КАРТОФЕЛЬНЫЕ ВОЙНЫ

Хороший самурай – мертвый самурай!

Муцухито, 1868

Радовались, как киндерята в детском саду без присмотра воспитателей в тихий час.

Старлей пожертвовал три ящика тушенки. Майор дал добро – склад опустел, вытащили все саке. И не какое-нибудь футцу-сю, но продукт с этикеткой «Болотный журавль». И конечно, упились и перебили токкури. Зато сколько счастья было в глазах воинов, сколько задора и огня! Обреченные на битву, они обнимались и целовали сержантов в обветренные губы. А сколько загрубевших мужских ладошек было отбито о дружеские плечи? Двое особо трезвых бойцов, отдавая честь, пели гимн Земной Конфедерации. Бренчали по очереди на гитаре. Особист, придурок, повязал на лоб хатимаки с нарисованными кровью иероглифами, очень похожими на серп и молот. Фейерверк устроили грандиозный. Начальство разрешило, чего б и не устроить?

А все потому, что однажды утром по радио почти передали, что началась война.

Но сначала взошло солнышко, и только потом было построение на плацу. Обычно спокойный, майор нервно вышагивал вдоль пятнистого строя, будто топ-модель, демонстрирующая последний, модный фрак цвета хаки. Бритый затылок майора венчал высокий цилиндр с надранной кокардой – два венка, между которыми на старте запутался серебристый блэкфайтер.

– Сцуки… – неуверенно кашлянул майор. – Вот ведь…

Воины, выпятив грудные клетки и задрав подбородки перпендикулярно горизонтали, с беспокойством внимали речам командира, прибывшего в часть пару недель назад.

Появился майор с шумом, напевая «Калинку-малинку» и предлагая выпить с ним на брудершафт, хотя при себе не имел ни грамма алкоголя, да и не пахло от него тем самым специфическим ароматом. Он выпрыгнул из кабины штабного джипа на воздушной подушке, сунул водиле купюру непонятного достоинства и блатной походкой двинул в сторону КПП. Одет майор был в гражданский джинсовый костюмчик с медными пуговицами. На черной бейсболке красовалась надпись: «NYPD». Он поднырнул под шлагбаум и спокойно себе протопал мимо ошалевшего от такой наглости пулеметчика. Воин даже привстал из-за мешков с песком и вместо уставного «стой! кто идет?», глупо улыбаясь, спросил:

– Эй, ты чего?

– Ничего, – ответил майор, сдвинув бейсболку на затылок. – А что?

– Так ведь нельзя. Военный объект! – И прежде чем странноватый мужик успел привести хоть какой-нибудь довод в оправдание, поинтересовался: – Слышь, закурить есть?

– Есть, – ответил майор и шагнул к пулеметчику. – Каска у тебя такая…

– Какая?

– Да никакая! – хохотнул майор, выхватил из-за спины пистолет и выстрелил солдату в голову.

К слову сказать, майор оказался прав: каска была именно никакой, склепанной из вторичного металла в третью смену пьяным рабочим. Старлей потом написал матери погибшего, что тот честно исполнил свой долг, не позволив агенту временно союзного государства проникнуть на территорию части.

– А почему временно союзного? – удивился майор.

– Потому что бейсболка. Америкосов мы потом вздрючим, после победы над внешним врагом.

Но тогда на шум сбежалась вся часть. С ломами явились, лопатами и даже приволокли пару мешков с цементом, будто собирались дать отпор противнику, быстро замесив раствор и залепив ему дыхательные пути и прочие функциональные отверстия.

Не дожидаясь, пока все соберутся, майор с трофейным пулеметом наперевес заглянул в одноэтажное кирпичное здание, что располагалось возле бело-красного шлагбаума. И никого не обнаружил. Караул нес свою службу где угодно, но только не там, где должен был.

– А-а-атличненько! – обрадовался майор.

В ответ толпа угрожающе взмахнула инструментами и мешками.

– Кто главный? – миролюбиво спросил убийца молодых парней в хреновых касках, выпустив поверх голов очередь из пулемета.

Естественно, главного тут же изловили, хоть тот и пытался спрятаться за спинами сослуживцев. Молодого человека с лицом цвета ватмана формата А4 вытолкали к странному мужчине в бейсболке.

– Имя?

– Старлей…

– Зовут, говорю, как?

– Старлей… – Голос перепуганного насмерть парня едва прорывался сквозь сжатые в ниточку губы.

– Ну-ка, дружок, давай поближе. Стань так, чтоб свет от прожектора падал на твою гнусную рожу. Ба! Кого я вижу! Мой любимый курсант Василий!

Старлей вздрогнул, услышав свое, уже смутно знакомое имя, и испуганно оглянулся, обратил ли кто внимание? У воина ВКС нет фамилии-отчества, есть лишь звание, долг и возможность в скором будущем умереть за Родину.

Он робко взглянул в лицо мужчины и отшатнулся. Словно током в темечко шарахнуло: майор! Кого Старлей меньше всего ожидал увидеть у Стены, так это закрепленного офицера из учебки, при появлении которого у курсантов случались сердечные приступы и недержания мочевых пузырей.

– Так точно!

По каким-то своим особым причинам майор (вот не повезло!) почтил своим вниманием энскую часть ВКС, которую в тот же вечер и возглавил, похерив передовой опыт тушканчегов и демократию. Васька Старлей успел побыть комсоставом чуть менее суток, переселившись из отдельного домика рядом с плацем обратно в казарму. Очень хорошо, что власть сменилась до того, как Старлей успел привить подчиненным стойкое чувство ненависти к своей персоне. А то сейчас бы, как Бандеровец, сидел у параши и хихикал без остановки пятый час подряд. Только Бандеровец лишился регалий, ему сразу проломили череп в трех местах. После бурного обсуждения тело таки поместили в реанимационную машину, предварительно нанеся на раны йодовую сетку. К обеду Бандеровец более-менее очухался, только икал все время и лопотал что-то на гуцульском наречии, понятном разве что пастухам на карпатских полонинах. А Старлей, вступив в должность, надрался, как прапорщик в законный выходной, и завалился спать, похерив новые служебные обязанности и совершенно не испытывая угрызений совести по сему поводу. Дрыхнуть под топот марширующих на плацу «духов» неимоверно сладко…

Майор, выявив главного, приказал найти и привести к нему бойцов, назначенных в караул у КПП. Через минуту перед ним стояли трое.

– Хорошенько избить, связать и поместить в холодильную камеру, ежели в части таковая имеется.

Старлей робко поинтересовался: избить – понятно, а на кой их в камеру? А чтоб не протухли, сказал майор, если, исполняя приказ, кое-кто проявит излишнее рвение.

Холодильная камера в части имелась. Правильная камера, мобильная, как и все, что необходимо для скорого свертывания и переброски лагеря в новую горячую точку дисклокации.

– Свяжись с тушканчегами, скажи, что есть для них человечина. Три штуки. Взамен потребуй пару литров пива. И нормального пивка, а не мочу безалкогольную. А то знаю я эти шутки. Понял, воин?

– Так точно! – без энтузиазма пискнул Старлей, ибо майор рисковал изрядно продешевить по нынешнему умнико-тушеночному курсу. – Я извиняюсь, а чего так мало просим?

– Васенька, ты дурак или куда? – Наставник присел на койку, стянул кроссовки, бросил на табурет джинсовую куртку. – Это ведь наши парни. Долбоебы еще те. За них консервов не дадут. Дай боже, чтоб пива не зажали, мне страсть как хочется пивка с дороги.

Под кроссовками у майора были правильные кирзачи, под джинсой – камуфляж.

В тот вечер Старлей опять чистил отлив…

И вот сейчас, стоя на плацу и проклиная родителей за то, что они вообще занимались пихи-пихи, Старлей ждал, когда майор наконец родит текст. Ибо слишком уж затянулась долгая, мучительная пауза после слов: «Сцуки… вот ведь…» И лучше бы Старлей не дождался, ибо майор вскарабкался на небольшую переносную трибуну, постучал по микрофону – ожил громкоговоритель на столбе, и выдал традиционное «раз, два, раз». После чего просипел: «Готовьтесь, воины, сейчас вы прослушаете в прямом эфире сенсационное заявление. Еще никто не знает, о чем будет речь. Даже я. Вот ведь сцуки…» Динамик заскрежетал, оборвав последние слова майора, и выдавил из себя звуки бравурного марша. Потом что-то хрюкнуло, взвизгнуло, из громкоговорителя повалил дым, запахло жженой пластмассой. «Твою мать! – Майор стянул с головы цилиндр и вытер ладонью гладко выбритую лысину. – Все самому делать приходится. Что я вам, грузчик из овощного?.. Равняйсь! Смирно!»

И все уравнялись и смирились.

Саке, парадные кимоно с аксельбантами, штук двадцать самурайских мечей на подставках. Все это плюс кучу малу разного хлама оставили по наследству бывшие охранители и защитники этих мест – контингент Империи Ниппон-коку.

Без нихондзинских товарищей ни один военный конфликт в мире не обходится. Прям затычки в каждую горячую дырку, пардон – точку. Миротворцы, ёлы. Петарда взорвется, стрельнет в последнем акте автомат, висящий на стене сакли, или какой борец за независимость, надкусив в схороне шмат сала, проорет о славном прошлом УПА, – японские принудители к миру уж тут как тут. Кланяются, чай пьют и голыми пятками кирпичи ломают. Хобби у них такое – пятками. Кстати, вместо чая и перцовка сгодится. А мутный первач, разбавленный кипятком до нужной консистенции, сойдет за саке, если одолеет тоска по родине и провиант вовремя не подвезут.

В общем, япошки у Стены не скучали. Местные девки к ним частенько на суши заглядывали, жареных осьминогов пожевать и просто посидеть на татами, чтоб обнял самурай зазнобу нежно да накинул на плечи кимоно сплошь в медальках. А что, парни видные. Хоть и мелковаты везде, а проворные. Да, чурки. Да, по-нашему ни бельмеса. Зато есть возможность выйти замуж, иммигрировать в Японию и стать гейшей. Гейшам, говорят, хорошо платят. Почти как дояркам пятого разряда.

Сам Старлей, конечно, на посиделках миротворцев не присутствовал, но в подробностях слыхал от тех, кто был в первой группе поселенцев. Говорили, лагерь был полностью разрушен, везде валялись обезглавленные трупы сельских красоток. И друг дружку самураи порубали в капусту. Квашеную, с клюквой. Это был первый официально зарегистрированный сход стенного тумана… Периметр и хозпостройки, конечно, живо восстановили – дня за два. Но сначала пригнали десяток бульдозеров и парочку самосвалов, сгребли метр почвы и куда-то увезли. Вроде как на анализы. И вообще, стране не хватает чернозема.

Громадный ангар, где япошки хранили боевых роботов, поначалу хотели взорвать, а несущие толстенные балки распилить. Как раз очередное соревнование в войсках объявили – по сдаче макулатуры и металлолома. С макулатурой в ВКС никогда проблем не было, всегда можно конспекты воинов экспроприировать и плакаты по устройству автомата Калашникова, пистолета Макарова и РГД-5. И досыпать недостающие килограммы книжечками устава сухопутных войск – и порядок, норма, не хуже, чем у других. Зато с металлом в ВКС проблемы. Хорошо танкистам и летчикам: если приспичит, могут бээмпэшку или автожир на шурупы разобрать и отгрузить счастливым пионерам, чтоб те с гордостью доставили «ржавчину» на переплавку. А уж потом безмерно радостные работяги на заводе соберут броневик или БПЛА. А на крыле напишут белой эмалью: «Любимым воинам от любящих рабочих!» И все в шоколаде, а то и в майонезе. Главное, никто не скучает.

Короче, была такая мысль – ангар на нужное дело извести. Но тогдашний комсостав не позволил. Сказал, что помещение правильное, будем в нем картофель хранить. Если уж япошки умудрились роботов пристроить, то и мы «ариэллу» и «брянский деликатес» определить сумеем. Подчиненные, конечно, возражать не стали. Кто пасть откроет, того тут же в умники запишут и обменяют на тушенку. Да и какая разница? За перевыполнение плана по сбору металлолома солдатикам все равно ничего не обломится. А так хоть балки пилить не придется. К чему все это рассказано? А к тому, что…

– Чаю будешь? – спросил майор, дунув на коричневый кипяток.

– Буду, – обрадовался Старлей.

Но вместо того чтобы налить бойцу цейлонского крупнолистового и дать сахарку, майор поставил кружку на столешницу и вскочил с кровати, на которой лежали какие-то провода и запчасти. Всколыхнулся подпружиненный матрас.

– Вот послушай, воин, для начала… – Расхаживая по комнате и почесывая бритый затылок, он принялся по памяти читать стихи. Лицо его расслабилось, стало мягче, почти что добрым стало. Уверенный голос его звучал то высоко, то низко:

 
В конце всех песен и времен,
На горизонте вечной славы,
Под несмолкаемое браво
И треск пылающих знамен
Он плюнул вверх, попал в звезду
И молча с крыши прыгнул вниз.
Прощай, засиженный карниз!
Идите на хм-м… и в… э-э…
 

Майор закашлялся, остановился и осторожно, чтоб не обжечь пальцы, взял алюминиевую серебристую кружку и спросил:

– Ну как?

Старлей сдвинул кепи на лоб и почесал затылок – ему казалось, что, повторяя жесты командира, он и сам станет таким же сильным и серьезно продвинется по служебной лестнице.

– Куда пойти, я не понял?

– Это уж точно, ни хера ты не понял, – внезапно разозлился майор. – Да и куда тебе… мудрость веков… многих тысячелетий!..

Старлей пожал плечами и тоскливо посмотрел на коробку с голубоватой надписью «Рафинад» на белом фоне. Он решил перевести разговор на другую тему:

– Так это… что с роботом делать будем?

Майор мгновенно побагровел, на лице его вздулись желваки.

– Ты!! Ты!!.. Ты, кстати, не в курсе, как сделать так, чтоб мегафон после пары слов закоротило?

Старлей не знал. Пятясь к выходу и кланяясь, он почел за благо не мелькать вблизи от командира. Ибо! У двери он гордо выпрямился, козырнул и удалился, громыхая каблуками по дощатому полу.

Вечерело. Боец ВКС брел по асфальтовой дорожке в тени кленов, верхушки которых освещал прожектор на вышке. Вышку майор приказал возвести у левого фланга части, аккурат над оврагом – контролировать перемещения самовольщиков. Мол, участились случаи контакта с потенциальным противником. Несознательные воины ведут торг с тушканчегами, похищая из библиотеки чертежи баллистических ракет и схемы расположения пусковых шахт. Такую важную инфу – и сливать?! За бесценный чертеж – бутылку «Посольской» и банку кабачковой икры?! Минимум ящик надо брать. И две банки. И лучше бы с хлебом, ржаным. Короче, майор решил весь бизнес под себя подмять. Вообще лишить рядовой состав средств к существованию. Сцука!

В небе светили звезды и парили воздушные шары тушканчегов – разведка за деятельностью землян велась круглосуточно. Разведка должна быть тайной, а струи выхлопов демаскируют. Потому ушастые и затеяли возню с аэростатами. К тому же ведущими исследователями землян доказано, что чужаки, обнаружив на нашей планете развитое воздухоплавание и самолетостроение, испытали настоящий культурный шок. Обладающие способностью к полету, тушканчеги с удовольствием воспользовались услугами транспортной и гражданской авиации. Вот такой вот феномен. Правда, люди, имея возможность самостоятельно передвигаться по горизонтали, тоже садятся в автомобили, рискуя попасть в ДТП. Так что феномен весьма сомнительный, скорее подтверждение общевселенского правила.

Шагая по аллее, Старлей мечтал. Вот извлекут из ангара гигантского робота, а за роботом обнаружится гараж японских мотоциклов! И он, Старлей, выберет себе какую-нибудь шибко красненькую и скоростную «хонду», чтоб потом, ночью, когда никто не видит, разогнаться по плацу и проскочить КПП, и рвануть по серпантину. Только ветер в лицо, только свобода, только он и дорога…

Японцы, кстати, были ребята бравые, хоть куда. Все они водили джипы-«тойоты», каждый привез с собой любимый байк «судзуки» или «ямаху». На джипах самураи раскатывали по бездорожью, добираясь до самых глухих деревенек, где приставали к молодицам, за что частенько бывали биты. В деревне Перепыхино (километрах в десяти от части), расплачиваясь иенами и баксами, покупали дальневосточные гости самогон, яблоки и квашеную капусту. Бабки, укутанные в платки с начесом, плевали им вслед, крестились и требовали в следующий раз башлять рублями, ибо дрожжи Василиса из продуктового за эти бумажки не отпустит, хоть подотрись ими в нужнике.

Поигрывая мечами перед местными парубками, хаживали воины-азиаты на дискотеки в перепыхинский клуб, аккуратно выбеленный снаружи и убогий внутри. Особенно сынам Страны восходящего солнца нравилось выплясывать под «Америкен бой, уеду с тобой» и «Розовые розы Светке Соколовой». Вдоволь натанцевавшись и слопав по бутылке самогона под вонючую капусту, самураи вскакивали на мотоциклы и устраивали гонки по «трассе», что взбугрилась от сельсовета до коровника. Дорогу ту в последний раз капитально ремонтировали еще во времена бровастого вождя народа.

В общем, самураи действительно презирали смерть, колхозных парней и бригадира комбайнеров Петровича. Последнего за то, что был он ярым поборником национальной идеи. Петрович видел узкоглазых миротворцев либо очень далеко от себя, либо хорошенько контуженными от побоев.

Старлей шел, мечтал, а потом внезапно вспомнил тот самый разговор…

– Робот у нас есть на балансе, м[é]ха который. – Майор стоял, заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок. – Так япошки своих голиафов повышенной проходимости называют. Я в бумагах увидел, когда дела принимал. Чо ты на меня вылупился, как сопля на платок? Робот, я сказал, меха.

– А нам что с того робота? – Старлей знал, в чем суть вопроса, но тщательно косил под идиота.

– Э, не скажи. Интерес есть, еще и какой. Будем осваивать трофейную технику. Ты и будешь, Васенька. Но для начала надо ангар от говна очистить. А то совсем грустно там. И не трепаться мне!

В полный рост, если верить файлам по технике вождения и режимам эксплуатации, робот затягивал на двадцать два метра сорок три сантиметра, миллиметры на фиг. Оснащен он был тремя манипуляторами и двумя опорными конечностями с амортизаторами. Также в нем предусматривалась возможность гусеничного хода в случае потери одной, а то и двух опор. Вооружения надо коснуться отдельно. Прежде всего – двухсотмиллиметровая гаубица производства фирмы «Проктер энд Маузер» и спаренный с гаубицей тридцатимиллиметровый пулемет «Бимайкрософтлайн». Огнеметный шестиствольный блок «Киевстарбакс» заслуживает особого внимания. Дальше по мелочам: парочка лазеров-шмазеров и бластеров-компостеров, сляпанных в Тайване, Северной Корее и в п. г. т. Нижняя Кацапетовка. Навесное оборудование стандартное: принтер, факс, пара горшков для комнатных растений, пара – для естественных нужд, электролобзик, шуруповерт, кресло-качалка, портативная газовая камера, запасной биотуалет и так далее.