмы, банкеты и выступления, а также прочая социально значимая муть. Ну, конечно же, практика, сводящаяся к выполнению различных заданий и походам групп студентов в разнообразные в подземелья. Вначале в учебные, под неустанным присмотром наставников, а затем и в настоящие с представителями от гильдии авантюристов. А также ранговые сражения с представителями других учебных заведений.

И первый выход у нас, кстати, уже на следующей неделе.

Ну а в конце каждого года нас всех ждёт большой экзаменационный турнир, вначале внутри Академикума, а затем лучшие из лучших отправятся в Большой Имперский Колизей, дабы встретиться там с представителями других школ.

Лекция закончилась, ещё раз осмотрев аудиторию орлиным взором, могучий старец, отпустил, наконец, кафедру, сразу же превратившись в древнего дедульку, и немедленно задремал, подхваченный под руки верными помощниками под наши не стихающие овации.

Всё – отбарабанили! Первый учебный день подошёл к своему логическому концу, и на улице уже вовсю кучковался народ. Юноши и девушки знакомились друг с другом, встречали старых друзей и приятелей, а кое-кто спешил поскорее покинуть район Мемодри, ведь, как я понял, преподаватели отчасти специально формировали факультеты так, чтобы разбить заранее известные группы.

Ладно, я, моё попадание в «апельсинки» устроило одно ушастое недоразумение, но показателен был пример нашего геройствующего япошки, которого явно целенаправленно разделили с Аквой и Сайто.

Но в любом случае можно было не сомневаться, что сегодня вечером и ночью в кабаках непосредственно примыкающих к Академикуму районов состоится грандиозная гулянка с массовыми возлияниями и мордобоями. Ну а завтра, и в этом я тоже был абсолютно уверен, пройдёт целая волна дуэлей, вследствие которой во многие благородные семьи через пару месяцев будут отправлены письма с «искренними» соболезнованиями.

Попрощавшись с Эдрой и Фин-Фин, которая, гордо хмыкнув и вздернув нос, зашагала за своей аппетитной подружкой, и именно здесь меня и нашёл «стрижонок».

«Стрижи», в большинстве своём мальчишки, дети небогатых, а то и вовсе бедных горожан, подрабатывающие в специально созданной много десятилетий назад службе доставки срочных, но не шибко важных сообщений. Работка эта была откровенно так себе, платили мало, да к тому же считалась подобное занятие довольно рискованным, потому как порой посещать приходилось такие клоаки Ариэльдейла, в которые и вооружённый отряд взрослых ясным днём по доброй воле не сунется.

И всё равно с согласия родителей или без детишки шли и устраивались на подобную подработку. Потому как побегать по городу в похожей на кепку шапочке, украшенной круглой начищенной бляхой со схематичным изображением птички, считалось у местной ребятни сродни работе пожарника или космонавта в моём далёком земном детстве.

Вот и несущаяся по нашей улочке соплюшка, громко выкрикивавшая моё имя, была, видимо, из очень небогатой семьи. Старенькое, латанное-перелатанное платьице, простенькие башмачки «на вырост» с кожаной подмёткой и деревянным окованным каблуком, рубашечка, явно ношенная уже не одним поколением старших сестёр, и полный гордости взгляд, когда она поправила свою кепочку, чтобы я лучше видел блестящую бляху, и сделала неумелый книксен.