Первый айсберг

Судно упорно шло на юг. Пересекли 53 параллель, навигационных карт на эти районы нет, и штурмана работают на картах-сетках.

После злоключений с буйковой станцией шторма в 5–6 баллов эмоций не вызывают. Идет повседневная, рутинная тягомотина – вахта, прием пищи, отдых, вахта… и так круглые сутки. Единственным развлечением было наблюдать за жирующими китами.

Периодически на поверхности появлялись огромные пятна красного цвета – это скопление криля, который с удовольствием пожирают киты.

Надо сказать, зрелище это было захватывающим – огромная махина заныривает под пятно, раскрывает пасть и выныривает. Через ус кит пропускает больше ста тонн воды и отцеживает до полутонны криля, а это миллионы рачков.

Командир, стоя на крыле мостика, наблюдал за семейством китов, уничтожающих очередное скопление криля, и напевал припев популярной песенки:

Если б было море пива,
Я б дельфином стал красивым…

«А что, вот те пиво, вот те креветки, хоть и мелкие, но все же, не жизнь – мечта!»

Ярин огляделся: вокруг ничего, только одинокий поморник парит за кормой, словно привязанный.

– Штурман, глянь в локацию, что у нас там по курсу.

Штурман отложил корректурный журнал, подошел к радиолокационной станции «Дон» и включил высокое. Погонял развертку на десяти милях, ничего интересного не заметил и переключил диапазон на двадцать миль. Прямо по курсу в семнадцати милях била здоровенная отметка. Била четко, без пропусков, на помехи не спишешь. Штурман недоумевал: «Что за хрень такая? Явно не судно, таких судов не бывает, и не остров – нет здесь никаких островов, ближайший остров Буве, так до него как до Юпитера. И чего докладывать?»

– Товарищ командир, прямо по курсу в дистанции семнадцать миль цель. Цель не идентифицируется.

Так у него ловко получилось, что ему самому понравилось, но командир такого штиля не оценил.

– Чего?!

Ярин отодвинул штурмана от тубы радиолокационной станции и прильнул лицом к экрану. Прямо по курсу развертка отбивала большое яркое пятно.

– Ну, и чего у тебя не идентифицируется? Забыл, где находимся, куда идем? Айсберг это!

– А если нет?

– Можешь смело записать в журнал – обнаружили первый айсберг.

Штурман поковырял карандашом в ухе и сделал в судовом журнале соломонову запись: «Прямо по курсу в дистанции 17 миль обнаружена цель, предположительно айсберг».

Во время подготовки к экспедиции он изучил много разных материалов об айсбергах и теперь пытался их систематизировать в своем мозгу. В итоге получилось следующее.

Айсберг – интересное, красивое и опасное явление. В переводе с немецкого «айсберг» означает «ледяная гора».

Свободно плавающих в океане айсбергов много – ежегодно наблюдается по несколько десятков тысяч.

Живут и плавают айсберги долго – лет по пять, но бывают и долгожители – по десять и более лет, и заплывают они бог знает куда, в 1886 году одного такого шатуна обнаружили в Ла-Манше. Совсем не редкость увидеть их в районе Рио-де-Жанейро, а это более 5000 километров от побережья Антарктиды.

Природу айсбергов объяснил еще в XVIII веке Михаил Васильевич Ломоносов – это ледяная гора отламывается от шельфовых, то есть плавучих или частично опирающихся на дно ледников. Точно и понятно, по-ломоносовски гениально.

Родина айсбергов на севере – Гренландия, на юге – Антарктида. Северные айсберги опаснее, они могут спускаться до широт, где пролегают трансокеанские маршруты. Все знают, что произошло с «Титаником» апрельской ночью 1912 года.

Айсберги постоянно находятся в состоянии неустойчивого равновесия, при этом две трети объема айсберга находится под водой. Но и то, что торчит над водой, бывает внушительных размеров. В «Книге рекордов Гиннесса» отмечен факт встречи судна с айсбергом размером 335 на 97 километров – размер небольшого европейского государства.

Айсберги бывают пирамидальные и столообразные. Столообразные айсберги не раз принимали за острова, особенно в высоких широтах. Свеженькие айсберги белоснежные, старея, они голубеют или зеленеют, а так называемые черные айсберги – это недавно перевернувшиеся, они темного цвета и плохо различимы на воде.

Вскоре после гибели «Титаника» был создан Международный ледовый патруль, который следит за движением айсбергов и предупреждает суда о возможной опасности.

Вот, собственно, и все его познания.

Вскоре на горизонте показался бугорок. По мере приближения он увеличивался и приобретал четкие геометрические формы. Когда до айсберга оставалось чуть более мили, командир сделал объявление по трансляции:

– Проходим айсберг, желающие могут наблюдать его с правого борта!

Учитывая то, что, за исключением капитана 2 ранга Гапонова, в Антарктике все были впервые, желающих оказалось много. На палубу высыпали все свободные от вахт. Кто с фотоаппаратом, а кто и просто с открытым ртом наблюдали за этим чудом.

Огромная ледяная глыба высотой около ста метров, как будто подсвеченная изнутри изумрудной лампочкой, величественно проплывала по правому борту.

Потом их было много, тысячи, но навсегда запомнился именно этот айсберг – первый.

Командир рассматривал в бинокль удаляющийся ледяной остров и умиротворенно мурлыкал себе под нос:

– Нет, не надо слов, не надо паники,
Это мой последний день на «Титанике»…

Скоро айсберг пропал за горизонтом, Ярин отрезал от списанной карты аккуратную полоску, красным фломастером написал «Помни “Титаник”!» и повесил на переборку над прокладочным столом. Получилось на манер макаровского «Помни войну!».

Будни Антарктики

Впервые пересекли Южный полярный круг, двигаемся на восток вдоль побережья Антарктиды. Идем вдоль кромки льдов, а плавание во льдах дело хлопотное, лишний раз не перекуришь, а еще этот плакат в штурманской рубке – «Помни “Титаник”!» – постоянно держит в напряжении.

С утра наблюдаем сверхдальнюю видимость. Вот она – земля, закованная в лед, словно рыцарь в доспехах, лежит в морозной дреме.

На сотню километров от берега видны горы, ледники, обрывы, ощущение такое, будто ты на краю Земли и дальше уже ничего нет.

Странное это место – зима перепутана с летом, вода в раковине закручивается в противоположную сторону, падающие с ледников стоковые ветры, животный мир необычный, а главное, чувство такое, что ходишь вниз головой, но почему-то этого не замечаешь.

Подходим к заливу Прюдс, где должна состояться встреча с «Адмиралом Владимирским». Погода начала портиться – хмуро, холодно и снег на палубе не тает.

С начала плавания прошло почти два месяца, резкая смена широт и часовых поясов, нехватка кислорода и напряженная работа вызывают усталость.

Старший лейтенант Петров, лейтенант Морев и старший лейтенант Леонтьев, закрывшись в каюте, лениво расписывали пулю. Поле игры было аккуратно расчерчено на обратной стороне маневренного планшета Ш-26М.

Леонтьев в очередной раз обул товарищей и записал на листок циферки долга, которые при очередном заходе в порт превратятся во вполне осязаемые материальные ценности.

– Ну что, господа, до вахты тридцать минут, есть предложение закругляться.

Петров с Моревым согласно кивнули и пошли на ют перекурить. Сан Саныч Петров, нервно затягиваясь, то ли жаловался, то ли возмущался:

– Третий раз он нас делает.

Морев его поддержал:

– Причем влегкую. А главное, рожа у него уж очень довольная!

Решили они, чтоб жизнь Леонтьеву раем не казалась, как-нибудь его разыграть. Сделать это было непросто, слабых мест у Лео практически не было.

Он занимался спортом и категорически не курил. Не употреблял спиртного, все, что он мог себе позволить, – это замороженное в морозильнике пиво, которое он не пил, а ел, вынимая пивную шугу из горлышка бутылки черенком чайной ложки.

Лео был холост и при этом женский пол особым вниманием не награждал, а назойливые приставания буфетчицы – нимфоманки с непомерными вагинальными амбициями – цинично отвергал. Правда, в последнее время он проявил живейший интерес к пингвинам, особо интересовался королевскими, а после нескольких дней пристального наблюдения задался вопросом – как отличить самку от самца?

Он читал умные книжки и был целеустремлен. В отличие от сверстников, строивших планы от зарплаты до зарплаты, Лео точно знал, чего хочет. В будущем он видел себя ученым-преподавателем в родном училище, и это была не мечта, это была уверенность.

Впрочем, была у него одна слабость – был он болезненно брезглив. Брезглив настолько, что ходил в гальюн со своим освежителем на один и тот же толчок, наивно полагая, что, кроме него, им никто не пользуется.

А еще Лео страдал повышенной волосатостью, не росли они только на коленях и на пятках. Каждое утро он шел к умывальнику, проклиная судьбу, брился он спереди до ключиц, а сзади по плечи, чтоб волосы не торчали из-под рубашки.

Долго думали Петров с Моревым и решили использовать леонтьевскую привязанность к фаянсовому другу. Они взяли в метеолаборатории электрохимическую бумагу от телетайпов, аккуратно нарезали и, перед тем как Лео должен был совершить традиционный ежедневный поход в гальюн, заменили ею туалетную бумагу.

Каждый день после ужина старший лейтенант Леонтьев спасался от флотской суеты в своем собственном зазеркалье. У него был приватный портал в параллельный мир, он проходил через заветную дверь, оставляя позади вечно недовольных начальников и надоедливых подчиненных. В том мире он был единственным человеком, и мир этот был прекрасен. Он наслаждался покоем. Но когда его ноги совсем отекали и начинали неметь, ему приходилось вставать с толчка, вытирать зад, открывать волшебную дверь и возвращаться обратно в безжалостный мир регулярной воинской дисциплины.

Ох и непростая была эта электрохимическая бумага, по цвету и на ощупь она мало отличалась от туалетной, а при традиционно приглушенном освещении гальюна становилась практически неотличимой.

Для поддержания нужной оптической плотности, скорости записи и срока хранения электрохимическую бумагу пропитывают пирокатехином, азотнокислым калием, щавелевокислым аммонием, щавелевой кислотой и еще какой-то гадостью с красивым труднозапоминающимся названием. И если этой бумагой потереть кожные покровы, то повреждение эпидермиса вам гарантировано, а если повезет, то возможно повреждение дермы вплоть до сосочкового слоя, а это уже гиперемия и зуд.