Часть 2
ЛИ ЦЗИ (КНИГА ЦЕРЕМОНИЙ)

Хозяева затащили в наши комнаты по круглой деревянной бадье, и принялись носить горячую воду ведрами.

– А я думал, мы будем принимать ванну вместе, – пошутил я с Яо тоном заправского ловеласа.

– Тогда там не останется места для воды, – парировала китаянка. – Лучше посмотри, сможешь ли ты поместиться в бадью!

Кадка (вроде той, что в России еще кое-где используется для соления огурцов) наполнилась водой и гостеприимные хозяева покинули комнату. Я с отвращением сбросил с себя пропотевшую одежду и влез в деревянную ванну…

– Эврика! – закричал я.

В коридоре послышался топот, и в комнату без предупреждения ворвалась полуодетая Яо.

– Что случилось?!

Я показал рукой на воду, расплескавшуюся вокруг моей бадьи:

– Архимед в такой же ситуации закричал: «Эврика»! Что значит: «Нашел».

– И какое же открытие сделал ты? – язвительно спросила Яо, заматываясь в здоровенное мохнатое полотенце.

– То, что я значительно крупнее любого среднего китайца. И в этой «ванне» мне просто не повернуться.

– Помойся уж как-нибудь. Мы не можем каждый день просить хозяев нагревать нам воду – в деревне это очень тяжело, и здесь не моются каждый день, как в городе.

Яо резко повернулась и пошла в свою комнату, бросив через плечо:

– Мойся, Архимед, пока вода не остыла.

Сначала я отмок, потом помылся, насколько это было возможно в небольшой деревянной бадейке (при этом я чувствовал себя огурцом-переростком). Конечно, Яо в такой же посуде было посвободнее – рост китаяночки едва превышал полтора метра.

Однако когда я вылез и переоделся во все чистое, то настроение мое заметно улучшилось.

– Яо, ты где? – крикнул я.

Никакой реакции.

Осторожно я постучал в ее комнату, но и на это действие никакого отклика не получил. Еще более деликатно я приоткрыл дверь и заглянул внутрь (понимая, что если моя спутница еще плескается в лохани, то в лучшем случае запустит мне тапочкам в голову).

Но в комнате Яо было пусто, только вещи раскиданы по кровати, да лужи теплой воды вокруг бадьи.

Насторожившись, я стал спускаться вниз, и уже на половины лестницы услышал яростную ругань по-китайски. Собственно, о том, что это ругань, я догадался только по интонациям Яо, к которым начал уже привыкать.

Возле крыльца Яо препиралась с каким-то молодым военным в форме китайской армии (форма эта почему-то мне всегда напоминает о Гражданской войне).

– В чем дело?! – громко спросил я по-русски. При этом насупил брови – я здесь турист, черт возьми, приехал поддержать своими деньгами китайскую экономику…

Яо повернулась ко мне:

– Он говорит, что нам нужно покинуть этот район.

– Но почему?

– Вчера ночью здесь пропал самолет. Просто исчез с экранов радаров, и с тех пор не подавал никаких признаков жизни.

– Так вот почему сюда утром ехала машина с солдатами! – догадался я. – Но почему их так мало прислали?

– А сколько бы ты хотел? – удивилась Яо.

– Ну, хотя бы несколько миллионов… А у вас еще самолеты есть, или это был единственный?

Яо не поняла шутки и нахмурилась:

– Я лучше не буду переводить лейтенанту твои глупости. Он мне сказал, что благодаря радарам место падения известно довольно точно.

– Тогда переведи ему, что мы туристы, интересуемся местными сказаниями, а в лес ходить не будем, – сказал я.

– Как это не будем? – удивилась Яо.

– По крайней мере, пока они отсюда не уберутся.

Яо начала переговоры с представителем доблестной китайской армии, а я быстро поднялся наверх в свою комнатку и вытащил из баула новенький плеер для лазерных дисков, купленный мною в аэропорту Бен-Гурион. Стоил он, по израильским меркам, буквально копейки, что меня и соблазнило, хотя особой надобности в этом предмете роскоши я не имел (если слушаешь музыку в дороге, легко можно пропустить звонок мобильника, а журналист постоянно должен быть на связи. Дома же я имел шикарную стереосистему).

Распаковав это чудо техники, я спустился с ним вниз, нацепив наушники.

Яо продолжала о чем-то быстро чирикать, с темпераментом, который бы сделал честь любой итальянке. Китайский офицер выглядел непреклонным, но тут к ним приблизился я, на ходу снимая наушники. Повертев плеер в руках, чтобы летеха мог его рассмотреть получше, я протянул свой дар со словами:

– Нин хао! Дружба!

– О, дружба! – услышал лейтенант знакомое слово.

Тяга к современной культуре боролась в нем с верностью присяге, но культура все-таки победила (страшная сила!) Он взял у меня из руки плеер и незаметным движением сунул его себе под мундир. После чего сказал Яо, что в деревне мы пока можем оставаться, но о том, чтобы ходить в лес, и речи быть не может – там его солдаты будут искать остатки самолета и «черный ящик».

– На не интересуют современные самолеты, – успокоил я лейтенанта. – Мы собираем предания, старинные обычаи, тосты…

Яо перевела и эту шутку тоже. Надо будет потом рассказать ей о фильме «Кавказская пленница».

… интересуемся, нет ли здесь лесных духов или даосских отшельников…

– Заходить в район поисков вам нельзя, – ответил офицер, поправляя под мундиром плеер. – По крайней мере, до тех пор, пока поиски не закончатся. Но я вам обещаю – если мы найдем каких-нибудь духов или отшельников, то я лично доставлю их вам.

С этими словами он подмигнул, повернулся и пошел по деревне молодцеватой походкой.

– Не огорчайся, Яо, – сказал я китаяночке почему-то шепотом (хотя вряд ли летеха понимал русский язык). – Французы говорят: «Чтобы приготовить рагу из зайца, надо иметь хотя бы кошку».

– Ты хочешь есть? – не поняла Яо.

– Нет, – я сообразил, что шутка про кошку вряд ли может быть понята китайцами, жующими все подряд. – Это к тому, что я все-таки неплохой журналист, и нам необязательно лазить по джунглям, чтобы набрать материал на статью. Пойдем, поговорим с местными жителями…

– Ладно, – согласилась переводчица. – Будем надеяться, что солдаты здесь долго не задержатся – сделают свое дело и смотают удочки.

Яо хотелось щегольнуть передо мною знанием сленга. А я подумал: «С чего бы самолету грохнуться именно в этом месте?»

– Пойдем, пройдемся по деревне, может, найдем кого-нибудь, кто сможет нам рассказать, что здесь происходит, – Яо вышла за калитку и показала мне рукой, чтобы я следовал за ней.

Мы пошли по деревне. Она вся целиком состояла из нескольких улиц, уставленных довольно аккуратными деревянными домиками.

И здесь ничего характерного для китайской архитектуры – каких-нибудь крыш с загнутыми скатами – я не увидел. Интересно, пагода у них здесь есть? Мне же нужны колоритные фотографии для газеты!

Селение стояло как бы на вершине большого холма. Когда мы вышли на его окраину, то увидели спускающийся вниз зеленый склон, а затем огромный лесной массив, из которого вырастали уже где-то на горизонте покрытые редкой растительностью серые горы.

Между прочим, лес выглядел точно так же, как в том полусне, в который погрузил меня даос на окраине Пекина – какая-то смесь тайги и джунглей, где хвойные деревья были увиты буйно растущими лианами.

– А где народ? – наконец спросил я у Яо. Деревня казалась как будто вымершей.

– Где-где… Работают! Вот, кажется, кто-то есть, – Яо показала мне на старичка в серой рубахе и такого же цвета штанах, копошившегося на огороде. Я его, признаться, не сразу и разглядел на фоне серого же забора. Пока мы приближались, Яо предупредила: – Только не заговаривайте первым. У нас в отдаленных районах еще боятся беседовать с иностранцами.

Дедок заметил нас, разогнулся, и приветливо (как мне показалось) зачирикал. Яо подхватила, а я с умным видом некоторое время внимал их дуэту. Потом, наконец, спросил:

– Дать ему пару юаней?

– Пока не надо, этим мы только насторожим его, – почти не поворачивая головы, ответила Яо.

– А что он рассказывает?

– Говорит, пару недель назад они со старухой были в лесу, собирали хворост. Увидели там несколько огромных черепах, хотели поймать на суп, но догнать так и не смогли.

– Старик так медленно ходит или черепахи так быстро бегали?

– Второе.

– Пускай сильно не расстраивается, я видел по телевизору, что черепахи жестковаты.

– Надо уметь готовить. И еще говорит, у них были необычные, очень красивые панцири.

– Странная история. Впрочем, как раз для газеты. А спроси у него – правда ли, что их секретарь обкома оказался лисом?

Яо перевела вопрос, на что старик что-то резко ответил и без предупреждения вернулся к своим грядкам.

– Он сказал, что это было в соседнем районе… Не надо было так говорить, простые люди боятся подобных разговоров.

Мы отошли от заборчика (старик, казалось, не обращал на нас ни малейшего внимания), и прошли по улице несколько метров, как вдруг нас кто-то окликнул. Я оглянулся – это оказалась сморщенная старуха.

Китаянки и в молодости-то не часто бывают очень привлекательными (по крайней мере, на мой вкус), а уж старухи китайские страшнее ядерной зимы. Старуха быстро что-то сказала Яо и вернулась в дом.

– Что-то интересное? – спросил я у Яо, когда мы отошли от дома на порядочное расстояние.

– Она говорит, что не только секретарь уездного комитета партии, но и еще кое-кто в округе – лисы. И вообще слишком много развелось оборотней в последнее время, раньше такого не было. По-моему, старуха просто с ума сошла.

– Может быть, может быть… – ответил я неопределенно.

Что же, черт возьми, происходит в этом «Бермудском треугольнике» со штампом «Made in China»? За Великой Китайской стеной?..

Тут мои мысли плавно перескочили на тушенку с аналогичным названием (я подумал, что мы зря не запаслись ею в автолавке), а потом и к тому, что не худо бы перекусить.

– Яо, а когда здесь обедают?

– Здесь – не знаю, – ответила переводчица. – А мы – когда захотим. По здешним меркам мы же баснословно богатые люди! Только вот особого выбора ты не увидишь – тут едят разве что рис с овощами…

– Яо, но у нас же есть деньги. Давай попросим, чтобы нам приготовили… не знаю, утку какую-нибудь!

– А ведь это мысль!

Мы вернулись в наш домик, и через час хозяйка вынесла нам на веранду большую фаянсовую кастрюлю с упоительно пахнущим утиным супом.

– Садимся немедленно, – сказал я Яо, – или я сейчас же откушу от тебя кусок.

– Звучит вполне в духе китайских народных сказок, – сказала Яо, усаживаясь за низенький деревянный столик, вынесенный нам хозяйкой. – А может, ты лис?

– В Израиле лисы не водятся… Слушай, а как у вас суп едят? Палочками, что ли?

Яо рассмеялась:

– Сейчас нам принесут ложки.

Ложки оказались тоже деревянными, да к тому же еще и небольшими – как раз на китайский рот. Я принялся сосредоточенно хлебать вкусное варево, но вскоре процесс был прерван возгласом с улицы:

– А, дружба!

Бросив косой взгляд, я увидел лейтенанта, стоявшего возле калитки и глядевшего на наше пиршество. И хоть я не был знатоком китайских обычаев, но все же догадался, что аромат утиного супа сразил его наповал.

– Яо, пускай он зайдет, угостим его супчиком. В дальнейшем он может быть нам полезен.

– Давай, – и Яо зазывно помахала рукой. Как по мановению волшебной палочки китайский вояка очутился у нас за столом, перед ним появилась миска, и он принялся быстро уничтожать дармовое угощение.

– А что здесь пьют? – поинтересовался я, и хозяйка принесла нам какого-то рисового перебродившего пойла (советские переводчики, в зависимости от расположения духа, называли это пойло в книгах то вином, то пивом).

Насытившись, лейтенант пришел в расположение духа, располагающее к выдаче военных тайн:

– Мы чуть ли не полдня лазили по этому чертову лесу, – сказал он…

Чтобы в дальнейшем не отвлекаться, просто один раз скажу вам, что его речь я воспринимал через перевод Яо.

– … и ни черта не нашли. А ведь должно что-то быть! Обычно, когда падает самолет, он вызывает лесной пожар. Да и просто следы падения должны остаться – сбитые верхушки деревьев… Ничего!

– А может быть, радар подвел? То есть самолет сначала исчез с экрана радара, потом пролетел еще какое-то расстояние и упал! Тогда, возможно, он даже не в этой долине!

– Исключено! Вы знаете, как работает система радаров?

– Да откуда же? Я простой журналист, а не летчик-испытатель!

– За самолетом следят сразу несколько фиксирующих устройств! Нет, это абсолютно исключено! Место исчезновения самолета мы определили довольно точно – в радиусе максимум нескольких сот метров. Сейчас я оставил там четверых солдат, чтобы они наблюдали за округой. Знаете, местные крестьяне могут найти «черный ящик», а потом использовать его в подсобном хозяйстве.

– Зря они оставили солдат на ночь в лесу, – сказал я и толкнул Яо под столом ногой. – Только этого переводить ему не надо.

– А может, предупредим, что мы видели?

– Не надо. Он все равно не поверит, а в случае чего подозрение ляжет на нас. Лучше спроси, не видел ли он в лесу чего-нибудь необычного.

– Обезьяну видел, – перевела Яо. – Здоровенную такую, с белым мехом. Правда, издалека.

У меня язык присох к гортани. Когда же я вновь обрел дар речи, то спросил:

– Говорящую?

Летеха что-то сказал, и Яо засмеялась:

– Он отвечает, что молодой девушке, вроде меня, опасно путешествовать с сумасшедшим.

Довольный произведенным эффектом, китаец добавил еще пару фраз, а Яо захохотала еще пуще:

– Еще он говорит, что если ты захочешь, он завтра эту обезьяну поймает и приведет сюда – можешь с ней поговорить.

Я криво ухмыльнулся:

– Скажи ему, что я пошутил.

Когда трапеза закончилась, наш гость вежливо попрощался и ушел заниматься своими воинскими делами. А мы поднялись в комнату, разложили вещи, и я сел делать наброски статьи для газеты. Конечно, ни факса, ни тем более Интернета в округе нет, но я хотел первый материал послать еще из Пекина – на обратном пути.

Через несколько часов, когда уже начало смеркаться, Яо зашла в мою комнату:

– Давай попьем чаю, и будем отправляться спать. Я еще раз поговорила с лейтенантом, он сказал, что мы можем пойти обследовать другой конец долины, так что завтра нам нужно пораньше встать.

– Хм, да наш вояка явно к тебе неравнодушен!

Яо слегка нахмурила бровки. Мы спустились вниз, на веранду, и выпили по пиалушке великолепного зеленого чая.

– Яо, а ты мне обещала показать, как китаянки бинтовали ноги! – вспомнил я.

Яо вытащила из-под столика ножку, сбросила матерчатую туфельку, и обнажила ступню (размера 33-го, если не меньше). Потом рукой загнула четыре пальчика, так что остался торчать только большой.

– Вот таким образом. А ходить они могли только в специальных туфельках.

Я, признаться, остался разочарован:

– Ну, и что же в этом красивого?

Мне показалось, что Яо обиделась:

– Не знаю, – ответила она, одевая туфельку обратно. – А нашим предкам нравилось.

Напившись чаю, мы разошлись по комнатам. Я улегся на простое крестьянское ложе и заснул сном праведника. Без сновидений – хотя, казалось бы, что может быть труднее, чем не думать о белой обезьяне? Разве что искать черную кошку в темной комнате под мат работающего там фотографа.

Утром я проснулся оттого, что Яо трясла меня обеими руками:

– Вставай! Вставай! – яростно шептала она.

– М-м! Что случилось?

Как всякий журналист, я не терплю ранних подъемов. С трудом я разлепил глаза и губы (ощущение было такое, как будто перед сном я с головой окунулся в бассейн с клеем).

– Ты правильно сказал! – от волнения в голоске Яо даже усилился китайский акцент. – Им не нужно было оставаться на ночь в лесу!

– Да что случилось, наконец?

– Что-то страшное!

– А!

Это я жутко зевнул (поверьте, звук этого зевка мог напугать толпы демонов). Спустил ноги с кровати и стал одеваться, совершенно не смущаясь присутствием Яо.

– Лейтенант бегает по деревне, как сумасшедший. Он уже был здесь и потребовал немедленно тебя разбудить.

– Чего ему надо?

Наконец я поднялся с кровати.

– Дай хоть лицо ополоснуть.

Яо провела меня к висевшему во дворе жестяному умывальнику с пипкой, из которого я и умылся. Глянул в зеркало, чтобы привести шевелюру в порядок…

В глубине отражения бился какой-то здоровенный солнечный заяц. Он напоминал ту тонкую полоску, которая начала сопровождать меня еще в Израиле, но теперь полоска изрядно увеличилась. А может, это отблески восходящего Солнца?

– Пошли!

Все еще просыпаясь, я побрел к калитке, спотыкаясь о собственные ноги. С улицы к забору подбежал лейтенант и закричал нам что-то страшным голосом.

– Почему ты спрашивал его об обезьяне? – перевела мне Яо. – Что ты о ней знаешь?

– Я просто пошутил, – никакого более разумного оправдания мне в голову не приходило.

– Солдаты, которые остались ночью в лесу – все убиты, – обычно Яо переводила бесстрастно, но сейчас ее голос дрогнул.

– Каким образом? Разложились, как тот коммунист, которого мы видели в той деревне? Да только не переводи ему, ты же видишь, в каком он состоянии! Сейчас он возьмет и нас арестует!

– Он говорит, что мы должны это видеть. Возможно, хочет заручиться независимыми свидетелями. Кстати, ты мог бы осмотреть трупы…

– Только умоляю, не говори ему, что я патологоанатом! Это будет выглядеть по меньшей мере…

– А сейчас он интересуется, о чем мы говорим, – перевела мне Яо очередную реплику летехи.

– Скажи – совещаемся, что одеть в лес.

Вернувшись в дом, я надел высокие кроссовки, серую куртку из плотной прорезиненной ткани, Яо же натянула резиновые сапожки (типа тех, что в советское время продавались в «Детском мире») и штормовку, из того гардероба, в котором строили БАМ.

До опушки леса нас живо домчал армейский грузовик, а там мы слезли и пошли пешком. Лес, к счастью, был не очень густой (издалека он казался мне непроходимыми джунглями, и я уже боялся, что путь придется себе прорубать с помощью мачете).

– Далеко-то идти хоть? – спросил я, чтобы как-то разрядить обстановку (лейтенант молчал, как рыба, и поминутно оглядывался, кроме того, нас сопровождали трое солдат с автоматами наперевес).

– Чуть больше двух километров, – перевела мне Яо ответ.

– Тебе не тяжело так быстро идти?

– Нет, – моя верная спутница улыбнулась. – А вот если бы мне с детства бинтовали ноги, то я без специальных туфелек и шагу бы сделать не могла, да и в них ходила бы с трудом. Знаменитые красавицы древности в город выходили только на паланкине. Так что тебе и офицеру пришлось бы взять носилки на плечи… а я бы лежала там, как императорская наложница.

Яо звонко засмеялась. Лейтенант резко повернулся и что-то недовольно сказал, так что Яо принялась виноватым голосом оправдываться.

– Видно, произошло, в самом деле, что-то очень серьезное, – сказала она мне уже вполголоса.

В течение получаса мы добирались до места. Наконец деревья чуть поредели, и мы вышли на небольшую поляну, посередине которой была разбита армейская палатка. У входа в палатку лежали четыре пары носилок, на которых что-то было прикрыто черным пластиком.

– Вот, полюбуйтесь! – лейтенант, подойдя к носилкам, наклонился и откинул пластик.

Яо вскрикнула и уцепилась за меня.

У лежащих солдат отсутствовали черепные крышки, а мозг из черепов был вынут. Причем сделано все было достаточно грубо…

– Спокойно, Яо, спокойно, – похлопал я китаяночку по плечу (она отвернулась от ужасного зрелища и уткнулась в меня лицом). – Мы всего лишь убедились, что китайцы без мозгов жить не могут. А вот кое-кто из моих соотечественников отсутствия мозгов в черепной коробке даже бы не заметил.