Двух мощных гребков парными рычагами хватило, чтобы тележка под весёлый стрёкот шестерёнок и звонкое клацанье колёс о стыки рельс покатила вперёд, быстро набирая скорость. Проверка тормозных свойств платформы также показала, что механизмы работают исправно, а потому, случись что, остановиться я сумею.
Выкатившись из помещения со спуском, я какое-то время с интересом поглядывал по сторонам, но лишь до тех пор, покуда бесконечные коридоры с аркадами уводящих в неизвестность проходов, пустые комнаты и целые залы мне окончательно не надоели. Тогда я сосредоточился исключительно на змеящихся перед тележкой нитях старенькой одноколейки. Не надо быть профессором, чтобы догадаться, что сейчас я находился где-то на верхних этажах тех самых таинственных катакомб, расположенных глубоко под Москвой. Даже сам воздух здесь, хоть и был на удивление свежим, отдавал какой-то невероятной древностью.
И всё же, если и было когда-то в проносящихся мимо помещениях и переходах между ними что-либо интересное, то это уже нашли и вынесли задолго до моего появления. Причём, судя по всему, конкретно здесь поработали именно мои соклановцы, и не ошибусь, если предположу, что ещё задолго до того момента, как Бажовы официально присоединились к Полису.
В остальном же самым запоминающимся моментом всей этой поездки стал вид поистине гигантской каверны, стены которой бесчисленными этажами балконов уходили куда-то вниз, в непроглядную даже для моего зрения темноту. Особой же остроты впечатлениям добавило то, что тележка, бодренько выкатившаяся их очередного узкого коридора в пространство этой громадной подземной пещеры, попала прямиком на узенький каменный мост, пересекавший раскинувшуюся под ним бездну от одной стены до другой.
Впрочем, я особо не увлекался и не наращивал скорость, а потому поездка не превращалась в безумный аттракцион с непредвиденными последствиями. Хотя с абсолютной уверенностью теперь я мог сказать только то, что слушать досужие байки о таинственных древних катакомбах было куда интереснее, нежели побывать в них самому. Впрочем, необычная поездка среди древних подземных сооружений поражала воображение…
В остальном это были просто пустые, однотипные и довольно невзрачные помещения и коридоры, стены и свод которых были укреплены жжёным кирпичом и обмазаны сырой белой глиной. А из запоминающихся элементов изредка можно было заметить мелькнувшее духовое окошко, нишу непонятного предназначения или дополнительную колонну, порой установленную, как Уроборос на душу положит.
И уж точно за всю эту поездку я не встретил ничего страшного или мистического… Хотя при пересечении той огромной пещеры мне и почудился между колонн медленно движущийся свет на балконе, располагавшемся где-то совсем уж глубоко внизу, и то я был не до конца уверен, что действительно что-то видел.
Так что, когда тележка начала притормаживать на въезде в очередной зал, а затем и вовсе остановилась, даже обрадовался. Нет, наверное, я не против был бы повторить поездку, разогнавшись по полной программе. Хоть и не был ещё в Политехническом, запланированный поход куда всё время откладывался, однако уверен, эти полкатушки были бы ничуть не хуже знаменитых «Американских Горок», смонтированных в его экспозиции, о которых два года назад, чуть ли не захлёбываясь, вещала вся пресса Полиса.
Заметив препятствие, я, чуть разведя рычаги в стороны, потянул их на себя, тормозя, но платформа всё равно чувствительно клюнула неубранную, так и оставленную на путях тележку, у которой с неприятным лязгом отвалилось колесо. Осматриваясь, я отстегнулся, внимательно изучая помещение, в котором оказался, и медленно встал.
Складывалось какое-то такое нехорошее ощущение, что когда-то давным-давно люди просто собрались и в один момент покинули это место, побросав всё, что делали, и никогда не возвращались, забыв путь назад. Зала же, служившая им чем-то средним между перегрузочной станцией, депо и временным складом, так и замерла много десятилетий, а то и столетие назад, и лишь толстый слой пыли служил напоминанием о прошедших годах пустоты и одиночества.
– Очень интересно, – пробормотал я, обходя помещение по периметру и рассматривая неаккуратно сложенные вдоль стен разнотипные ссохшиеся и вполне целые деревянные ящики, ряды тронутых ржой металлических кофров и запечатанные пузатые кувшины, а также читая таблички, закреплённые возле арок, куда от центрального поворотного круга уходили всё те же ржавые рельсы.
«Юго-западное направление. Три промежуточных выхода».
«Восточный путь. Один выход. Грузовая».
«Северо-запад. Два промежуточных. Осторожно! Тупиковый выход расположен за стеной!»
Признаться честно, у меня в голове не укладывалось, как предки проложили хотя бы одну такую дорогу для тележек, вроде той, по которой я добрался в это место. Сколько для этого нужно было труда, сил и времени… А они, оказывается, забацали целую железнодорожную сеть, судя по всему, чуть ли не подо всем полисом, да ещё и, если я правильно понял последнюю табличку, ведущую за его пределы. И что-то подсказывало, что настоящие хозяева Москвы как тогда, так и сейчас, даже не подозревали о её существовании.
«Вот только зачем им понадобилось нечто подобное?» – подумал я, подходя к ближайшему деревянному ящику и внимательно осматривая непонятные цепочки символов, выжженные на его торцах, которые и сейчас ощутимо фонили родственной мне живицей.
Хмыкнув, я достал один из ножей и, подцепив прибитую гвоздиками страховочную рейку, пользуясь клинком как рычагом, выдернул вначале её, а затем такую же с другой стороны и только потом отодвинул в сторону крышку.
– Нифига себе… – вырвался у меня возглас удивления, когда в лицо пахнуло знакомым с детства запахом.
В ящике ровными рядами лежали одинаково крупные, сочные даже на вид и абсолютно свежие зелёные яблоки. Их словно вчера сорвали с деревьев и сразу же принесли прямо сюда. И уж тем более трудно было поверить, что они пролежали здесь не год и даже не два, так великолепно сохранившись.
Хмыкнув, я ещё раз посмотрел на боковую стенку ящика, с сожалением отметив, что непонятные знаки теперь быстро теряют напитку и уже практически никак не ощущаются. Если ящик и был таинственным артефактом предков, способным сохранять свежие продукты десятилетиями, то я его благополучно сломал.
Грустно вздохнув, достал из подсумка блокнот и дешёвый механический карандаш с толстым грифелем и как мог перенёс странные узоры с одной и с другой стороны ящика на бумагу. Странные закорючки, символы, линии. Идею завести такую записную книжку мне подала Машка, когда я ещё в их госпитале в очередной раз едва не перепутал последовательность принимаемых порошков. Умные мысли я туда не заносил, да что уж там говорить, это вообще была моя первая запись или, точнее, рисунок, который я посчитал нужным сохранить на будущее.
Заодно проверил и другие такие же ящики, но уже не вскрывая их. На всех были нанесены такие же последовательности символов, наполненных живицей, но ни маркировкой, ни просто подсунутой под планку бумажкой с описанием содержимого мои далёкие предки не озаботились.
Следующим я вскрыл длинный, окрашенный шаровой краской ящик, не нёсший на себе никаких надписей, рисунков или символов. Внутри под откинувшейся на петлях крышкой обнаружились обычные струганные палки, уже давно потемневшие от времени. Размером напоминающие черенки от лопат или граблей они были завезены сюда в изрядном количестве, но вот зачем могли понадобиться в подземных катакомбах, я так и не понял.
Мелкая фурнитура, целые горы стальных, длинных Г-образных строительных костылей, вязанки с рельсами и мешки, набитые давно уже потерявшей вид ветошью. Механизмы непонятного предназначения, давно изъеденные ржавчиной так, словно всё это время пребывали в воде, и аккуратные коробки из давно уже ставшего хрупким и ломким картона, в которых обнаружилась разнообразная бытовая мелочёвка с московских мануфактур, судя по датам на упаковках, произведённая в начале века. То есть без малого сто лет назад, ещё задолго до того как дипломатам нашего Князя удалось уломать глав моего клана на свою беду присоединиться к Полису.
Однако самое интересное хранилось в закрытых на довольно простенькие по нынешним меркам замки металлических кофрах, в каждом из которых имелось по три относительно плоских стальных ящика. Вытащив один из них и сломав не особо сложный запор, я аж присвистнул, увидев содержимое, аккуратно разложенное и закреплённое на мягких подушечках.
В свете моих зелёных глаз таинственно поблескивали настоящие древние артефакты: амулеты, ожерелья и кольца, браслеты, фигурки людей и животных. Инкрустированные явно драгоценными камнями, они казались настоящим произведением искусства, настолько тонко была нанесена на них инкрустация, и при этом ощущались как нечто несоизмеримо древнее из-за порой нарочито грубых и утрированных форм.
Причём многие из них отчётливо фонили живицей, даже нет, не так, живица – это что-то знакомое, понятное, своё, а здесь чувствовалась именно что «магия» или вообще непонятная ворожба, а потому прикасаться к нам особого желания не возникало. И всё же следовало выяснить, что же такое я обнаружил и чего мне это будет стоить как в очень хорошем, так и в очень плохом смысле.
Так что, аккуратненько отогнув ножом усики удерживавшей небольшой медальон проволочки, я подцепил его кончиком клинка за цепочку и, полюбовавшись ещё раз на поблескивающий в центре камушек, аккуратно переложил его в небольшой полиэтиленовый пакет из стандартного чародейского набора. К сожалению, специального мешочка для переноски потенциально опасных артефактов, как у Мистериона, у меня не имелось, но и выбранная побрякушка ощущалась как относительно нейтральная, а может быть, и вовсе истощившаяся, а потому я, особо не беспокоясь о последствиях, убрал её в специальный отдел одного из подсумков.
Проделав все эти манипуляции, задвинул ящики в кофр и отволок его обратно к стене, где стояло ещё девять таких же. Да, скорее всего, их содержимое стоило очень и очень дорого, и проснувшаяся жадность требовала немедленно, вот прямо сейчас бросить всё и срочно их перепрятать! Но здравый смысл подсказывал, что как стояло незнамо сколько десятилетий это богатство буквально на проходе, брошенное и никому не нужное, так и ещё немного постоит. А сюда, если, конечно, я не спалю перед кем-нибудь проход в верхние катакомбы, всё равно никто не доберётся. Складывалось почему-то такое ощущение, особенно после подобных находок, что далеко не все сюрпризы предков были мной обнаружены, и жив я ещё только по той причине, что сам являюсь Бажовым. Пусть и полукровкой.
Закончив, наконец, свои изыскания в этом зале, я направился к единственному необследованному объекту. Довольно большой металлической двери, словно впаянной в стену, в которой не было ни одной арки. Живицы от неё не ощущалось от слова вообще, а потому я в первую очередь намеревался проверить её на различные механические ловушки, а уж потом пытаться вскрыть, и тем неожиданней оказалось случившееся в следующий момент.
Мир вокруг меня резко крутанулся, и я ощутил, что падаю, мгновенно сгруппировавшись, приготовился к удару и совершенно по-идиотски плюхнулся на задницу в небольшой кубической комнате без входов и выходов. Гулко сглотнув, поднялся на ноги, потихоньку начиная осознавать, в какую передрягу я-таки угодил, и, чувствуя, как изнутри поднимается волна натуральной паники.
Пустые голые стены, обмазанные вездесущей глиной. Точно такой же пол и потолок. Ни выступов, ни рельефов, ни даже духового оконца – чистой воды монолит, воздуха в котором хватит, дай Древо, на несколько часов.
И почему-то именно мысль о том, что, если не выберусь отсюда, гарантированно задохнусь, вдруг подавила нарастающие признаки пробудившейся клаустрофобии, заставив мозг заработать с удвоенной скоростью, а заодно вспомнить, что я, собственно, чародей. Пусть и только учусь. А также то, что делали это место тоже чародеи, а потому если выхода невидно, то не факт, что его нет вообще. Так что, слегка успокоившись и пару раз глубоко вздохнув, я подошёл к ближайшей стене и принялся обследовать её всеми доступными и известными мне способами, в том числе и подавая на все кажущиеся подозрительными участки всплески живицы.
Чересчур тёмное пятнышко на более-менее однородной поверхности высохшей глины. Наоборот, слишком светлое. Подозрительно ровный и гладкий участок и слишком уж исцарапанный. Надавить, простучать рукоятью ножа, влить немного внутренней силы – и так до победного конца.
Единственное, в чём я не угадал, так это в том, что начал с ближайшей стены, а не проверил по-быстрому весь периметр. Стоило только прикоснуться к третьей по счету, как вся её поверхность резко изменилась, превратившись в один большой узор, засветившийся мягким зелёным светом, и мир опять крутанулся.
Правда, в этот раз я не упал, потому как твёрдо стоял на ногах, но и не понял вначале, что выбрался из ловушки, и, только оглянувшись, осознал, что стою с противоположенной стороны от той самой металлической двери, уж больно она была приметной и необычной, так что трубно было ошибиться. Я очутился в огромном Т-образном помещении, совершенно не похожем на те, что были в катакомбах. И это не очередной склад или что-то вроде того, здесь явно долгое время жили и работали люди.
Слева от меня располагались полупустые шкафы и стеллажи с книгами, несколько широких парт с лавками, в углу у стены кафедра с раскрытым фолиантом. С противоположенной стороны за отдёрнутой ширмой виднелось нечто, похожее на большую печь с очень длинной готовочной плитой. На ней до сих пор стояли ковшики, кастрюли, сковородки и чугунные горшки, а рядом было организовано обеденное место с длинным трапезным столом, на котором сиротливо стояло пять неубранных глубоких деревянных тарелок.
Прямо же передо мной располагался большой зал, поделённый явно вручную сколоченными перегородками на несколько секторов. Имелась здесь и давно погасшая кузня с очагом и маленькой литейной печью, и уголок бронника, где на верстаках так и остались лежать расклёпанные и разобранные элементы доспехов. Алхимическая лаборатория с аппаратурой, на вид дорогой, но настолько древней, что назначения многих приборов я даже не понимал, хоть и много времени провёл в кабинетах Ольши Васильевны и, в общем-то, кое в чём разбирался. Столярная мастерская с затейливой циркулярной пилой и грудами неиспользованных досок и особо огороженный от всего помещения госпиталь с несколькими койками, на перепревшем белье которых сохранились бурые пятна, а в рабочем закутке чаровника навечно застыли стрелками на полпятого высокие напольные часы.
Несколько комнат, попасть в которые можно было через двери из рабочего зала, явно использовались как спальни, причём в одной из них люди жили до самого конца, что бы там с ними ни произошло. Застеленные кровати, личные вещи на тумбочках и в шкафах и всюду пыль, тишина и запустение.
Продовольственный склад меня особо не заинтересовал. Всё те же ящики, как и на входе, с таинственными символами на боках, впрочем, некоторые из них были вскрыты, с закономерным результатом для их содержимого, ссохшегося до каменного состояния. А вот оружейная, наоборот, привлекла максимальное внимание, пусть даже с виду она была не особо богата. Ящики со штампованными ножами, точно такими же, какие использовал и я. Несколько арбалетов в оружейной пирамиде и не полностью заполненная стойка с короткими клановыми мечами. Теми самыми, бажовскими, такими же, как тот, которым виртуозно владел в своих воспоминаниях Сазим.
О проекте
О подписке