Пока еще они жили поблизости друг от друга, скученно. Выстроили зал для собраний, четыре общинных дома и двадцать четыре семейных, назвав это все Миран Дио, что на их языке означало «общее место». Распахали громадные поля, чарами приручили мамонтов, индрикотериев и других зверушек. Проложили ровные дороги и вырыли глубокие арыки. И если не считать одного случая десятилетней давности, жили великаны мирно и дружно.

Асвантида никому не рассказала о своем удивительном знакомстве. Хотя ей ужасно хотелось поделиться с сестрами, братьями, матерью или хотя бы лучшей подругой – Гласитаридой. Они с Асвантидой родились почти одновременно, вместе когда-то исследовали таинственные земли за Домами, вместе и нашли Мировое Древо, которое тогда было втрое меньше.

Но она сдержалась. До самого вечера никому не говорила. И ночь проспала, не проболтавшись. И только на утро, встретившись с Гласитаридой у колодца, невзначай обмолвилась:

– А я тут кого-то встретила…

Гласитарида родилась хримтурсом. Дочерью самого Таштарагиса, вожака инеистых великанов. Она была чуть выше Асвантиды, чуть стройнее, с нежно-голубой кожей и сапфировыми глазами. Она была, возможно, прекраснейшей из великанш – и это замечали не только хримтурсы. За нее пытался свататься старший сын Дормадоса, но ему отказали, ибо негоже смешивать кровь, это заповедано Первозданными.

И как ни любопытствовала Гласитарида, как ни пытала лучшую подругу, та больше ни словечка ни сказала, а только улыбалась хитро. А едва солнце перевалило за середину, едва ворчливый отец задремал в теньке – взяла пустую бочку и пошла к Мировому Древу.

Путь был не самый близкий. Сначала вспашек пятнадцать по равнине, потом еще столько же по холмам, перейти вброд реку (набрав воды в бочку), перевалить через горную гряду – и вот она, долина Муравьев. Даже великанша в десять человеческих ростов затратила на дорогу целый час.

Но сегодня у дерева не стоял бог в обличье молодого йотуна. Немного разочарованная, Асвантида полила корни и почти два часа слонялась по долине, делая вид, что просто гуляет. Увы, Космодан так и не появился, а позвать его Асвантида не умела, так что просто вернулась домой.

– А сегодня ты что такая кислая? – спросил Глезторос, когда семья собралась за ужином. – С сыном Хиротароса поссорилась?

– Моя жизнь не вращается вокруг Сародероса, отец, – ответила Асвантида, обгладывая ножку мамонта. – Не знаю, почему ты все пытаешься нас свести.

– А что, хороший парень, – сказала Эстентида, мать семейства. – Тебе скоро тридцать восемь, пора и собственный домок заводить. Сародерос работать умеет – вон какую домну возвел!

С этим спорить было трудно, домну Сародерос построил отличную. Муспеллы лучше всех обращались с огнем и печами, поэтому занимались в основном плавкой и ковкой. Точно так же йотуны добывали камень и руды, людогоры пахали землю, а хримтурсы пасли скот.

– Дело доброе, – кивнул и Глезторос. – Работа в кузнице всем нужна.

– Не хочу я работать в кузнице, – отвернулась Асвантида. – И быть женой кузнеца не хочу.

– Если благородная работа в кузнице недостойна ее – то что вообще достойно? – проворчал Глезторос, вставая из-за стола. – Никакой мужчина не выберет белоручку, что презирает честный труд.

На следующий день Космодана у Мирового Древа тоже не оказалось. И на следующий. И на следующий. Асвантида все сильнее впадала в уныние, все больше подозревала, что то волшебное путешествие было первым и последним.

Да не приснилось ли оно ей, не померещилось ли?

– Что-то Асвантида витает в облаках, – сказала на пятый день мать. – И тоскует. Не знаешь, в чем причина?

– Замуж ее выдать надо, – отмахнулся отец. – Сразу и повеселеет. Или пусть дело себе найдет.

У Глезтороса слова с делом не расходились. Следующим же утром он велел дочери идти с йотунами по алмазы. Та спорить и не стала – большая сушь закончилась, в долине Муравьев не сегодня завтра пойдет дождь, поливать Мировое Древо незачем.

Да и смысла нет ходить и ждать. Космодан – бог. Захочет ее увидеть – найдет где угодно. Не захочет – значит, и не захочет. Навязываться она не станет.

И она отправилась в поход – далеко на восток, в Алмазные горы. С патриархом Лаградатесом, семью молодыми йотунами и тремя муспеллами, среди которых был и Сародерос. Тот присоединился в последний момент, догнал их уже на перекрестке, и Асвантиде неловко было идти на попятный.

Да и не собиралась она. Сародерос не был ей неприятен или еще что-то. Просто не мил… а вот она ему нравилась. И родители давно уж пытались их свести, что вызывало у Асвантиды некоторую изжогу. Какой-то детский протест. Не хотела она жить по указке, хотела сама выбрать того, с кем свяжет жизнь.

Просто выбор пока что не особенно большой.

И раньше Асвантиду это не смущало. Она всю жизнь прожила в деревне великанов, за пределами которой были только бескрайние просторы, дикие звери и редкие Всерушители. Раньше мир не казался ей пустым – он был полон воздуха, воды и земли, полон растений и животных. Ей хватало общения с сородичами и честного труда.

Но теперь ей этого казалось мало. Она увидела… другие миры. Кипящие жизнью, не знающие одиночества. Увидела творение звезд и планет.

Увидела бога! И как же он был прекрасен!..

И ужасающ одновременно…

Асвантида снова вспомнила Космодана в его истинном виде – когда он был самим творением, средоточием космических стихий. В тот момент она устыдилась… устыдилась себя. Своего несовершенства. Своей телесной небезупречности.

Она бессмертна, но состоит из плоти. Она красива, но не идеальна. У каждого существа есть недостатки, хотя бы мелкие.

Близость бога слишком остро заставила Асвантиду почувствовать свои. Будто она вся – как один сплошной недостаток.

Для великанов богами были Первозданные. Особенно двое величайших – Малигнитатис и Бамброгурдус. Но они были гораздо более… земными. Сами такие же Всерушители, они выражали понятные каждому вещи. Они точно так же явились из Хаоса, они были телесны и тварны, они не могли менять свой облик и так легко воздействовать на реальность.

И они не были совершенны так, как Космодан.

Об этом думала Асвантида, шагая с остальными по Алмазным горам. Раньше она дивилась этим россыпям самоцветов, радовалась их блеску и сверканию. Но теперь вся красота бытия меркла рядом с ее воспоминаниями.

А тем временем Космодан как раз решил ее навестить. Он спустился в деревню великанов и с любопытством осматривался. Было интересно взглянуть, как она разрослась за неполных сорок лет, как полсотни великанов превратились в триста. Посмотреть на их бесконечные поля, на стада мамонтов и индрикотериев, на гигантские дома, амбары, плавильные печи. На бегающих под ногами махайродов и шерстистых носорогов.

А вот на него не смотрел никто. Когда боги того не хотят, их не замечают. А если Космодан с кем-то заговаривал, его принимали за кого-то знакомого, но спроси, за кого именно – не ответят.

Однако Асвантиды здесь не было. Ожидавший сразу ее почувствовать Космодан пронизал мыслью пространство… а, вот она. Прекрасная великанша ушла на северо-восток, в Алмазные горы.

Одного мгновения хватит, чтобы перенестись к ней… но тут взгляд Космодана остановился на другом прекрасном лице. Статная инеистая великанша в серебряном венце и сапфировых серьгах, лазурно-голубом платье из шелка пауков-осьминогов… совсем другой тип красоты, но ничем не хуже Асвантиды.

– Мир тебе, прекрасная госпожа, – улыбнулся ей Космодан. – Будет ли мне позволено узнать твое имя?

– Гласитарида, – ответила великанша.

И прищурилась. Подобный вопрос нелеп, если его задает взрослый взрослому. Это ребенок может не знать ее имени, да и сама она не знает в лицо каждого из бесчисленных малышей, но взрослых великанов на Камне не наберется и сотни.

К тому же, когда Космодан проявил к ней интерес, его облик стал четче. Пропало ощущение, что это некто известный, просто не получается вспомнить, кто именно. Гласитарида увидела перед собой нового, незнакомого великана… нет, кого-то иного.

Кого-то большего.

Гласитарида знала толк в волшбе. Дочь Таштарагиса и Лептениды сызмальства проявляла интерес к тому, что потом назовут великаньим колдовством. Ее влекло все таинственное и заповедное – да так влекло, что она даже провела год среди Первозданных, учась у тех, кто соглашался ее учить.

– Что ты такое? – задала она вопрос в лоб.

– Просто заглянувший в гости добрый дух, – раскланялся Космодан.

– Ничего доброго ты пока не сделал… дух. И добрые гости не являются тайком, без приглашения. Что тебе нужно в нашей деревне, чего тут ищешь?

Космодан мог просто сделать шаг – и исчезнуть. Гласитарида уже через минуту бы о нем забыла. Но его привлекал огонь ее души. То внутреннее пламя, что озаряло лицо невидимым светом.

И глубинное могущество. И великие амбиции.

– Хочешь знать, кто я? – спросил Космодан. – Узнай. Ответ перед тобой, лишь… вглядись.

Гласитариду охватило любопытство. Волшебница-великанша не ощущала зла в этом существе, не чувствовала скверны, а потому не насторожилась. Космодан раскрыл перед ней свою суть, она вгляделась… и обомлела.

– Ты-ы-ы… – прошептала она. – Ты и в самом деле…

– Во плоти, – скромно улыбнулся Космодан.

– А… а правду говорят, что если встретишь одного из вас и распознаешь, то он исполнит любое желание?! – загорелись глаза Гласитариды.

Космодан изумленно глянул на нее – и криво ухмыльнулся. Вот в том числе и поэтому он не хотел становиться богом. Знал, что начнется поток молитв, сливающихся в огромное слово «ДАЙ!».

Но сейчас он и правда сам с ней заговорил.

– Чего же ты хочешь? – спросил Космодан, глядя на великаншу уже без интереса.

– Я хочу знаний, – жадно сказала Гласитарида. – Я хочу узнать… хочу научиться…

– Чему?

– Всему! Почему вещи падают вниз, почему реки текут к океану, почему деревья тянутся к небу, куда уходит солнце каждую ночь, что такое звезды, живет ли кто-нибудь на луне, откуда взялись Всерушители, что будет, когда…

– И я единственный, кто может все это рассказать? – перебил удивленный Космодан.

– Да! Я… наши отцы и матери знают немногим больше, чем мы сами, а Первозданные говорят, что мы созданы не ради этого! Но я хочу узнать суть вещей, хочу понять законы мироздания, хочу научиться великим чарам!..

– Всего-то?.. – хмыкнул Космодан.

– Я знаю, что о многом прошу. Но если ты и вправду бог – вразуми меня и научи.

Космодан едва не рассмеялся. Вразумить и научить. Его самого бы кто вразумил. Самого бы кто научил.

– А коли нет, то и не надо! – вскинула голову Гласитарида, заметив насмешку в его глазах. – На коленях молить не стану!

– На коленях не надо, – сказал Космодан. – Не люблю тех, кто молит и выпрашивает. Хочешь чего-то – добейся.

– Как?

– Для начала – отыщи меня, – молвил Космодан, растворяясь в воздухе. – Найдешь – получишь, что желаешь.

И Гласитарида осталась одна. Вокруг по-прежнему был Миран Дио, две девушки болтали у колодца, йотун из первородных тащил на плече скалу, детишки-людогоры бегали друг за другом, заставляя землю дрожать… и ничего больше. Все как обычно, словно и не стоял тут только что спустившийся на Камень бог.

Гласитарида даже не спросила его имени.

Но он все-таки оставил ей кое-что. Покружившись в воздухе, на ладонь Гласитариды упал лист… совсем крошечный зеленый листочек, едва с ноготь мизинца. Великанша не сразу даже его разглядела.

Испытание, вот что это. Ей нужно найти лес, в котором растут такие деревья. В том лесу ее будет ждать… Гласитарида не знала, что именно, но была полна решимости выяснить.

Космодан смотрел на нее сверху. Вознесся над земной твердью, над великаньим Миран Дио, и глядел из космической выси, наблюдал сразу за двумя прекрасными девами. Следил за Асвантидой, что рубила алмазы в горах, следил за Гласитаридой, что показывала листочек матери, а потом другим великанам, расспрашивала, где такие растут.

– Хочешь, чтобы она как следует потрудилась ради обещанных знаний? – раздался гудящий голос.

– Полученное быстро и задарма не ценится, – покачал головой Космодан. – Воспринимается как должное. Как нестоящий пустяк.

– Истинно, – раздался другой голос. – Но ты зря крутишься вокруг великанов. Прими добрый совет, оставь их в покое.

Космодан повернулся. Из звездной пустоты выступили две фигуры – переливающаяся синим и лиловым, с бездонными глазами-озерами, и матово-черная, с покрывающим голову хитиновым панцирем.

Еще два бога.

– Ты посадил здесь Мировое Древо, – сказал один. – Ты претендуешь на этот мир?

– По праву творения, – сказал Космодан.

– Разве ты его сотворил? – усомнился другой.

– Не я, но пантеон, в котором я состоял. От него остался только я, так что… мое наследие.

Боги переглянулись. Они не усомнились в словах Космодана, не потребовали доказательств, ибо сие не для богов. Если бог молвил – то молвил истину.

– Я Марекс Волноликий, а се Савроморт Неотвратимый, – назвался переливающийся. – Мы из Пятерых Сальвана.

– Я Космодан, – раскланялся юный бог. – Я наследник того, кого прозывали Громовержцем, так что… полагаю, теперь я Громовержец.

– Говоришь, ты последний из своего пантеона? – спросил Савроморт. – Как это вышло?

Космодан вздохнул, раскрывая свои воспоминания. Это причинило ему боль, но было проще показать, чем рассказывать. Он вновь окунулся в прошлое – и с ним окунулись Марекс и Савроморт.

Вместе с ним они вспомнили… обрели знание о Пожирателе Звезд. Вспомнили тот страшный день, когда погибли остатки Пантеона, а Космодан, последний, еще совсем мальчишка, поднял оружие павшего Эльфредиора… и ударил.

Там оставалось только добить, всю работу за него сделали остальные. Но именно он каким-то образом вобрал в себя эту волну, эту бездну высвободившейся ба-хионь – и стал богом. Молодым богом посреди выжженного мира. Посреди пекла, посреди пепла.