На тот момент он был единственным лауреатом первой степени среди президентов – а значит, единственным возможным кандидатом. И хотя было очевидно, что этой должности более достоин мэтр Локателли… но он на тот момент был только ректором. Лауреат первой степени – но все еще только ректор.

А по уставу председателем ученого совета должен быть президент университета и обладатель Бриара первой степени. Арминатти был единственным, кто удовлетворял обоим условиям.

Тринадцать лет спустя скончался мэтр То-Меег, и Локателли стал президентом Мистегральда. Сразу после этого Арминатти подал в отставку. Он чувствовал себя очень старым и хотел отдохнуть.

Но его уговорили забрать заявление. И хотя по факту Мистерией уже давно руководит Локателли, формальным главой по-прежнему остается Арминатти.

Очень старый, уставший от жизни волшебник.

Он обводил взглядом аудиторию – и видел новое поколение. Очередной набор студентов, молодых бакалавров, которые шли на лиценциатов. Многие из них выпустятся уже в этом году, пополнят число волшебного сообщества.

В основном тут были студенты Репарина и остальных институтов Адэфикароса. Но были и представители других университетов. Артифициум, Мистегральд, Риксаг, Провокатонис, Доктринатос… насколько же проще и удобней стало обучать молодежь, когда все они слились в единое целое, организовались в Клеверный Ансамбль!

Большую часть жизни Арминатти Адэфикарос находился в совсем ином месте, очень далеко от Валестры. Да и образовательная система большую часть его жизни была иной, куда менее эффективной. Реформа Локателли поистине дала Мистерии мощный толчок, значительно ускорила развитие волшебной мысли.

Все эти юноши и девушки в аудитории… они не застали времен до Клеверного Ансамбля. Ему уже пятьдесят пять лет, а даже студентам-эльфам нет и тридцати. Для них это естественно – что все шесть университетов стоят в одном месте, что можно бегать на факультативы в другие здания, что в центре Клеверной площади высится великолепная библиотека Мазетти, а совсем рядом – Валестра, изумительный волшебный город.

Сегодня Арминатти особенно не хотелось заканчивать лекцию. Он бы с удовольствием продолжал ее и продолжал. Но расписание есть расписание – близится обед, а после надо идти в Гексагон. Сегодня Медный день, а вторая половина Медного дня всегда посвящена заседанию.

Раньше для этого приходилось пересекать половину Мистерии. Конечно, Гексагон давным-давно соединили порталами с кабинетами всех президентов и ректоров, но все-таки стало проще. Если бы Арминатти был из тех, кто живет в Валестре или любит по ней прогуливаться, он мог бы просто дойти до Гексагона своим ходом, пешком.

– Дорогие студенты, – обратился к аудитории Арминатти, когда песок в часах пересыпался. – Напоследок хочу вам всем сказать… гм… учитесь, творите и любите. И никогда не теряйте интереса к жизни.

Студенты стали переглядываться. Странно как-то сегодня закончил профессор лекцию. И взгляд у него странный – как будто пытается запомнить каждого.

А Арминатти тем временем дематериализовал учебные пособия и засеменил к выходу. Сегодня лекция у него только одна, до заседания время тоже еще осталось. Можно пока… честно говоря, он сам не знал, чем хочет заняться.

Наверное, просто посидеть на скамейке. День сегодня очень солнечный, не по-осеннему теплый.

Он сотворил себе бутерброд. Большой бутерброд с сыром и ветчиной. Тот был идеальным – в точности таким, как любил Арминатти. Тщательно пережевывая каждый кусочек, старик разглядывал шпили и башни Клеверного Ансамбля.

Рядом остановились два студента, юноша и девушка. При виде самого председателя ученого совета они выпучили глаза, и девушка с надеждой протараторила:

– Мир вам, мэтр Арминатти, я Иллиона, а это Айза, а можно взять у вас интервью для стенгазеты?!

– Интервью, гм?.. – растерянно моргнул Арминатти. – А вы с какого института, молодые люди?

– Я с Венколора, а Айза с Поэтаруса, но мы не для институтской, а для общеакадемической! Айза, скажи мэтру Арминатти!

– Я… я главный редактор, мэтр, – ужасно робея, представился юноша. – Если согласитесь сказать пару слов, будет очень здорово, нам ужасно нужен материал для «Наших учителей», а вы… ну, вы…

– А я вас нарисую! – пообещала девушка, тут же выхватывая из тубуса холст. – Можно, да?.. Айза, быстрее, опрашивай мэтра Арминатти!

Холст повис в воздухе, и по нему забегала светящаяся кисть. А Айза Дегатти, один из самых многообещающих студиозов Поэтаруса, принялся торопливо записывать ответы одного из самых почтенных профессоров.

Тот очень неловко себя при этом чувствовал. Словно обманывает этих наивных детей, прикидывается кем-то особенным, какой-то значительной личностью. Он бы предпочел просто встать и уйти, не давать никакого интервью, но это будет совсем невежливо и может обидеть молодых людей.

А Освельдек Арминатти больше всего на свете боялся кого-нибудь обидеть.

Нет, среди вопросов не было сложных или коварных. Очень стандартный набор, председатель ученого совета по крайней мере раз в год давал на него такой же стандартный набор ответов, и выучил их давно наизусть.

Когда и почему вы решили стать волшебником, и каково это – им быть? Каково было учиться во времена вашей юности? Вообще чем Мистерия и весь мир пятисотлетней давности отличались от нынешних? Ваше любимое заклинание, почему именно оно? Чем вы сильнее всего гордитесь? Что вас вдохновляет? Над чем сейчас трудитесь? Каковы планы на будущее? В чем секрет вашего успеха? Чем вы занимаетесь в свободное время? Сформулируйте ваше отношение к жизни, ваше кредо. Что можете пожелать нашим читателям?

И все в таком духе.

Интервью и портрет подошли к концу почти одновременно. Было бы проще сделать инкарну, но адепты Венколора пишут портреты вручную – и это особенные, живые портреты. Арминатти улыбался с холста, и любому, кто подойдет к стенгазете, он сам прочтет свое интервью, произнесет то же самое, что произнес здесь и сейчас.

А общеакадемическая стенгазета Клеверного Ансамбля – это настоящая летопись шести университетов. Когда те объединились, естественным образом появился и общий новостной вестник, «Эфирный хронограф». Выходит эта большая стенгазета раз в луну, сотрудничают в ней студенты всех тридцати институтов. И все старые номера хранятся в особом библиотечном шкафу под присмотром мэтра Мазетти.

Рассыпаясь в благодарностях, Иллиона и де… Айза пообещали, что интервью с уважаемым председателем будет в самом центре стенгазеты. Того это не порадовало и даже ужасно смутило, но возражать было неловко, и он тоже поблагодарил студентов, что посвятили ему столько времени.

Над Клеверным Ансамблем поплыли мелодичные звуки. Тройное пение дрозда – третий полуденный час. Занятия закончились… а в Гексагоне начинается ежелунное заседание. Арминатти, забывший о времени, торопливо распрощался и принялся перебирать эфирные струны, меняя свои координаты в пространстве.

Он страшно переживал, когда куда-то опаздывал.

Переместился он не в Гексагон, а к себе. Это проще всего. Кабинет президента Адэфикароса был домом Арминатти уже столько лет, что он и не помнил времен, когда жил где-то еще. И, как и все кабинеты президентов и ректоров, был он соединен прямым порталом с Гексагоном. Арминатти просто открыл дверь – и прошел к своему месту.

Сегодня он явился в числе последних – но, к счастью, не последним. Пять президентов и двадцать шесть ректоров уже присутствовали – но все-таки кворум еще не собрался.

Зал заседаний имел шестиугольную форму. В центре оставалось свободное место для посетителей, просителей, послов, а иногда и подсудимых. Вокруг располагались два кольца кресел – шесть первым ярусом, тридцать вторым, – а за ними уходили ввысь ряды амфитеатра, где могли присутствовать любые желающие. Арминатти предпочел бы сидеть на втором ярусе, среди ректоров, а то и вообще в амфитеатре, среди зрителей, но приходилось быть на самом виду, среди президентов.

Сидящий справа Медариэн тихо поздоровался, и Арминатти так же тихо ответил. Была середина осени, и президент Риксага выглядел лет на шестьдесят.

Шумно обсуждая что-то с Гальвени, вошел Ганцара. Ректор Симфониара редко бывал пунктуален, но от ректора Ингредиора Арминатти такого не ожидал. Обычно Драммен являлся в числе первых, вместе с Ир Кенчем и Кройленгом Даректы.

Последним пришел Вайкунтби. Виновато бормоча о затянувшемся опыте, он уселся на свое место ректора Трансмутабриса, и Арминатти взялся за молоточек. В общем-то, все его обязанности как председателя сводились к тому, чтобы открывать и закрывать заседание, со всем остальным справлялись и без него.

И, как почти и всегда, ведущую роль сразу взял на себя Локателли. Энергичный и деятельный, президент Мистегральда помахал зрителям в амфитеатре и предложил желающим прочесть повестку сегодняшнего заседания. На протяжении предшествующей луны президенты и ректоры вносили в нее все, что желали обсудить.

В основном решались вопросы, касающиеся образования. Ученый совет – это в первую очередь ученый совет. Обеспечением бесперебойной работы Мистерии занимаются другие организации – Кустодиан, Лидорзорий, Крематистериум, Метеорика, Порталика.

И сегодня начали с заполнения вакантного кресла. В эту луну скончалась мэтресс Мо Дзи, почти полвека проработавшая ректором Вербалеона. Ученому совету требовался новый член – и это должен быть лауреат премии Бриара.

Выбор обычно небогат. Даже третьей степенью Бриара обладают всего полторы сотни индивидов. А поскольку нужен еще и адепт конкретного института, кандидатов редко бывает больше пяти, а по факту и еще меньше, поскольку далеко не всем интересны преподавательская и административная деятельность.

– Коллеги, я предлагаю не тратить впустую времени, – положил на стол две инкарны Локателли. – У нас есть мэтресс Треза и мэтр Йогарис. У обоих третья степень, и оба будут отличными ректорами.

– И оба, конечно же, не люди, – проворчал ректор Альянетти. – Опять, опять, как обычно…

Раздались смешки. Дардан Альянетти в своем репертуаре…

– Подожди, так он Дардан или Освельдек? – перебил Бельзедор, опорожнив очередной бокал.

– Освельдеком звали Арминатти, – пояснил Дегатти. – А Дардан – имя Альянетти. Это разные люди.

– Слушай, а ты не мог этому Альянетти в своей байке фамилию изменить? Я же их путать буду.

– Да что же я, виноват, что их похоже звали?

Альянетти, Дардан Альянетти. Когда-то этот древний старик сидел в первом ярусе, среди президентов. Недолго, всего лет двадцать, и очень давно – за сотню лет до того, как в ученый совет вошел Арминатти. Он был последним президентом Пеканиума – того странного университета, в который принимали исключительно уроженцев старых семей Мистерии и ценили в первую очередь не талант, а происхождение.

Расформировали его много веков назад, Альянетти из президента стал ректором Арбораза, но взгляды его ничуть не изменились. Он по-прежнему считает, что потомки основателей Мистерии – лучшие волшебники из всех и должны пользоваться особыми привилегиями. Что же до нелюдей… у Альянетти нет предубеждения к нелюдям как таковым, но они просто по определению не могут быть членами старых семей, так что при выборе между человеком и нечеловеком старик всегда проголосует за человека.

Но в этот раз выбирать предлагалось между огрихой и драконом. И оба они Дардану Альянетти ужасно не нравились.

– Почему не подходит Осведенни? – требовательно спросил он. – Я же выдвигал его кандидатуру. Адепт Вербалеона, есть Бриар, большой опыт преподавания… что с ним не так? Это все потому, что он из старой семьи?

– Нет, это потому, что он в Госпитиуме, – сказал Медариэн.

– Госпитиум – не Карцерика, это не клеймо. Он выздоровеет, я в него верю.

– Я лично его психозрил, – напомнил Медариэн. – Если Осведенни и придет однажды в себя, то уж не в ближайшие луны, боюсь.

– А институт не может без ректора дольше одной луны, – сухо сказал Магуур. – Вербалеон сиротствует уже тринадцатый день, так что…

– Совершенно с вами согласен, коллега, – кивнул Локателли. – Итак… Треза или Йогарис?

Кто-то высветил в воздухе объемные портреты обоих. Высокая широкоплечая огриха с суровым лицом, курчавыми длинными волосами, широким носом и маленькими красными глазами – мэтресс Треза. Одна из лучших заклинательниц в мире, непревзойденный знаток языка Каш. Многодетная мать, любящая жена, почти полвека преподавала в Вербалеоне.

Другой кандидат был и того крупнее. Изумрудный дракон пятидесяти локтей длины. На самом деле для своего вида мэтр Йогарис весьма миниатюрен, но дракон есть дракон. До того, как президентом Доктринатоса стал Айно Магуур, на этом месте стояло другое кресло, огромное и причудливой формы – а заполнял его председатель Уль-Шаам.

В Мистерии не так уж много граждан драконьего происхождения – и это несмотря на то, что волшебным даром среди их породы наделен чуть ли не каждый. Во-первых, драконы по природе своей невысокого мнения о всех, кто меньше их, кто смертен – и лишь некоторые из них соглашаются учиться у людей. А во-вторых, драконы в молодости мало отличны от животных и могут попросту сожрать своих одноклассников.

Ну а к тому времени, когда эти ящеры умнеют, они уже слишком крупные и взрослые, чтобы ходить в школу.

Но нет правил без исключений. Некоторые драконы начинают говорить уже в детстве – и эти иногда учатся в Мистерии. Они, конечно, все равно крупноваты, но уж не настолько, чтобы не уместиться в аудитории. Ну а обучившись магии, они уже без труда и меняют размеры, и превращаются в людей.

К тому же именно как преподаватели и администраторы драконы не знают себе равных. И обсудивший обе кандидатуры ученый совет тридцатью четырьмя голосами из сорока двух выбрал Йогариса. Локателли, который, разумеется, заранее выяснил мнение самого кандидата, тут же ему отзеркалился и пригласил в ближайшее время прибыть на должность… да-да, можно прямо на сегодняшнее заседание, оно только что началось.

Утвердив нового ректора, ученый совет принял две депутации. И в первой были те, кто уже неоднократно обращался в Гексагон с одним и тем же вопросом, с одним и тем же заявлением. Им каждый раз отказывали, но они возвращались вновь и вновь, при каждом новом своем короле.

Твинодаки. Представители Твинской Империи. Их уже много веков не устраивал тот факт, что им недоступно волшебство.

– Согласно протоколу, мы приветствуем Мистерию в виде наиболее значимых ее особей, исполняя здесь функции сената и короля Урбейна, седьмого этого имени, – ровным голосом произнес глава депутации. – Мы притворяемся, что здесь и сейчас вместо нас тут присутствуют сенат и король и просим дозволения зачитать наше прошение, присовокупив к нему ходатайство первых лиц Твинской Империи, а также апелляцию к предыдущему прошению от года тысяча триста двадцатого, в котором нам было отказано.

Арминатти смущенно отвел взгляд, поскольку смотрел глава депутации в первую очередь на него. В прошлый раз он смотрел на Уль-Шаама.

Твинодаки – воистину удивительные создания. У них две руки, две ноги, они ростом с людей – но от людей они так далеки, что и не передать. Вскрыв твинодака, вы не найдете ни костей, ни крови, ни мяса – только сплошную хрящеобразную массу розового, бежевого или серого цвета. В области головы эта ткань устроена особенно сложно, но именно мозга у твинодаков тоже нет. Они дышат всем телом (причем как в воздухе, так и в воде), регенерируют части тела, не чувствуют боли и не имеют пола, размножаясь митозом.

А еще у твинодаков полностью отсутствует активный дух, чакры и духовные линии. Они не видят снов и не умеют фантазировать, у них нет религий, а главное – они не способны овладеть даже самой простейшей магией. Натаскивай твинодака хоть сотню лет – толку не будет.