Глава 4

Оказалось, что это очень неприятно – когда тебя ведут на аркане, подталкивая в спину копьями. Вдобавок у Эйхгорна отняли рюкзак – и хорошо еще, что не стали обыскивать. Просто скрутили и погнали к городской стене.

Сопротивляться Эйхгорн даже не пытался. Один, безоружный, против двоих явных профессионалов с ножами и копьями? Вероятность победить стремится к нулю.

Да и драться-то Эйхгорн практически не умел. Он рассуждал следующим образом – чтобы действительно уметь постоять за себя, нужна прежде всего практика. Значит, нужно регулярно тренироваться, заниматься в каких-нибудь секциях. Это требует времени, и немало. При этом от ножа или пистолета не спасет все равно. Да и при численном превосходстве противника шансов будет немного.

Ну и стоит ли оно того?

Ладно бы еще Эйхгорн жил в каком-нибудь криминогенном районе, где велик риск встрять в ситуацию, но ведь нет же. За всю жизнь на него нападали только два раза. В первый раз еще в институте – какой-то шизоид просто молча подбежал, ударил в лицо, вырвал сумку и умчался. Во второй раз лет десять назад – три пьяных долдона попытались отжать коммуникатор. У них не вышло – на карте памяти было несколько очень важных файлов, так что Эйхгорн отбивался с каким-то звериным, внезапным для себя самого упорством. В итоге ему удалось таки отстоять свое имущество, но ценой двух сломанных ребер.

Два инцидента за сорок лет – вполне допустимо.

Вообще, Эйхгорн всегда был несколько фаталистом. Он считал, что подготовиться ко всему невозможно, от всех бед уберечься не выйдет. А рано или поздно так или иначе умрешь, и этого никоим образом не изменить.

Следовательно, незачем тратить силы, пытаясь объять необъятное.

Вместо этого Эйхгорн размышлял над тем, в какую эпоху его занесло. Он все сильнее уверялся, что провалился во временную дыру. Прежде Эйхгорн отметал даже теоретическую возможность путешествий во времени, ибо они противоречат элементарной логике. Но в данной ситуации сложно найти другое подходящее объяснение.

Скорее всего, средневековая Европа. Лица уж точно европейские – Азию, Африку и Америку можно смело отсечь. Россию тоже – старославянский язык Эйхгорн уж как-нибудь распознал бы.

Правда, названия «Парибул» и «Альбруин» ничего Эйхгорну не говорили. Но он никогда особенно не интересовался средневековой географией. Возможно, это одно из крохотных германских княжеств или еще какая-нибудь Гасконь. Мало ли их было в те времена?

Очень хотелось прояснить и вопрос с языком. Эйхгорн терпеть не мог непонятных явлений. У него всегда свербело внутри, пока он не находил объяснения или хотя бы удовлетворительной гипотезы. И сейчас он усиленно ломал голову, пытаясь понять, отчего вдруг свободно говорит на явно незнакомом наречии.

Что это – какой-то побочный эффект прохода через кротовину? Непроизвольное подключение к ноосфере, «скачивание» мозгом пакета данных? Что ж, за неимением других, сойдет как рабочая гипотеза, но хотелось бы все же большего…

Пока Эйхгорна вели через предместья, на него глазел и стар, и млад. Местные тетки отрывались от своих огородов, дядьки опирались на мотыги, детвора забывала об обручах и скакалках. Все таращились на арестованного. Видимо, что-то интересное происходило здесь нечасто, так что Эйхгорн стал главным событием дня.

Он же, в свою очередь, шарил снулым взглядом по окружению, выискивая приметы эпохи. Было у Эйхгорна такое маленькое увлечение – читая книгу или смотря фильм, расшифровывать время и место действия. Место, впрочем, обычно указывалось прямым текстом, а вот время порой приходилось определять именно по косвенным признакам.

Так, в крайней прочтенной им книжке (американский детектив) герой еще в первой главе включил телевизор, и сразу стало ясно, что действие происходит не раньше пятидесятых. До этого времени телевидение даже в Штатах было редкой диковиной. Потом персонажи в диалоге упомянули Советский Союз в настоящем времени – значит, девяностые еще не наступили. Вот в разговоре мелькнул Элвис Пресли – уже знаменитый, но еще здравствующий. А вот герой подумал о Вьетнамской войне – как о закончившейся. Значит, события происходят не ранее 1973, но не позднее 1977.

Несколько таких признаков Эйхгорн уже выловил и здесь. Например, у егерей отсутствует огнестрельное оружие. Конечно, это еще ни о чем не говорит – может, им просто по форме не полагается. Тем не менее, факт в копилку.

Далее, их камзолы застегнуты на пуговицы. По всей видимости, медные. В Европе пуговицы появились только в тринадцатом веке, причем долгое время считались предметом роскоши. Возможно, эти егеря принадлежат к элитным воинским частям и являются дворянами?

А еще им известно, что такое очки. Точное время их изобретения неизвестно, но по всей видимости – в конце тринадцатого века. Значит, Эйхгорн в позднем Средневековье – четырнадцатый или пятнадцатый век. Архитектурный стиль и мода вроде бы соответствуют, хотя в этом Эйхгорн разбирался не в пример хуже, чем в истории науки и техники.

Еще на руке старшего егеря портативные солнечные часы. Но это признак очень уклончивый – подобный инструмент встречался много где и когда. Правда, на руке его вроде бы не носили, но Эйхгорн не был полностью уверен.

Так что на этом пока все. Чтобы сузить диапазон еще сильнее, требуются дополнительные данные.

Городок при близком рассмотрении оказался не таким уж сказочным. Крепостную стену явно не ремонтировали уже много лет – была она потерта, щербата и довольно грязна. Эйхгорн не мог оценить ее высоту точно, но на глазок там было от восьми до девяти метров. Через каждые метров шестьдесят стояли круглые башни, а через каждые шестьсот – ворота. У основания стены были потолще, у верхнего края – потоньше. По дозорному пути со скучным видом прохаживались два стражника.

Через ворота Эйхгорна провели почти без задержки. Старший егерь перебросился парой слов с пожилым привратником, получил ленивый кивок и поволок пленника теперь уже по городской улочке. Была она крайне узка и извилиста, трехэтажные дома нависали с обеих сторон, практически закрывая небо.

Зевак здесь уже почти не было, на Эйхгорна никто особо не глазел. Только какие-то кумушки на соседних балконах при виде него зашептались, а потом залились дурацким смехом. И то пялились они скорее не на Эйхгорна, а на молодого егеря – тот при их виде сразу приосанился и выпятил грудь, точно глухарь на току.

Идя по городу, Эйхгорн окончательно убедился, что это не фестиваль, не музей, не киносъемка, а самая что ни на есть реальность. Вокруг не было ничего постановочного. Здания, костюмы, булыжники в мостовой – все настоящее. Люди не играют роли, а живут.

Куда же забросила его эта червоточина?

Тем временем Эйхгорна уже доставили к месту назначения. Оное оказалось во дворце, только не с главного входа, а сбоку, в небольшом флигеле. Сам дворец отсюда почти не просматривался. Эйхгорна ввели в неприметную дверь, над которой висело что-то вроде герба – большой круглый щит и два скрещенных меча.

Внутри был обычный полицейский участок, только в средневековом антураже. Местные стражи порядка, числом четверо, носили медные доспехи, отдаленно похожие на древнеримские, вооружены были короткими шпагами, и все, кроме одного прыщавого парнишки, щеголяли длиннющими усищами.

– А эдил-то не явился еще? – спросил старший егерь, поручкавшись с седым стражником.

– Да дрыхнет, обычное дело… – махнул рукой тот.

– Опять до ночи в трактире сидел?

– А то как же… Теперь до обеда не явится. А это что у тебя за птица?

– Обычный человек! – гордо возвестил егерь. – Сам признался!

Стражники сразу подобрались, глядя на Эйхгорна с удвоенным интересом. Тот в ответ смотрел взглядом снулой рыбы. Эйхгорн понимал, что не знает чего-то, для других очевидного, поэтому решил помалкивать, пока не разберется в ситуации.

Впрочем, его никто ни о чем и не спрашивал. Егеря распрощались, сняв с Эйхгорна свой аркан, а двое стражников бегло его обыскали. Зажигалка и диктофон не вызвали у них интереса, а остальные вещи лежали во внутренних карманах – туда стражники почему-то не заглянули. Также они внимательно осмотрели пояс, явно ища оружие, но из оного у Эйхгорна был только нож в рюкзаке.

Потом его взяли под локотки и повлекли вниз по лестнице. Там располагалось очень аутентичное подземелье на девять камер – Эйхгорн машинально их сосчитал. Пять пустовали, в шестой, с распахнутой дверью, пьяно храпел толстый стражник без доспехов, в седьмой жевал соломинку приличного вида господин, в восьмой пригорюнилась размалеванная девица очевидной профессии, а в девятой сидел парень в заплатанной одежде, с синяком под глазом.

Эйхгорна втолкнули в угловую. Камеры располагались группами по три, от прохода и друг от друга отделялись не стенами, а решетками, так что узники были как на ладони. Из обстановки – только кучи прелой соломы, да мятые медные горшки. Судя по характерному запаху – местный вариант параши.

– Тут пока побудешь, – махнул рукой стражник. – Эдил придет, разберется.

Гремя ключами, он замкнул дверь. Тем временем его напарник не без труда растолкал толстяка, спящего в камере напротив. Тот спросонья гундел и махал кулаками, но в конце концов соизволил подняться и вывалиться наружу. Двое других стражников тоже вышли, и в подземелье стало тихо.

– Чьи дела, браток? – тут же прошипели из соседней камеры.

Эйхгорн вяло повернул голову. На него пристально таращился парень с фингалом.

– Чьи дела, спрашиваю! – чуть повысил голос он.

– Какие еще дела? – переспросил Эйхгорн.

– А-а, я-то уж решил… – сразу потерял интерес узник.

Ну вот опять. Одна фраза – и Эйхгорн сразу выдал в себе чужестранца, ничегошеньки не знающего о местной культуре. И он, хоть убей, не мог понять, что же он такого сказал.

– Так если ты Пролазе не киваешь, за что тебя сцапали? – все же спросил сосед.

Эйхгорн задумчиво поглядел на него. Он вновь ни черта не понял. Но источников информации здесь было немного, так что он решил попробовать выжать что-нибудь из этого.

– Тебя самого-то за что взяли? – спросил он.

– Э, слышь, халат, я первый спросил!

– Ты мне не хами, – хмуро сказал Эйхгорн. – Я тебе в отцы гожусь.

– Не-а, не годишься, – противно хихикнул парень. – Мне такой отец на кир не сдался.

Эйхгорн посмотрел на него снулым взглядом. Еще один идиот. Почему-то Эйхгорна везде окружают идиоты. Иногда просто опускаются руки.

– Не хочешь говорить – не говори, – пожал плечами он.

– Да не, чего уж, – снова хихикнул парень. – Я индивид честный, тайн не имею. За браконьерство меня сцапали.

– За браконьерство?.. – удивился Эйхгорн.

– Ага. Оленя на корольковском двору в монахи постриг. Теперь в барабан бить будут, дело известное. Мне уж не впервой, вся спина в полосочку. Теперь ты мойся, за что тут.

– Не знаю, – неохотно сказал Эйхгорн.

– Э, халат, договорились же!

– Я в самом деле не знаю. Просто так взяли и арестовали.

– Не, халат, гутанишь. Совсем просто так даже корольковская стража не пыхтит. Что-то да есть.

– Нет ничего, – раздраженно ответил Эйхгорн. – Они меня спрашивают – ты кто, я отвечаю – никто, обычный человек…

– Э-э-эй!.. – выпучил глаза сосед. – Ты чо, халат?! Ты вправду обычный человек?! Не гутанишь?!

– Так. Чего я не понимаю? – сдался Эйхгорн. – Что такое «обычный человек»? Что я не так сказал?

Парень с фингалом еще пару минут хекал и фыркал, явно считая, что Эйхгорн придуривается. Но когда наконец поверил, то расплылся в улыбке и снисходительно сказал:

– Ну ты и дурачина, халат… Музыку не знаешь, что ли?

– Музыку?..