Крестоносные бандиты только сейчас заметили явившееся к их противникам подкрепление и возбужденно заголосили, даже прервав на некоторое время бой. Равно как и мусульмане – они тоже ошеломленно опустили свои палки и начали пялиться на меня. Мы успели вовремя – не пройдет и получаса, как бой закончится полным разгромом феллахов, а крестоносцы начнут грабить дома и насиловать женщин.

Ну, как говорится, хрен им в сумку…

Вопреки обыкновению, я не понял ни единого слова из воплей европейцев – мы высадились в Палестине… Палесте, то есть. Следовательно, и понимать я мог только местное население арабских кровей. Но все же моего предельно ограниченного знания французского, или на каком там говорили эти уроды, хватило, чтобы понять, что они принимают меня за дьявола.

Я решил показать, что они не ошибаются.

Сделав пару кругов над опомнившимися и вновь принявшимися сражаться людьми, я сложил крылья и резко пошел вниз, в сторону самого толстого рыцаря. В последний момент я отвернул в сторону, уворачиваясь от его копья, которым он удивительно ловко попытался меня проткнуть, и полоснул когтями по древку. Наконечник упал на землю, оставив владельца беззащитным, и я ударил его в грудь.

Оставив своего первого убитого пускать кровавые пузыри, я двинулся дальше. Еще трижды я поднимался и снова падал, каждый раз забирая одну-две жизни. От стрел я и не пытался уворачиваться – эти заостренные палочки не могли меня даже поцарапать. Но когда я опустился в четвертый раз, какой-то ландскнехт дотянулся до меня своим моргенштерном, и я был вынужден приземлиться – он испортил мне финальный маневр.

Конечно, можно было немедленно взлетать в небеса, но солдаты, сообразив наконец, что я и есть их главный противник, всей кучей поперлись на меня. Они только мешали друг другу, а я легко успевал уворачиваться от их ударов (неплохих, надо сказать), разрезать мечи и кольчуги на железные брызги и вспарывать мягкую плоть.

А потом я и вовсе превратился в один большой миксер, с жуткой скоростью завертевшись вокруг своей оси. Мои руки мелькали в воздухе быстрее, чем вертится колесо автомобиля на полной скорости, кровищи было, как на мясобойне…

Хвост тоже стрелял то туда, то сюда, каждый раз протыкая кого-то насквозь. По-моему, они чаще погибали непосредственно от укола, чем от яда, который мое жало впрыскивало.

А еще я разок плюнул, любуясь, как у двух ландскнехтов лица превращаются в сюрреалистическую картинку.

В общем, натуральное зверство.

А потом ко мне наконец-то присоединился Сигизмунд. Ему, лишенному крыльев, пришлось потратить несколько лишних минут, прежде чем он добежал непосредственно до поля боя. Самый главный рыцарь, до этого брезгливо держащийся в стороне, заметил странно одетого чужестранца и решил прикончить хотя бы его. Он поднял копье и пустил коня в сторону принца, на ходу выкрикивая боевой клич.

– Остановитесь, пожалуйста, или я буду вынужден в вас выстрелить! – слегка дрогнувшим голосом крикнул Сигизмунд и нажал на курок.

Замечательное это оружие – испаритель Пеегро. Не было ни шума, как у пулевого оружия, ни вспышки, как у лазерного. Только легкий свист, а затем взрыв. Рыцарь-крестоносец просто разлетелся на мелкие кусочки, заставив перепуганную лошадь очертя голову броситься куда глаза глядят.

Сигизмунд немедленно перевел прицел в сторону другого крестоносца и вновь нажал курок. История повторилась, но на сей раз его выстрел не остался незамеченным – убитый был частью группы, и когда его внутренности забарабанили по лицам и спинам других солдат, большинство просто бросилось врассыпную. Третий взорвавшийся ландскнехт стал последней каплей – никому больше не хотелось продолжать эту войну.

Я тоже остановился. Всех храбрецов я уже изничтожил, а те, что послабее духом, сбежали сами. Всего на моем счету прибавилось десятка три мертвецов, да весь остальной отряд, обращенный в бегство.

– О господи… – испуганно сглотнул Сигизмунд, когда я с трудом выбрался из горы мертвых, завалившей меня чуть ли не до пояса. – Так вот каково это – убить человека…

– А что – раньше не приходилось? – поинтересовался я. – Ну, с боевым крещением… А мне надо бы помыться.

Помыться мне, действительно, совсем не мешало. Мой стиль боя подразумевает много крови, а когда противников очень много, я неизменно пачкаюсь. И еще я хотел есть – в сражении я двигаюсь быстрее ртути, а такая скорость всегда отнимает много энергии.

Нет, я достаточно вынослив, я могу продержаться еще пару-тройку часов. Но в этом случае я настолько оголодаю, что, наверное, не удержусь, и все-таки отведаю человечины.

Из сакель, или как там называются арабские избы, постепенно начали выползать местные жители. Среди них были и те, кто вначале пытался организовать сопротивление – они попрятались сразу же, как только стало ясно, что крестоносцам не до них. Но гораздо больше было женщин, детей и стариков.

– Здравствуйте! – приветливым голосом крикнул им Сигизмунд, снимая шлем. – Не бойтесь нас!

Самый дряхлый старик с бородой до середины груди опасливо подошел к принцу и низко поклонился ему. Не поднимая головы, он робко пробормотал:

– Прошу тебя, могучий волшебник, не убивай нас. Прикажи своему джинну не есть нас, и мы отдадим тебе все, что ты захочешь… У нас немного денег, но все, что есть…

– Я не джинн, – слегка возмутившись, прохрипел я. – Дай мне чего-нибудь пожрать, да побольше, и тогда я тебя не трону.

– Олег! – удивленно посмотрел на меня принц, а потом снова обратился к старцу: – Мы не причиним вам вреда, добрый человек. Мы всего лишь хотели помочь вам, но если вы так нас боитесь, мы уйдем…

– Нет-нет, не уходите! – громко крикнула какая-то старушка.

Она подбежала к дедку и зашептала ему на ухо насчет того, что он круглый идиот. Мол, Аллах отправил к ним на помощь своего посланца Джебраила с волшебным мечом (за меч она, похоже, приняла испаритель Пеегро) и ангела смерти Азраила (это я, что ли?), а он, старый дурак, гневит слуг Всевышнего.

Аксакал некоторое время размышлял над словами своей жены (а кем она еще может быть?), а потом просветлел ликом и поклонился нам с Сигизмундом еще ниже.

– Добро пожаловать! – радостно осклабился дедушка. – Слава Аллаху всемогущему и милосердному!

Когда сарацинским пейзанам разъяснили, кто мы такие есть, они начали активно ликовать. Ну еще бы! Не каждый день удается встретиться с двумя живыми ангелами, пусть и… странноватыми.

После пары минут проявлений радости и заверений в своей вечной преданности Аллаху и пророку его Мухаммеду народ вернулся к повседневным делам. На данный момент основным делом была уборка территории. От трупов. Пока что деревня напоминала операционную, в которой хирургом работает Чикатилло.

С мертвыми христианами никто особо не церемонился. Их просто оттаскивали в сторонку и сваливали в кучу. А вот своих сарацины тщательно отбирали и бережно разносили по домам. Жены и дети старательно рыдали над своими мужьями и отцами и не менее старательно раздавали поверженным врагам пинки и плевки.

Нас со всем возможным почетом отвели в самый большой дом – жилище старейшины. Сигизмунд сразу закружился на одном месте – продолжал снимать свой фильм.

Круглое здание состояло из двух этажей, причем первый этаж сделали целиком из камня, а вот второй – из затвердевшей глины. Кроватей не было, вместо них я заметил глубокие ниши в стенах с полосатыми циновками внутри. Ну правильно – климат здесь теплый, большой нужды в одеялах нет.

Прилежно отсняв внутреннее убранство помещения, Сигизмунд уселся на первый попавшийся булыжник (вместо стульев здесь использовались камни почти правильной кубической формы), разложил ноутбук, подключил к нему камеру и принялся увлеченно просматривать отснятый материал.

Я заглянул ему через плечо и очень удивился. Принц ухитрился записать практически всю сцену моей битвы с крестоносцами. Я невольно содрогнулся, поняв наконец, как я выгляжу со стороны, когда дерусь. Действительно, жуть…

Какая-то женщина подошла ко мне и, робко улыбаясь, поставила у моих ног большой тазик с водой. Я недоуменно посмотрел на нее, не понимая, зачем это. А потом догадался. Действительно, я и сам собирался помыться, просто забыл.

– Спасибо, – прохрипел я, отвесив сообразительной сарацинке благодарственный поклон. Она испуганно пискнула и отскочила назад. Ну что поделать, боятся меня в народе…

Вот Сигизмунда никто не боялся – за его спиной уже толпились детишки и молодые дамы, удивленно ахая и показывая пальцами на экран компьютера. А когда кто-то узнал на волшебной картине самого себя, восторг и вовсе перешел всякие границы.

– Рабан, а почему здесь женщины с открытыми лицами ходят? – соскребывая успевшую засохнуть кровь, поинтересовался я. – Я в исламе не очень разбираюсь, но уж это-то знаю… У нас в России, вон, даже конфликт был – мусульманки хотели на паспорт в чадре фотографироваться, а им не разрешали.

– Так мир-то другой, – хмыкнул керанке. – Исламские каноны тоже немножко другие – здесь женщины никогда лиц и не закрывали. Кстати, и жен тоже разрешено иметь не четырех, как у вас, а только двух.

– Угу. Понятно.

Старейшина, доселе сидевший подле меня и умильно разглядывающий «Азраила», подскочил, как ужаленный. Дело в том, что в дверь стремглав влетела всклокоченная тетка с маленькая девочкой на руках и бросилась мне в ноги. При этом она что-то торопливо тараторила.

– Помедленнее! – рявкнул я, отчаявшись понять ее тарабарщину.

– Не забирай мою дочь, о Великий, молю, оставь мне ее! Прошу тебя, она еще так мала, она не заслужила этого! – все еще торопливо, но уже более понятно повторила женщина.

– Да что ты мелешь, я никого у тебя не забираю… – начал я и осекся.

Девочка лет четырех пребывала на грани смерти. Видимо, попалась под горячую руку какому-то ландскнехту, и тот полоснул мечом. Бок был рассечен почти до пупка, и хотя мать замотала ее какой-то тряпкой, не нужно было быть врачом, чтобы понять, что долго она не протянет. Глаза малышки закатились, дыхание было редким и прерывистым, а сердцебиение время от времени прекращалось совсем – я слышу даже такие тишайшие звуки.

– Они же принимают тебя за Азраила, – тихо подсказал Рабан. – Думают, что ты ангел смерти…

– Бедняжка… – печально вздохнул Сигизмунд, подошедший поближе. – А я даже аптечку не догадался взять, дурак… Сейчас бы регенерину хоть немного…

– Регенерину? – переспросил я. – Здорово придумал!

– Что придумал? – не понял принц, но я уже приступил к делу.

Профессор Краевский уверял, что моя черная слизь – чудо-вещество, которое он назвал «краевином», отлично подействует и на людей. Теперь я решил это проверить.

Я аккуратно выпустил один-единственный коготь и слегка надавил лезвием на верхнюю часть грудины. Как и ожидалось, мои когти оказались достаточно остры, чтобы разрезать даже мою же каменную шкуру. Превозмогая боль и явное нежелание организма резать самое себя, я увеличил надрез до нескольких сантиметров. Оттуда выступило немного слизи.

Я зачерпнул сколько смог одной рукой, подождал несколько секунд, пока из меня не вышло еще немного, и взял еще столько же второй. Больше уже не успел – царапина начала закрываться. Двумя нижними руками я поднял девочку, средними снял с нее импровизированные бинты, а верхними начал мягко втирать в рану «краевин». Мать смотрела на это действо с открытым ртом, но, к счастью, не пыталась возражать, хотя ей явно этого хотелось.

Профессор не обманул. Жуткая рана на боку под воздействием черной слизи почти сразу же начала срастаться. Все, кто стоял вокруг нас (а таковых было человек двадцать), с благоговением наблюдали за тем, как с фантастической скоростью нарастают новые клетки, а старые и зараженные гибнут и тут же распадаются под действием тканевой жидкости яцхена.

Немножко не хватило. Пришлось мне снова вскрывать самого себя и добывать еще немного черной слизи. Но когда я все-таки закончил и девочка задышала ровно и глубоко, как дышат спокойно спящие, сарацины молча упали на колени.

– Чудо! – ахнул старейшина. – Слава Аллаху!

Мать спасенной девочки прижимала ее к себе, покрывала поцелуями лицо дочери, а потом точно так же лобызала мои когтистые ноги. Я смущенно отпихнул ее в сторону, чтобы не унижалась. Не люблю я этого…

– Хорошо, что ты вовремя принесла мне свою дочь, – прохрипел я. – Еще бы немного, и ее душа покинула бы тело, а воскрешать мертвых не могу даже я.

Это я сказал на тот случай, если сейчас остальные жены и матери бросятся ко мне с просьбами воскресить и других погибших. По отдельным разочарованным лицам нетрудно было догадаться, что именно это кое-кто и собирался сделать.

Чудесное спасение девочки еще больше укрепило уверенность сельчан в том, что мы ангелы. Особенно Сигизмунд.

Хотя я расспросил Рабана и выяснил, что Азраил, будучи ангелом смерти, описывается в Коране как еще более жуткое чудище, нежели я. Вроде бы он многорук и многоног, у него есть крылья, четыре лица, а на них тысячи тысяч глаз и языков – по одному глазу и языку на каждого живущего. Так что я рядом с ним еще красавчик.

Нас всячески пытались отблагодарить. Или задобрить. Скорее всего – и то, и другое. И поселян ужасно огорчало то, что мы вежливо отказываемся от их подарков. Собственно говоря, ничего особенного нам и не предложили – деревенька попалась небогатая.

Но все, что у них было, отдавали от чистого сердца.

В конце концов нам удалось-таки втолковать местным, что ангелам ценности не нужны, а наложницы – тем более. Хотя Сигизмунд чуть было не соблазнился, уж больно жгучие взгляды на него бросала старостина внучка. Остановило его только то, что больниц поблизости не было, а от случайных связей вполне реально подцепить не только триппер, но и что-нибудь посерьезнее. Мало ли какие болезни водятся в других мирах? Это ко мне никакая зараза не пристает, а Сигизмунд запросто может заразиться. В скафандре имелся специальный облучатель, просто поджаривающий все вредоносные микроорганизмы, но от заразных половых контактов он защитить не в силах.

Принц скрепя сердце согласился с моими доводами и решительно отверг ухаживания и девушки, и ее родителей. Первой просто приглянулся светловолосый красавец с необычным для здешних мест лицом, а вторым очень хотелось, чтобы их правнук родился от самого настоящего ангела. И они были не одиноки – Сигизмунду то и дело делали недвусмысленные намеки!

А вот ко мне почему-то никто с таким предложением не обращался…

Единственным, что мы согласились принять в награду, стал обед. У меня уже нестерпимо сосало под ложечкой (хотя я и успел скушать воробья, подлетевшего достаточно близко, чтобы попасть под удар хвостом), Сигизмунд тоже проголодался, так что нам быстро собрали праздничный дастархан.

По здешним обычаям есть полагалось сидя на полу, причем разутыми. Я-то сразу уселся, скрестив ноги точно так же, как и старейшина с семьей, а вот у Сигизмунда возникла заминка. Обувь отдельно от скафандра не снималась. А совсем раздеваться ему не хотелось – под скафандром у принца было только нательное белье. Он некоторое время бросал на меня отчаянные взгляды, но я делал вид, что не замечаю его проблемы. В конце концов он плюнул на все и уселся как есть.

Та самая девушка, ухаживания которой отверг Сигизмунд, взяла какой-то музыкальный инструмент, похожий на пузатую гитару с восемью струнами, и принялась играть. Не слишком умело, надо сказать.

А нам, сидевшим на самых почетных местах, подали кушанья – молочного барашка с рисом, жареного цыпленка, кунжутные лепешки, кускус, кебаб, рахат-лукум, гору фруктов (в основном финики и абрикосы), горячую простоквашу и еще кой-чего по мелочи. Из напитков, правда, только воду и молоко. Я отнесся к этому спокойно, а вот Сигизмунд отвернул нос. Принцу стол без алкоголя казался слегка ущербным.

Впрочем, он моментально забыл об этом, когда дело дошло непосредственно до еды. Никаких столовых приборов не подали – у арабов их просто не водилось. Ели просто руками.

Причем использовали одну только правую руку, которую, как я заметил, каждый гость вымыл особенно старательно. Неудивительно – никому и в голову не пришло разложить кушанья по отдельным тарелкам, приходилось брать с одного большого блюда.

У меня проблем не возникло – правых рук у меня три, и орудую я ими лучше любых ложек-вилок. Когда понадобилось разрезать барашка, я выпустил когти, и мгновенно настругал его на десятки долек.

Но Сигизмунд снова скуксился. Перчатки скафандра были предельно тонкими, но это все-таки перчатки, и есть в них казалось не слишком гигиеничным. Пассия принца предложила покормить его (здесь, оказывается, есть и такой обычай – особо почетным гостям хозяева кладут пищу прямо в рот, чтобы те не утруждались), но Сигизмунд гневно отверг все ее попытки услужить.

Ну а мне по-прежнему никто и не попытался оказать какие-либо почести…

В конце концов принц снова плюнул на приличия, кое-как соорудил из двух длинных зубочисток подобие китайских палочек и принялся есть ими. К моему удивлению, получалось это у него очень ловко, как будто всю жизнь только так и питался. Особенно он налегал на кускус – сладкое кушанье из манной крупы.

Хотя от меня он безнадежно отстал – я попросту сметал все, что было на столе. Три рабочие руки так и мелькали, отправляя в пасть одну горсть питательного вещества за другой, а три праздные нервно подергивались, порываясь помочь своим товаркам.

– Олег, а как ты думаешь – те налетчики еще вернутся? – наклонился ко мне Сигизмунд, когда покончил с кускусом.

– Обязательно вернутся, – неохотно подтвердил я. – А не они, так другие. Сейчас в этом мире начинаются крестовые походы, так что от Ближнего Востока лучше держаться подальше…

– Первый поход уже скоро закончится, – подсказал Рабан. – А до второго почти пятьдесят лет.

– Это у нас так было, а как будет здесь – неизвестно, – не согласился я. – Да и какая разница? Европейцы-то все равно никуда не уйдут…

Сигизмунд пару секунд недоуменно поморгал. Реплики Рабана он не слышал, и оттого мои фразы показались ему не очень связанными.

– Жалко их… – вздохнул он.

– Угу. Жалко. А что ты предлагаешь – остаться здесь навсегда и действительно стать их ангелами-хранителями?

– Нет, конечно…

– То-то и оно. Се ля ви, как говорится – а ля гер, ком я ля гер.

– Это на каком языке? – живо заинтересовался принц.

– На французском…

– Это какой-то древний язык, кажется? – слегка засомневался Сигизмунд. – Вроде латыни или инглиша?

– Угу. Древний… А ты сам в школе какой язык учил?

– Как это какой? – удивился принц. – Наш, конечно, какой же еще…

– А еще какой? – терпеливо переспросил я. – Ты сколько вообще языков знаешь?

– Один, сколько же еще? Ну и еще межпланетный уникод, но это не совсем язык…

– Все с тобой понятно… Твое счастье, что межмировые переходы и языкознанием снабжают.

Сигизмунд доедал последний финик, когда в халупу вбежал растрепанный мальчишка и начал взволнованно вопить, указывая пальцем куда-то на дверь.

– Гусейн, помедленнее! – взмолился старейшина. – Что ты хочешь?

– Франки возвращаются, дедушка! Франки идут!

Ничего себе! Я, конечно, ожидал, что крестоносцы вернутся, но не думал, что это будет так скоро. Но пацан не соврал – направление ясно указывало, что к деревне стремительно приближаются полсотни конников.

Не так и много, вообще-то…

Не тратя лишних слов, я вышел на улицу. Сигизмунд застегнул шлем и поспешил следом. Следом ковылял старейшина. Ну а за нашими спинами перепуганно толпились остальные феллахи.

Пришельцев действительно было не больше пятидесяти. Но на сей раз одни только отборные войска, конные рыцари в кольчугах и с пиками. Даже без слуг, а ведь, насколько я помню историю, каждому рыцарю полагался как минимум один оруженосец. Иначе просто не управишься с доспехами.

На сей раз я не стал пороть горячку. Я просто встал у них на пути и скрестил на груди все руки. Потом демонстративно сплюнул, любуясь, как кислота разъедает траву и землю под ней.