Наступил долгожданный день, Витька собирал чемодан. Сначала он разложил на кровати чемодан, а потом рядом с ним вещи и подарки. Вниз уложил обувь и несессер с туалетными принадлежностями, затем подарки, а сверху вещи, разглаживая каждую складочку, оставшуюся сибирскую настойку завернул в трусы. Закрыл чемодан и проверил, ровно ли закрылась молния. Да, флотская прививка аккуратностью – это на всю жизнь!

Напоследок посидел на веранде, любуясь морем. Ровно в половине одиннадцатого он спустился в холл, нужно было произвести окончательный расчет. Аппарат, потрескивая, привычно списал деньги с карты, персонал, дежурно улыбаясь, пожелал доброго пути. Чемодан был уже в машине, и Витьку больше ничего здесь не держало. Он с радостью захлопнул дверь мерседеса, за рулем был все тот же цыганистый грек.

– Можно ехать?

– Да, только когда будем проезжать Кардию, заедем в церковь Святого Спиридона.

До церкви доехали быстро, будний день, рабочее время, церковь была пуста. Шишкеев попросил водителя найти настоятеля. Минут через пятнадцать появился служитель культа, внушительных размеров, с иссиня-черной курчавой бородой, в длинной рясе и скуфье.

– Как к вам обращаться, батюшка?

– Зови отец Агафоник, – пророкотал тот густым басом.

– Благословите, отец Агафоник.

Поп размашисто осенил его крестом и протянул руку, Витька покорно ткнулся в нее лбом.

– Отец Агафоник, я хотел бы сделать подношение вашей церкви.

Шишкеев протянул батюшке коробку с часами, подаренную Соней. Домой ее не привезешь, а так лучшего применения и нет. Поп коробочку открыл, и глаза его загорелись.

– Богоугодное дело творишь, сын мой.

Витька знал, теперь отец Агафоник ему точно не откажет, и он со смиренной рожей попросил:

– Не исповедаете, батюшка?

Крепко сжимая в могучей руке подарок, поп благосклонно ответил:

– Долг мой – помогать заблудшим.

Вывалил ему Витька все, что с ним происходило, ничего не утаивая.

– Каешься ли в содеянном, сын мой?

– Каюсь, батюшка.

И застыл в поклоне. Отец Агафоник накрыл его епитрахией, на греческом языке прочитал разрешительную молитву, дал поцеловать крест и Святое Евангелие и допустил к причастию.

Непроходящее в последнее время беспокойство пропало напрочь, Витька вышел из церкви абсолютно обезгрешенным.

Все-таки великое дело вера!

Все процедуры в аэропорту прошли быстро и незаметно, Шишкеев купил в Duty free бутылку греческого вина и бутылку анисовой водки. Посадка прошла вовремя, он удобно расположился в кресле, все мысли были о доме, о семье.

Пулково встречало пятью фаллическими образованиями на крыше аэропорта и проливным дождем. Простоял минут сорок на пограничном контроле, и столько же ждал багаж. Здравствуй, Родина!

Пройдя по зеленому таможенному коридору, Витька вышел в зал прилетов. Его встречала жена, он увидел ее сразу. Стройная, улыбающаяся, неотразимая в своей зрелой красоте, она тоже заметила его и помахала рукой. Он так спешил к ней, что сломал колесо на чемодане. Они молча обнялись, Витька крепко прижал к себе жену и вдыхал аромат недавно вымытых волос, это был его любимый запах. До дома доехали молча, просто держась за руки, для настоящего чувства слова – помеха.

Дома его ждал сюрприз, приезд совпал с еврейским Новым годом. За столом его ожидало все большущее семейство. Сидели допоздна, весело, с песнями, стол ломился, особенно вкусным было пуркеле, теща постаралась. Витька был доволен, все было как всегда, вилка слева, нож справа, коньяк в изящной рюмке – это был его дом, и это была его жизнь.

Гости разошлись, многочисленные тетушки убрали со стола, помыли посуду, навели порядок. В доме воцарилась тишина, и Витька наконец остался наедине с женой. Шишкеев в спальне разбирал чемодан, из ванной комнаты вышла жена, она была в короткой шелковой ночнушке. Дина подошла сзади, обняла мужа за шею и томным голосом спросила:

– Тебе помочь?

Шишкеев понял – исполнение супружеского долга в обязательной программе.

– Да ну его к черту, завтра разберу.

Он пнул чемодан, поцеловал жену и пошел принять душ. Стоя под горячими струями воды, Витька обратил внимание на состояние своего мужского достоинства, это маленькое скукоженное существо явно не собиралось трудиться. Вот так, просила жена привезти цветочек аленький, а я привез цветочек вяленький.

– Я не понял, это что, бунт на корабле?

Маленький предатель никак не отреагировал.

– Ну понимаю, досталось тебе, но войди в мое положение!

Вытираясь, Шишкеев сделал последнее предупреждение.

– Смотри у меня, лоботряс, опозоришь, сделаю обрезание.

В спальне Витька отхлебнул из заветного флакона и протянул его Дине:

– Разотри мне, пожалуйста, поясницу.

Дина растирала его нежно, с любовью, и уже через несколько минут они слились воедино. То ли строгое предупреждение, то ли чудное сибирское снадобье, то ли любовь, а может, и все разом, но результат превзошел ожидания. Разомлевшая жена прислонилась щекой к его плечу.

– Нужно почаще отправлять тебя одного, воздержание явно идет тебе на пользу.

Но Витька ее уже не слышал, он спал, и был это глубокий, безмятежный сон человека с отпущенными грехами и исполненным супружеским долгом.

Потерянный рай

Давным-давно в городе С. на берегу Черного м., в глубине Стрелецкой б., словно священный город инков Мачу-Пикчу в горах Перу, затерялся рыбацкий Причал. Отгороженный от остального мира невысоким худым забором и мощной стеной положительной энергетики, он был доступен только для посвященных. У случайно попавшего на Причал человека было только два варианта – уйти и больше никогда не появляться или остаться навсегда. Это был затерянный рай. Изрядно потрепанные мостки с основательно привязанными яликами, скромные халабуды и совершенно особенные, замечательные люди. Во главе стояли Председатель и Старшина причала, с нынешней светской властью аналогии провести невозможно – это были скорее Верховный жрец и Вождь. Стоило пересечь ворота, и ты попадал в другой мир, как будто пройдя через очищающий портал, все проблемы ты оставлял за воротами, а там, в затерянном раю, люди жили по своим законам, все друг друга знали, приветливо общались, помогали друг другу, с почтением относились к старикам и прислушивались к их советам. Туда не водили женщин легкого поведения, туда не заглядывала милиция, а если на Причале появлялся человек без выхлопа, местная свора, возглавляемая рыжим кобелем-переростком Мишкой, могла и покусать. Там все было другим, и мысли, и запахи, и язык, и время там текло по-иному, даже бабочки-однодневки жили там по три дня. На Причале царила атмосфера благодушия и всеобщей любви, любви к рыбалке!

Бытие

Есть ли жизнь после смерти? А жизнь после службы? Если в первом случае это вопрос веры и все зависит от Бога, то во втором это вопрос желания и все зависит от личных способностей.

Жизнь на пенсии устаканилась, отпали тревоги о хлебе насущном, появилась уверенность в будущем, более того, появилось свободное время. Естественно, нужно было подумать о том, как его занять. Дача была не в счет, там господствовал принудительный труд и теща с мотыгой. Понятно, что ни о каком отдыхе и тем более душевном равновесии и речи не было. Хотелось чего-то другого, у англичан это называют хобби, а у нас – «хватит ерундой заниматься, лучше что-нибудь по дому сделай». Особого выбора не было, если ты мужчина и живешь у моря, если у тебя нормальная ориентация, ты азартен, доктора не запрещают тебе выпивать и вдобавок ты не филателист, твой выбор – рыбалка! Ну не макраме же плести, честное слово.

Вначале был ялик…

Чтобы заниматься рыбалкой всерьез, нужно было иметь плавсредство. Морев обложился местными городскими газетами и внимательно изучал разделы частных объявлений. Через час усердных поисков, на последней странице газеты «Слава Севастополя» Бог знает за какое число, между объявлениями «Потомственный нарколог, сниму запой любой тяжести» и «Супружеская пара с высшим музыкальным образованием организует свадьбы, похороны и юбилеи» показался нужный текст – «Ял-6, в хорошем состоянии, дорого». Вот так, лаконично и исчерпывающе. Продавец, старик Пухов, цену озвучил просто неприличную, в конце концов договорились посмотреть ялик в ближайшую субботу. Решив, что финансовую нагрузку нужно снизить, Морев позвал в концессионеры Сашу Качалова. Саша, закончив карьеру корабельного доктора и выйдя в отставку, активно занялся грузоперевозками, но, ностальгируя по своему медицинскому прошлому, компанию назвал «Аппендикс». Он даже завел себе визитные карточки – «Грузоперевозки любой сложности. АТП «Аппендикс», Качалов Александр Александрович. Тел. 46–40–20». Морев позвонил доктору, в случае с Качаловым это была не принадлежность к профессии, а кличка.

– Здорово, док, есть предложение.

– Извини, я временно в завязке.

– Это не то, о чем ты подумал.

Морев подробно объяснил Качалову ситуацию.

– Многовато хочет, будем торговаться, – со скрытой угрозой подытожил доктор, авансом давая понять, что он согласен.

В субботу ровно в 8.00, как и договаривались, под балконом у Морева стоял сильно поживший мерседес красного цвета, напоминающий большой дорожный чемодан со сломанными замками и оторванной ручкой. Доктор искренне считал, что старое значит надежное. Почухивая, попердывая и подергиваясь, мерседес выехал со двора. Добираться до Причала было недолго – минут пятнадцать, но в машине Качалова год шел за три, как на войне, и время тянулось невыносимо долго. Наконец закончился асфальт, еще метров триста по грунтовке, потом круто вправо и вниз. Машина остановилась перед высокими воротами, выкрашенными в голубой цвет, узкую пыльную дорогу с обеих сторон накрывали огромные кусты ежевики. Калитка оказалась открытой, и они вошли. Рядом с домиком дежурного под навесом, сидя за столом, скучал дежурный по Причалу, мужик лет шестидесяти. Лениво перебирая кости домино, он демонстративно не замечал чужаков.

– Извините, нам нужен Пухов. Не подскажете, как его найти?

Дежурный махнул рукой.

– А вон туда идите, в конец Причала, халабуда номер 1011.

На полпути их остановил здоровый рыжий кобель в сопровождении разнокалиберной и разноцветной своры. Он зло смотрел на чужаков и молча скалился. Качалов с Моревым инстинктивно прижались друг к другу. Рядом ни палки, ни камня. Спасение пришло неожиданно, из домика с открытой настежь дверью, проем которой был завешен старой рыбацкой сетью, строгим голосом прозвучала команда:

– Мишка, мать твою, отстань от людей!

Кобель перестал злиться и буднично засеменил по своим делам.

У халабуды с табличкой на двери «1011» их встретил пожилой мужчина в коротком пиджачке и засаленной кепке.

– Это вы по поводу покупки ялика?

– Мы.

– Ну идемте, посмотрите.

Пока шли к ялику, старик Пухов расхваливал его достоинства. У ближайшего мостка было привязано яликов двадцать, и Морев все пытался угадать, который из них пуховский. Ялик был привязан почти на самом конце мостка. Старик ткнул пальцем и с гордостью произнес:

– Вот моя ласточка!

Морев растерялся, это было не плавсредство, а натуральный копролит, это подтверждало и то, что он до сих пор не утонул. В прогнозах он не ошибся, Ял-6 был изготовлен в 1956 году, а двигатель Л-6 был 1960 года. У Качалова реакция была иной, увидев перед собой ископаемое в его первозданной прелести, он залез вовнутрь и, загадочно улыбаясь, оглаживал планширь.

– А двигатель работает? – Уже без всякой надежды спросил Морев.

– Еще бы, как часы.

Старик проворно заскочил в ялик, вытащил из какого-то закутка веревку с рукояткой и большим узлом на конце, аккуратно обернул вокруг маховика и резко дернул, раскручивая двигатель. С пятого раза двигатель начал оживать, глухо застучал и наконец вышел на рабочий режим. Как бы оправдываясь, Пухов пояснил:

– Видать, магнето отсырело.

Морева разбирало любопытство.

– А чего вы его продаете, если он такой хороший?

– Сроду не продал бы, на операцию надо.

Талантливо врал старик.

Для серьезного разговора они направились в домик. По дороге доктор шепнул:

– Про операцию врет, с такой рожей больных не бывает. На жалость давит, хочет, чтоб не торговались.

Халабуда у Пухова была барской – 3×4, из инкерманского камня, с подвалом и сараем вдоль всего строения. Мебель была сборная – кушетка, маленький столик и две разнокалиберные табуретки. На стене висела большая картина неизвестного художника в золотом багете и с дыркой посередине. Торг шел долго и шумно. Нужно было отдать должное Качалову, при всей его доктороватости, когда речь заходила о деньгах, в особенности о его личных, он становился беспощадным к оппоненту. Старик взмолился:

– Ялик на воде, сухой, двигатель в строю, ну что вам еще нужно?

В домике напротив обитал Старшина Причала, он среагировал на шум, его голова показалась в дверном проеме. Расстроенный Пухов решил найти поддержку у него.

– Николаич, ну хоть ты им скажи.

Лучше бы он к нему не обращался. Николаич знал на Причале всех и все и, заранее не предупрежденный Пуховым, вывалил все как есть.

– Ну что вы, ребята, надо деду помочь. Ялик нужно капитально ремонтировать, а у деда ни сил, ни денег. Один у него выход – продать. Зато какая вам халабуда достанется!

Покупатели поняли, что «домик пана Тыквы» – это принадлежность к ялику и пуховские здесь только табуретки с картиной, и их настроение улучшилось. Получив бесценную информацию от Старшины Причала, Качалов нанес сокрушающий удар и опустил цену вполовину. Старик запричитал:

– Да у меня в сарае добра на три ялика хватит, накиньте хоть сто долларов.

Мелочиться уже не было смысла, накинули. Быстро на тетрадных листках написали договор, расплатились, а Николаич это все удостоверил подписью и печатью. Пухов поставил на стол бутылку и четыре пыльных граненых стакана, видимо, хитрый старик получил все, что хотел. Сославшись на руль, доктор отказался. Выпили за удачную сделку, закусывали семечками, идя вдоль Причала. Вокруг была благодать, у мостков мирно покачивались ялики, друзья не могли оторваться и как в ступоре стояли посреди Причала, рядом лежал остов старого яла, похожий на скелет огромной рыбы, он как бы напоминал, что нет ничего вечного и жить нужно сегодня, сейчас, ничего не откладывая на потом. Откуда ни возьмись появился Мишка, внимательно обнюхав штанину, он дружелюбно потерся своей здоровущей башкой о ногу нетрезвого Морева. Огляделись они вокруг и решили, что это хорошо, день первый.

...

3 4 5

Премиум

4.25

(4 оценки)