Именно поэтому возникает вопрос о доказательстве того, что обществу в целом может быть присуща разумность, т. е. именно то качество, которое поддерживается в человеке путем его общественного существования. И если это только временная разумность, сменяющаяся периодами общественного безумия, то это тоже надо доказать и показать, на что мы реально можем рассчитывать, какие инварианты сохраняются во времена деструктивного безумия и где с учетом этого надо сосредоточить усилия.

Описание общества как некоторого узора из переплетенных стержней регламентации его бытия логически подводит к вопросу о том, каким образом этот узор меняется, преобразуется из одного общественного устройства в другое. Экономические теории утверждают, что трансформация общества связана с развитием его производительных возможностей. Эту ситуацию можно представить себе в виде некоторого общего «разбухания», расширения общества, при котором узор теряет плотность и поэтому вынужден претерпевать перестройку для сохранения своих связующих качеств. Таким образом, связующие свойства узора должны выступать как некий инвариант, сохраняющийся во всех процессах преобразования общественных узоров.^[5]

Возможно, этот инвариант характеризует устойчивость общества, и достижение некоторого предела его изменения приводит либо к смене типа общественного узора, что Маркс характеризовал как изменения соотношения производительных сил и производственных отношений, либо к полному его распаду, – и многие развитые цивилизации прошлого действительно распались, не оставив наследников.

Век XIX был увлечен анализом материального производства, движения и баланса материальных потоков, которые сопровождают как любой физический процесс, так и существование любого общества. Наряду и почти одновременно с вхождением в науку закона сохранения и преобразования энергии родился и приобрел силу учения закон о смене общественно-экономических формаций. Однако в XXI веке все большее внимание приковывают к себе информационные потоки, точнее, рельефно проявляется именно информационная, а лучше сказать – ментальная сторона общественного бытия.

Материальные потоки экономики и балансовые соотношения, из них вытекающие, так же как трофические цепи в биосфере, действительно могут служить определенной привязкой к конкретным условиям существования той или иной системы (экономической или экологической). Но пределы устойчивости систем, как правило, определяются по отношению к внешним воздействиям – например, вмешательству политики в экономику, равно как вмешательству человеческого общества в биосферу. И в том, и в другом случае в ход некоторых системных процессов вмешивается несбалансированный внешний фактор, который принято классифицировать как субъективный – человеческий. И этот субъективный фактор может приводить к вполне объективным следствиям. Так, курс на индустриализацию, проводимый правительством той или иной страны, неизбежно усиливает давление на биосферу и приближает страну не только к материальному изобилию, но и к экологическому кризису. В этом случае субъективные устремления человека оказывают непосредственное воздействие как на изменения в экономике, так и на изменение природных, биосферных процессов. Причем к этим следствиям приводят субъективные мнения не только политиков, но и всех вообще членов общества. В частности, совершенно субъективные мнения отдельных людей о том, будут или не будут завтра расти цены (на бензин или на соль, на акции «Башнефти» или «General Motors»), в итоге приводят к вполне определенным экономическим последствиям. Если спрос (на соль, на доллар или что-нибудь еще, ставшее вдруг продуктом вожделения значительного числа членов общества) растет, то в процесс самосогласованно вовлекается все большее число спрашивающих, и тем самым спрос усиливается. И в результате ментальный сдвиг вызывает реальные экономические последствия – взлеты и падения курсов акций, банкротства, экономические кризисы, дефолты и т. д.^[6] В той же мере эфемерная мода на крокодиловую кожу или норковые манто реально сопровождает сдвиги в сторону уменьшения популяций животных, попадающих в ментальную (!) зону повышенного спроса, так же как не менее эфемерная идея использовать синтетический мех приводит к огромному химическому засорению биосферы и сокращению биопродуктивности в целом.

Анализ устойчивости биосферы в работах по оценке последствий ядерной войны, проведенный в 1970—1980-х годах группой ученых под руководством академика Н.Н. Моисеева, показал, что устойчивость эта ограничена определенными рамками, переход за которые приведет к новому состоянию биосферы, и места в ней человеку может не найтись. Силы человечества настолько возросли, что его жизнь на Земле может быть прервана в результате неправильных или просто злонамеренных действий очень небольшой группы людей (вспомним проблемы международного или государственного терроризма). И ограничение таких действий может опираться только на то, что с развитием общества развивается, перестраивается и оптимизируется и система его сдерживания, изменяется узор, в который переплетены стержни сдерживания, и число этих стержней.

Перестройка подобного рода происходит очень непросто. Меняются стереотипы как общественного, так и индивидуального сознания. Стереотипы общественного сознания служат критериями оценки деятельности фигур власти, политиков, которые тем более успешны в своей карьере, чем лучше они отвечают ментальности общества. В то же время изменяется и индивидуальное сознание, приводя (редуцируя) к уровню нравственного императива новые «вводные», поступающие из участия индивида в общественной жизни. Однако именно в этой редукции заключена самая большая сложность.^[7] Если политики достаточно легко подстраиваются под общественные ожидания, особенно в преддверии выборов, то сказать, что нравственный императив легко подстраивается под ожидания политиков, нельзя. Таким образом, всегда имеет место процесс взаимодействия общественного сознания, приводящего к власти политиков, и индивидуального сознания, редуцирующих их (политиков) деятельность к уровню нравственного императива. В этом смысле процесс общественного развития направляется самой природой человека, человеческой определенностью в понятиях добра и зла. И именно в этом смысле история постоянно повторяется, поскольку такова природа человека.

Середина XX века привнесла ядерное сдерживание. Формирование ядерного паритета усилило в мировом масштабе военное сдерживание – один из древнейших видов сдерживания. Вся история человечества состоит в смене периодов мира и периодов войн, что можно интерпретировать как смену периодов ментального сдерживания периодами сдерживания физического. Эта периодичность, видимо, – одна из основных черт работы механизма сдерживания в человеческом обществе. Она присуща не только военному сдерживанию, но и экономическому (циклы Кондратьева), и властному (смена власти либеральной властью репрессивной), и законодательному (от строгости Римского права до анархического беззакония), и религиозному (от полной терпимости до ортодоксальности).

Периодичность действия механизмов сдерживания является основой предупреждения, даваемого моделью «ядерной зимы»: параллельное цикличное действие различных факторов сдерживания может в какой-то весьма неудачный момент прерваться сразу для нескольких механизмов (как биосферных, так и общественных), и тогда общий положительный тренд развития может смениться глобальной перестройкой, несовместимой с условиями, пригодными для жизни людей. Что такой «неудачный момент» может наступить в результате ядерной войны, доказано математически, но только ли ядерная война может привести к этому финалу? И не является ли любая война порождением все того же субъективного фактора – человека?

Таким образом, в истории действует мощный фактор, связанный с коллективными устремлениями людей, действие которого характеризуется некоторыми законами внутреннего мира человека и проявлениям которого присуща некоторая цикличность. Существует нечто, касающееся совместной деятельности людей, не укладывающееся в рамки простых представлений о желании каждого индивида выжить. В совместном существовании людей есть очень большая неопределенность, связанная с тем, что простое суммирование стремлений к удовлетворению материальных потребностей не только не является общественной жизнью в ее общепринятом смысле, но может вступить в прямое противоречие и с самой жизнью человеческого вида на Земле.

Именно поэтому можно утверждать, что человеческое общество является той надбиосферной (искусственной, по терминологии Мамардашвили) средой, в которой существует человек. В этом смысле общество существует в отрыве от существования биосферы. Но так или иначе существует целый ряд условий, которые должны выполняться одновременно, поскольку человек существует одновременно и в биологическом, и в общественном мире.

С точки зрения математики рассмотрение устойчивости этого совместного существования представляет собой новую задачу, в которой наряду с устойчивостью общества должна решаться задача устойчивости биосферы. Такая постановка вопроса приводит к формулировке совместной задачи, решением которой служат условия устойчивости объединенной системы. Эта задача необычайно сложна поскольку не выделены условия общественной устойчивости в виде тех или иных критериев, достижение которых вызывает перестройку стержневого узора общества.

Но можем ли мы утверждать, что решая эту задачу устойчивости, мы найдем ту особенность поведения системы «человек – общество – биосфера», которая составляет суть кооперативного поведения системы? Приблизимся ли к пониманию этого поведения, учитывая наряду с материальными потоками потоки информации? Может ли вообще математическая модель быть адекватна поведению системы, относительно которой «есть подозрение», что она проявляет признаки разумного поведения, т. е. обладает способностью самостоятельно выбирать решение?