Одного, самого жирного, я съел. Со времени обеда прошло уже часа три, а я привык есть много и часто. Вот это, кстати, явная недоделка – если я попаду, скажем, в пустыню, то через сутки умру от голода.

– Абсолютно безжизненных пустынь не бывает, – менторским тоном сообщил Рабан. – Даже в самых мертвых какая-то жизнь да найдется. А с твоим направлением отыскать обед – пара пустяков.

Я его не слушал. Подземная кишка закончилась, и я вышел в такое место, которого уж точно не ожидал здесь увидеть. Громадный светлый зал, похожий на вокзал метро. Колонны, украшенные чем-то вроде малахита, фрески на стенах, узорчатый потолок, а самое главное – тьма-тьмущая люстр.

Шикарные хрустальные люстры обливали все ярчайшим светом, от которого у меня моментально начали болеть глаза. Сверхмощному зрению понадобилось несколько секунд, чтобы перестроиться от абсолютной темноты к такому изобилию.

Кстати, со слухом у меня тоже похожая ситуация – с некоторых пор я начал замечать, что наиболее громкие звуки, вроде грома, шума водопада, всяких взрывов и тяжелого рока, я просто не слышу. Видимо, мои перепонки как-то их отсекают, чтобы я, чего доброго, не оглох.

– Это метро? – зачем-то спросил я.

– Точно. Осталось еще с двадцать пятого века. Большая часть, конечно, разрушилась, но кое-где еще сохранились и рельсы, и эскалаторы, и даже вот такие вот залы. Хотя этот охраняют, вот он и уцелел.

– Кто?

– Да секта одна религиозная… Они этот вокзал вместо храма используют. А чего – вполне сносная замена, где под землей что-нибудь получше достанешь?

– Угу. И кому же они поклоняются? Тоже какому-нибудь упырю с манией величия?

– Почему? – невесть с чего вдруг обиделся Рабан. – Это христиане-староверы. Секта Ожидания. Вполне приличные люди.

– А почему же они тогда здесь, а не наверху? – недоверчиво хмыкнул я.

– Не хотят они наверх. Двести лет назад сюда ушли, и обратно не хотят. У них, понимаешь, вера такая – считают, что Армагеддон уже был, и Сатана победил. А что ж ты хочешь – между ними и поверхностью мутанты всякие живут, вот они и думают, что везде так. Да и одичали они с тех пор…

– Но ведь можно же им рассказать…

– А кому это нужно? На эти подземелья все давно рукой махнули, и на этих христиан-мучеников тоже. Да и не поверят они – решат, что это их дьявол искушает. Были случаи…

– Может, мне попробовать? – вслух задумался я.

Рабан тихо и противно захихикал.

– Ты чего это?

– Да так… – все еще хихикая, ответил он. – Знаешь, патрон, если их начнешь убеждать ты, они точно решат, что это сам Вельзевул до них снизошел. У них там Новейший Завет, а в нем ясно говорится, что такие, как ты – демоны адские, и разговаривать с ними не о чем.

– А почему они называются Сектой Ожидания?

– А потому что цель их жизни – ждать второго пришествия Христа. Вот, мол, когда он явится, тогда и можно будет выйти наверх, и потекут тогда реки молочные везде, а чертей поганых можно будет пытать и убивать невозбранно. Прямая цитата, между прочим. Слушай, патрон, а мы еще долго тут стоять будем? Не на экскурсии, между прочим!

– Мои ноги. Хочу – стою, хочу – иду.

– Ну конечно… А я тут так – для понта! – всерьез обиделся Рабан. – Я, как-никак, твой симбионт, так что и права у нас одинаковые!

– Ты не симбионт, ты паразит.

– Паразит – это тот, кто просто так торчит, а я пользу приношу! – не согласился Рабан.

– Не так уж и много от тебя пользы… – хмыкнул я, тем не менее, углубляясь в тоннель метро. Там еще оставались основательно проржавевшие рельсы – их, видимо, поклонники Новейшего Завета, обожествлять не желали.

– Патрон, в сторону! – вдруг завизжал Рабан. – В сторону, твою мать, быстро!

В любой другой момент я бы послушался без оговорок. Но сейчас я все еще был во власти раздумий, призванных доказать истинную сущность Рабана, а потому запоздал на какое-то мгновение.

И пожалел. Очень горько пожалел. Потому что мне на лицо прилепилась какая-то мерзкая гадость!

Эта гадость прыгнула со стены. Там, где она сидела раньше, заметить ее было невозможно, тем более в такой темноте. Но теперь ее заметил бы даже слепоглухонемой, потому что она причинила мне такую жуткую боль, какой еще не причинял никто и ничто. Даже когда пережевывал дракон, было не так больно.

– Патрон, да что ты смотришь?! – уже почти прорыдал Рабан. – Отрывай ее, срочно! Быстрее, пока до мозга не добралась! Не тупи!!!

Я уже отрывал. Но ничего не получалось – создавалось впечатление, что к лицу мне прилепили здоровенную и очень мощную присоску.

– Режь ее! Режь!!!

Когтям гадость поддалась. Я одним взмахом разделил ее на две маленькие гадости, потом на четыре, на восемь… После этого ее хватка ослабла, и она посыпалась на землю. Однако кусочки тут же принялись сползаться, явно намереваясь снова срастись и повторить фокус с прилеплением на лицо.

– Плюй в нее! Плюй! – посоветовал Рабан. Я послушно изрыгнул смачную кислотную харкотину.

Кислота существу не понравилась. Оно противно зашипело и начало таять, становясь еще мерзостней, чем была раньше. Хотя я так и не успел ее рассмотреть, мне показалось, что при жизни это было что-то вроде ползучей медузы.

– Больно… – слегка очумело заметил я, касаясь щеки. Точнее, того, что когда-то было моей щекой. Теперь я мог засунуть в пасть сразу две руки – обычным способом и через вторую дырку.

– Говоришь, пользы от меня нет?! – обозленно рявкнул Рабан, пока у меня срасталась жуткая рана. Довольно медленно – подземная медуза успела нагадить весьма здорово.

Очень странное ощущение – чувствовать, как растет твоя кожа. Щекотно и ужасно чешется.

– Это немного подозрительно… – вслух подумал я. – Только мы заговорили о том, приносишь ли ты пользу и тут – на тебе! – является эта ожившая слизь, давая тебе возможность эффектно продемонстрировать свою необходимость.

– Паранойю лечить надо! – обиделся Рабан. – Ты еще скажи, что мы с этим кислотным слизнем сговорились!

– Так, значит, это так он называется…

– Точно. Едкие слизни – их родственники, они живут повыше, даже в канализации есть. А эти только здесь, и их мало. Они всегда так – прячутся где-нибудь повыше, ждут, пока кто-нибудь мимо пройдет. Могут и день ждать, и два. А потом прыгают, и тут уж сразу хана! Кислота у них не просто мощная – их выделения мгновенно разъедают все, что угодно! Серная кислота по сравнению с этим – просто кислый бульончик! Если бы твоя шкура была хоть чуть послабже, мы бы сейчас не разговаривали!

– Угу. А вот тебе вопросик на засыпку, юный натуралист – если она такая супер-пупер, как же этот слизняк сам не разъедается? Ну, изнутри? Мой-то плевок его моментально… ну, ты понимаешь.

– Ха! – презрительно фыркнул Рабан. – Да по той же причине, по какой и ты сам! Кислота образуется уже вне тела! У него… и у тебя, между прочим… плевательное горло состоит из двух трубок – по одной поступает один компонент кислоты, по другой – второй. Смешиваются они уже на выходе, и только тут превращаются во что-то опасное. А по отдельности это просто две плохо пахнущие жидкости…

– Хорошо, хорошо, я все понял! Ты доказал свою полезность, и все такое. В следующий раз предупреждай немного пораньше, тре бьен? А то я умру, и ты вместе со мной, нес па?

– Да кто ж спорит-то, патрон? О, а вот и лестница на четвертый уровень.

Вопреки моим ожиданиям, упомянутая Рабаном лестница оказалась отнюдь не очередной дырой, в которую нужно было прыгнуть, и даже не веревкой, по которой нужно было спуститься. Это была настоящая лестница, каменная и очень широкая. Видимо, на этой глубине все еще сохранились остатки того, что построили, когда эти катакомбы были частью города, а не его отходами. На стенах висели маленькие круглые лампы, и некоторые даже работали! Спускаясь по этой лестнице, вполне можно было вообразить, что находишься в обычном подземном переходе или даже в метро. Собственно говоря, это и было метро… ну, какая-то его часть.

Но через несколько минут иллюзия рассеялась.

Примерно посередине проход был перекрыт самодельными воротами. Самодельными-то самодельными, но явно прочными – неизвестный архитектор сварил их из нержавеющей стали, снабдил для пущей грозности кучей заклепок и шипов, да вдобавок нарисовал красной краской скалящийся череп, а под ним пару перекрещенных сабель.

– Это не краска, патрон, это кровь, – настороженно поправил меня Рабан, сам с удивлением взирающий на это препятствие сквозь мои глаза. – А там, за дверью, притаился какой-то тип…

Тип словно услышал слова Рабана. В воротах отворилась маленькая калиточка, и на мою сторону перехода вышел малорослый, но очень серьезный мутантик. Росту в нем было не больше полутора метров, зато на голове красовались явные рога. Да не два, как чаще всего бывает, а целых шесть, и росли они по краям, образовывая уродливую пародию на корону. Плюс лицо у этого парня вместо кожи покрывала коричневая чешуя, губы были не горизонтальными, как положено, а вертикальными, а сзади я заметил явный хвостик.

Одежда его не слишком впечатляла – стандартные лохмотья, под землей все в таких ходят. Зато в руке он держал оружие – железную палку с причудливым трезубцем на одном конце и белым шаром на другом. От шара к основанию трезубца тянулся толстый провод, в некоторых местах утративший изоляцию. В этих местах время от времени пробегали искры.

– Парализатор, и очень мощный, – прокомментировал Рабан.

Страж ворот дожевал то, что у него было во рту (а был это на редкость упитанный дождевой червяк), и лениво сказал на отличном земном языке, без малейшего акцента:

– Доброе утро, день, вечер или ночь, господин или госпожа. Должен сообщить вам, что я вратарь, охраняющий эти ворота, а посему, как ни прискорбно, вы через них пройти никак не можете.

– Угу. Не понял?

– Повторяю. Доброе утро, день, вечер или ночь, господин или госпожа. Должен сообщить вам…

– Все, все, уже все понял! – поспешил прервать его я. – А почему мы не можем пройти?

Мутант посмотрел налево. Потом направо. Потом он снова уставился на меня своим короьвим взглядом и все так же лениво сказал:

– Прошу уточнения, господин или госпожа. Говоря «мы», кого еще вы имеете в виду?

– Ты что, робот? – напрямки спросил я.

– Нет, господин или госпожа, я не робот, я вратарь, охраняющий эти ворота. Вы удалитесь сами тем же путем, каким пришли сюда, или останетесь стоять здесь до тех пор, пока не перестанете существовать в живом виде?

«Рабан, я что-то ничего не понимаю. Что это за балаган?»

– Да я сам в тупике, патрон, – ошарашенно ответил Рабан. – Первый раз такую ерунду вижу… Да ты не ломай голову, дай ему хвостом по лицу, и все дела.

– Все-таки скажите, уважаемый вратарь, почему я не могу пройти? – притворился вежливым я. – Может быть, вы хотите, чтобы я заплатил пошлину? Здесь она, похоже, всем нужна…

– Я бескорыстный вратарь, господин или госпожа, – чопорно ответил мутант. – Я никого не пропускаю через эти врата, и не могу сделать для вас исключение.

Я устало посмотрел на него. Настроение и так было не слишком хорошим, а после пяти минут препирательств с этим дегенератом оно испортилось окончательно. Откуда-то изнутри начала подниматься глухая злость.

Сам не знаю, как такое получилось, но мой хвост словно бы сам собой метнулся вперед, подобно шприцу в руках умелого врача, и воткнулся в шею мутанта. Он даже охнуть не успел. Вот он стоит, нагло пялясь на меня, а вот уже падает, роняя свой дурацкий парализатор.

– Козел… – тихо пробурчал я, перерезая этот самый парализатор пополам. Я вкатил ему лошадиную дозу яда, но жизнь в этом уродливом тельце все еще теплилась, а мне не хотелось, чтобы он, очнувшись, стукнул меня своей пукалкой.

Вероятно, где-то на теле поверженного вратаря можно было найти ключ, которым он открывал ворота, но у меня уже не было сил еще и обыскивать этого хама. Я просто несколько раз провел когтями по стали, нарисовав кривоватый прямоугольник. Металлический лист упал внутрь, и я шагнул следом.

– Теперь понятно, почему он никого сюда не пускал… – задумчиво подытожил Рабан, глядя на то, что открылось за воротами. Я с ним согласился.

Вдалеке виднелись еще одни ворота, точно такие же. А между ними находился довольно крупный зал с земляным полом. И на этом полу кишмя-кишели черви, насекомые и прочие мелкие твари.

Похоже, мы ворвались прямо в кладовую рогатого мутанта.

– Мог бы и словами сказать, – прохрипел я. – Не тронули бы его деликатесов…

Идти по такому полу было не слишком приятно. Конечно, чувство осязания у меня отсутствует, но в данном случае с избытком хватало и зрительных ассоциаций. Да и шуршали эти членистоногие довольно противно. Поэтому я расправил крылья и прошел эти метры по воздуху. И уткнулся носом в следующую стальную заслонку.

– Как же меня все это достало!.. – прорычал я, разрезая проклятую преграду.

За ней не было ничего интересного. Еще один короткий отрезок коридора, поворот, снова длинный коридор с несколькими ответвлениями, большой, но полуразрушенный зал, снова коридор… Темно и пусто.

Как в могиле…

Когда я свернул за очередной поворот, мимо что-то прошмыгнуло. Сначала я шарахнулся, памятуя о на редкость неприятной твари – кислотном слизне, но тут же успокоился. Прошмыгнувшее существо не имело с этими слизнями ничего общего. Хотя увидеть здесь подобное создание было весьма и весьма странно…

– Рабан, у меня глюки, или мимо только что пробежала маленькая собачка? – недоуменно спросил я. – Породистая, кажется…

– Это шпиц, – сообщил Рабан. И замолчал, видимо, считая, что объяснил все как нельзя более ясно.

– Шпиц? Знаешь, до сегодняшнего дня у меня как-то не вязались подземные туннели и шпицы…

– Да что тут удивительного-то патрон? Двести лет назад, когда была Третья ядерная война, тут поблизости был питомник. Дорогих собачек разводили, для любителей. Хорошую денежку заколачивали. Ну а там, сам знаешь, от города мало что осталось… Начали бомбить, персонал весь смылся в бомбоубежище, ну а зверей, конечно, оставили… Когда ж их спасать-то? Но им еще повезло, бомба ударила так удачно, что всего лишь обрушила часть стены. Почти все собаки остались живы и даже умудрились сбежать. Конечно, потом они передохли – животинки-то капризные, их чуть ли не с ложечки кормить надо. А вот шпицы каким-то чудом выжили, приспособились к новым условиям… Даже расплодились. В этих пещерах они заняли экологическую нишу мелких хищников – они едят тех, кто помельче, а их ест тот, кто покрупнее. Своя экосфера, понимаешь ли…

– Ну и хрен с ними, – подытожил его рассказ я. – Чуешь? Если верить направлению, этот Борух уже где-то совсем рядом…

– Да, всего метров двадцать, – согласился Рабан. – Может, за тем поворотом?

За поворотом обнаружилось огромное помещение с доброй сотней входов-выходов. И все оно, с потолка до пола, было заплетено толстенной и очень липкой паутиной. То, что она липкая, я понял сразу, потому что тот вход, через который вошел я, закрывало нечто вроде паутинного окна, и я умудрился в него вляпаться.

Кое-как я очистил себя от этой гадости… кстати, паутина оказалась поразительно прочной. Если бы не мои когти, могло бы и не получиться. К примеру, одна нить связала правую верхнюю и правую среднюю руки, и как я ни рвался, разорвать ее так и не вышло! Пришлось резать.

– Теперь понятно, что случилось с этими диггерами… – задумчиво хмыкнул Рабан.

– Сам вижу, – прохрипел я, превращая набор рук в огромный миксер.

Кроме обилия паутины, в пещере имелось еще несколько объектов. В частности, это были два жирнющих паука размером с лошадь и несколько продолговатых паутинных коконов.

На один из них и указывало направление.

Паутину пришлось срезать. Чтобы свободно ходить по этому веревочному лабиринту, нужно быть пауком, а я, к сожалению, яцхен.

Самих пауков я убил. Это было нетрудно – они крепко спали, видимо, свято уверенные, что паутинный лабиринт защитит их от незваных гостей. Правда, один в последний момент проснулся, но это его не спасло. Еще у меня возникло ощущение, что на самом деле в этой пещере живет гораздо больше пауков, просто основная их часть сейчас где-то в другом месте.

Возможно, на охоте.

Так или иначе, я кое-как высвободил Боруха из его кокона и попытался привести его в чувство. Получилось плохо – пацана накачали паучьим ядом по самые уши. Он был еще жив только потому, что стал чем-то вроде консервы про запас. Паукам явно не хотелось жрать мертвечину, их больше привлекал свежачок.

– Не просыпается, – удивился Рабан. – Придется так тащить, пусть его дома оживляют.

– Угу. А куда тащить-то – домой или к отцу?

– В ЦАН, конечно. Мы же не знаем, где он живет. Пошли?

– Угу. Хотя нет, погоди, а остальные?

– Какие остальные? – не понял мой симбионт.

– Да ты посмотри, сколько тут еще коконов! Они же все живые! Что же, бросить их?

– Ну, во-первых, некоторые коконы пустые. В других – паучьи яйца. А других людей тут вообще нет – несколько мутантов и кое-какие животные. Куда ты их собрался траснпортировать?

– Мутанты тоже хочут жить… – вздохнул я. – Будем освобождать.

– А транспортировать? – не унимался Рабан.

– Никуда не будем. Оставим всех здесь. Если кто очнется и сумеет сбежать, значит, повезло. Ну а нет… хуже им все равно не будет.

– Ладно… – проворчал Рабан. – Только вон тот большой кокон не открывай, там червленый мясоед, и его поймали совсем недавно.

– Угу. И что?

– Что, что! Он еще в сознании, и того, кто его освободит, попытается схряпать! А эта тварь даже хуже пауков!

– Тогда не будем, – не стал спорить я.