Потом, кряхтя, он стал понемногу обхаживать себя веником, чтобы тело разгорячилось и открылись поры. Пройдя все банные процедуры, какие он смог выдумать, Паша вышел обратно в предбанник, там, на лавке, он увидел ранее не замеченное полотенце. Обтершись им, он принялся за одежду. Трусы и носки он одел свои, ибо адекватной замены им он не нашел, а ходить без них было непривычно. Конечно, особой чистотой эти вещи не отличались, но выбора не было. Одевая широкие, чуть зауженные снизу штаны сероватого цвета, Паша отметил, что ткань достаточно прочная и теплая. Поверх тела он надел рубаху, с орнаментом на воротнике и манжетах. Рубаха была свободной, как и штаны, и доставала почти до колен. Подпоясав ее найденным в том же свертке поясом, он принялся напяливать свои кроссовки «адибос». Благо они были просто черными, а символ этого самого «адибос’а» уже стерся. Выглядело это все равно смешно, но было бы смешнее, если бы его обувь была цветастой.

Нарядившись, он собрал в тот сверток, в котором была новая одежда, свое «одеяние», и, не найдя карманов в своем одеянии нынешнем, отправил в сверток и разложенные на лавке богатства. Крепко связав концы, он взял его, и вышел из бани, идя вдоль стены ко входу в дом.

Возле входа, на лавочке, его поджидал старик.

–Ну что, помылся-попарился, на упыря более не похож? – встретил его вопросом волхв.

–Угу, – буркнул Паша, и, не ожидая приглашения, вошел в дом, кинув сверток с вещами возле стены в прихожей.

– Ишь какой, – усмехнувшись, вслед ему сказал дед, и, поднявшись с лавки, тоже пошел внутрь.

Паша уже сидел на лавке возле стола, и любопытно разглядывал горшок. Тот был наполнен горячей гречневой кашей с мясом. Выглядело это аппетитно, и Паша просто изнемогал в ожидании. Голод, что томил его, по сути, уже несколько дней, давал о себе знать, как никогда раньше. Впрочем, начать без прямого приглашения он не решался, стараясь не обидеть старика, нарушив какие-нибудь правила, что наверняка существуют в этих местах.

– А ложки у тебя своей и нет, так? – спросил волхв, заметив Пашины страдания возле горшка с кашей, – Потерял, или не носят с собой у вас там?

– Не носят, – коротко ответил Павел, уже представляя, как есть кашу рукой.

– Ладно, это не беда, есть у меня ложки, – сказал дед, и вошел в одну из секций, на которые был разделен дом.

Покопавшись там немного, он вышел с двумя деревянными ложками в руках. Присев напротив Паши за стол, он протянул ему одну из них. Ложка была грубо вырезана, слишком толстая, в отличие от привычных Пашиной руке столовых приборов. Однако она была довольно гладкая, и опасаться заноз явно не стоило. За неимением вариантов, Паша сжал ложку в правой руке, и вслед за дедом черпнул ею из чугунка.

Вложив содержимое ложки в рот, Паша почти не жуя все проглотил. Такая расторопность стоила обожженного горла и полости рта. Тогда он, чуть не закашлявшись, решил поумерить пыл. Слезы проступили на глазах, стараясь не подать виду, он на момент отвернулся и украдкой вытер их о плечо.

– Горячо, что ты так глотаешь, дуй сразу! – ухмыляясь, посоветовал старец, и, показывая пример, дунул на свою ложку с кашей, лишь затем отправив ее в рот.

– Угу.

Вторую ложку каши, с кусочком мяса в вершине гречневой горки, Паша тщательно обдул, наверно, даже слишком, потому что дед снова заулыбался.

«Ничего, целее буду»: подумал Паша, и принялся жевать кашу.

Не сказать, что бы та была совсем не соленая, скорее заметно недосоленная. Эта пресность, связанная с отсутствием должного количества соли сильно портила вкус. Радовало, что каша была хорошо сдобрена мясом, назвать ее постной было нельзя.

– А у вас тут не солят? – спросил Паша.

– Солят, солят. Год нынче не тот, не доехала сюда соль, прошлогодней пользуемся, – помолчав, старик добавил, – Это мне люди несут. Я кому с хворью помогу, кому советом добрым, а у иных и совсем соли нет. А у тебя дома вдосталь соли?

– Соли? – задумавшись, ответил Паша, – Соли у нас хватает, хоть обсолись.

– Понятно, – многозначительно протянул дед, видимо не совсем поняв, как именно много соли у Паши, – богато значит живете.

Разговор прекратился, так как Паша стал поглощать кашу дальше, а волхв, видимо побоявшись, что этот голодный пришелец сейчас опустошит весь чугунок, старался не отставать.

Наполовину опустошив чугунок, оба пировавших отложили ложки.

–Ну, поели, это хорошо, – вытирая бороду, сказал старик.

– Спасибо, – вспомнив о правилах приличия, произнес Паша.

Дед помолчал, потом сказал:

– Только на героя-то ты не похож, а предсказания они… – поглядев куда-то в потолок дед многозначительно помолчал и продолжил, – Они и умалишенным писаны могут быть.

– Как неожиданно, – съязвил гость.

– А могут и истинными оказаться, – не обращая внимания на Пашу, продолжал волхв, – Сам Перун бы тебя сюда не вызвал, без просьбы. Значит, кто-то просил. Лиха нет никакого, чего звать тебя? Значит, Иван тебя призвал, он все хвалился, что новое чародейство придумал, наверно, тебя сюда и приволок.

Будто сам обдумывая сказанное, волхв замолчал на минуту, а после добавил:

– Хотя, я Ивану не доверяю, он чародей хороший, но все время впросак попадает последние годы, да волшбу не ту, что задумал, творит.

– А, вот оно что, понятно, Иван палкой помахал, я тут очутился, пойду к Ивану, просить еще раз помахать?

– А вот и иди, – серьезно сказал Еремей, – Не знаю, чем он там махал, а к нему ты иди. Только…

Поразмыслив, снова разглаживая бороду, волхв добавил:

– Только сразу ты у меня побудь, недельки три, я тебя научу всякому, чтобы по дороге не прибили, за упыря не приняли.

С этими словами Еремей встал из-за стола и ушел куда-то вглубь дома.

«А вот и оно! Время!»: подумал Паша, и, как мог бесшумно, покинул дом, прихватив свой сверток. Почти выбежав на дорогу, он тут же драпанул в лес, благо от дома было не далеко. Оставшись незамеченным, он шмыгнул в кусты, и вскоре оказался снова в гуще леса.

«Ну, спасибо за еду сказал, а одежду как-нибудь потом верну»: подумал Паша, и, решив не переодеваться, чтобы снова, при случае, напоровшись на людей из деревни, не казаться им упырем, он двинулся по лесу вперед. Куда вело это вперед, он не сильно понимал.

В довольно суетливой прогулке по лесу Павел внезапно ощутил, что тяжесть в области живота создана не только недавно потребленной пищей, но и кое-чем иным, что, видимо, являлось последствием потребленной еще ранее еды. Вспомнив, что он вовсе не робот, и порою его одолевают различного рода низменные инстинкты и желания, он, недолго думая, нарвал неподалеку широких листьев с кустика и сел рядом с ним, спустив штаны.

Как говорится, долго ли коротко ли, но как только он окончил со всем этим делом, и уже натянул штаны, собравшись дальше в путь, подальше от оскверненного уголка природы, он услышал позади себя голос:

– Ты это куда нагадил без спросу, человече?

Сердце екнуло в груди, Паша чуть не подпрыгнул от неожиданности. Повернувшись, он увидел чуть сбоку от места бомбардировки низенького, как карлик, дедулю. Редкая бородка с зеленоватым оттенком, и такого же цвета волосы, среди которых были запутаны листья и еловые иголки, сразу же бросились в глаза. Глаза же дедули хитро смотрели на Пашу. Одет он был в звериную шкуру. Хотя, при детальном рассмотрении, Паша засомневался в том, что шкура звериная, а не родная, дедушкина, шерсть.

Через секунду Паша громко и протяжно выкрикнул первую букву алфавита, и с этим неистовым воплем бросился наутек.

В общем-то не так уж был с виду и страшен дедуля, но Паша пережил слишком много потрясений за сегодня, чтобы спокойно реагировать на подобное. Почти не разбирая дороги, перепрыгивая корни и продираясь сквозь кусты, Паша убегал не столько от напугавшего его дедули, сколько просто от страшных обстоятельств, которые его настигли, он просто бежал, сердце бешено билось, а голова почти не думала.

– Эй, куда побежал, а убирать кто будет? – ехидно сказал внезапно появившийся чуть в стороне дедок, сидя на ветке.

– Да иди ты!

Паша выкрикнул это почти не останавливаясь, и, уже не удивляясь, просто продолжил бег, чуть свернув.

Дед не переставал появляться, постоянно меняя курс Пашиного движения чуть в сторону. То просто ухмыляясь, то отпуская безобидные шутки по поводу трусливого зайца, он появлялся на деревьях, или выглядывал из кустов. В конечном итоге, убегая от него, Паша как-то разом, пройдя через очередной куст, выбежал на дорогу. Обычную пыльную дорогу, без намека на асфальт, с такими же колеями, оставленными повозками, как и около деревни.

Буквально в пяти метрах от него по дороге двигались четверо всадников с копьями, все они были как на подбор бородатые и суровые на вид. Заметив выбежавшего из леса человека, они остановились, взяв копья наизготовку.

–Тпррр, – сказал ехавший впереди всех всадник, останавливая коня, и, обращаясь уже к Павлу, – Эй, стой, кто таков, от кого бежишь?

– Там… Дед… Везде… Я убегал, и тут… Вы, – задыхаясь пытался рассказать беглец, согнувшись и опершись руками о колени.

Паша пытался отдышаться, и даже не смотрел на всадников, казалось, ему было вообще безразлично происходящее. Внезапно он понял, что сверток с одеждой и вещами он оставил там, у куста, а в руке осталась только зажигалка, так как он курил за этим делом, и не стал прятать ее в сверток по окончании. Взглянув в руку, он убедился, что это именно она, а не выхваченный по дороге обломок ветки. Идти в лес за остальным добром как-то не хотелось, да и вряд ли теперь он смог бы отыскать дорогу к тому месту.

– А, так это леший наверно тебя так напугал, – усмехнулся всадник, – добрый он сегодня, раз из лесу тебя вывел.

Воины подняли копья вверх, убедившись, что Павел безопасен, и разбойничьей засады не предвидится.

– А сам ты из деревни? – оценивая его взглядом, спросил воин, – Чего в лесу делал?

– Да, из деревни я, – соврал Паша, не желая больше ввязываться в неприятности, – так, гулял по лесу… Грибочки там, ягодки…

– Понятно, ну, гуляй дальше, а в лес сегодня больше не ходи, леший дважды на дню из лесу не выводит, – сказал воин, и, махнув своим рукой, дернул стремя.

Остальные воины двинулись за ним, никто из них не обернулся, а Паша, тяжело размышляя, смотрел им в след.

«Ну, в лес, значит, не пойду, да и на дороге не потеряюсь, выйду куда подальше от этого всего»: подумал он, выдвигаясь в сторону, с которой прискакал патруль.

Не больше часа он шагал по дороге, прежде чем его взору предстал город. Самый натуральный город. Паша даже глаза протер, потому что деревню, всадников с оружием, и даже дедулю в лесу он как-то мог оправдать. Но не город. Деревянный город, с деревянными стенами, домами и кучей жителей, благо, что не деревянных.

Впрочем, сам город не был большим. Вокруг высокой стены в его центре располагались такие же, как и в деревне, дома, они были защищены внешней стеной пониже. Вокруг нее располагались дома поскромнее, и уже не в таком количестве, как за стеной, вероятно потому, что они были защищены разве что заборами и ютились в них, очевидно, люди небогатые. Или смелые. На берегу реки располагалось что-то вроде порта, там сновали люди, что-то тягая из небольших кораблей на берег, либо наоборот, загружая корабли.

Обилие людей, кишащих в городе, действительно привело Пашу в тупик. Теперь это точно нельзя было спихнуть на ролевиков и старообрядцев.

«Или я сошел с ума, и лежу в палате, или я попал куда-то… Нет»: Паша помотал головой, никак не желая согласится с последним выводом. Мысли медленно, словно сонные мухи по липкой стене бродили в его голове. Простояв, широко вылупив глаза, в созерцании города еще около десяти минут, он все-таки двинулся в его сторону.

«Ну, делать-то нечего»: подумал Паша. Запнувшись в минутном желании вернуться в деревню к волхву и узнать у него подробнее обо всем, Паша все-таки продолжил свой путь к городу. Уже увереннее.

Возле ворот образовалась маленькая очередь, войти в город можно было только с разрешения стражников, охранявших ворота. Работали они быстро, деньги брали только с торговцев, которые и составляли основную массу входящих. Затор образовался из-за одного из владельцев повозок с товаром.

– Десять?! Да я столько не наторгую, помилуй, как я тебе его заплачу только за вход?– вскрикивал он, широко разводя руками, обращаясь к главному стражнику.

– Закон для всех един, не хочешь платить, торгуй где хочешь, можешь в лес идти, – монотонно отвечал стражник.

– А кто там купит, лешему продам, что ли?! Давай за пять медяков пройду, пожалей нищего! – не отступал торговец.

– Плати или уходи! – стукнув копьем по земле, уже горячее ответил стражник.

Из толпы стали раздаваться недовольные возгласы, требующие то ли от торговца, то ли от стражи ускорения процесса. Понурив голову, торгаш сунул в руку стражнику монеты, и, потянув коня с повозкой за собой, поплелся в ворота. Монеты из руки стражника тут же перекочевали в ящичек, тщательно охраняемый двумя другими стражами.

Толпа двинулась вперед, каждый торговец называл свое имя, вид товаров, и, протягивая монеты стражнику, двигался дальше. Тот, убирая копье, которым преграждал путь, и, кладя монеты в ящичек, ожидал следующего.

Процедура входа с простыми людьми, которые торговать не собирались, была попроще. Нужно было просто назвать свое имя, взглянув на стражника, что бы он мог поглядеть тебе в лицо и, с его разрешения, топать дальше.

Когда очередь дошла до Паши, он, глядя в лицо седовласому стражнику, сказал:

– Павел.

– Странное имя, ты чужеземец?

– Нет, мамка так назвала, с нее и спрос, – тут же нашелся Павел.

– Ну, иди, давай тогда, раз мамка назвала.

Радуясь, что все прошло без эксцессов, и ложь удалась, Паша с легкой улыбкой вошел в город.

Улица кишела различного рода прохожими, от грязных бродяг до облагороженных пузом граждан. Паша как-то сразу затерялся среди них, теперь он ни чем не был отличен среди них, одежда крестьянина, моментально запылившиеся кроссовки не бросались в глаза, а его бешеное верчение головой обитатели города могли спихнуть на то, что он первый раз в «большом» городе. Единственное чем он слегка выделялся, так это ростом. Он был выше средней массы людей, хотя ростом он был чуть больше ста восьмидесяти сантиметров, и на улицах родного города не казался таким уж высоким. Но это, видимо, никого не смущало, все были заняты какими-то своими делами, снуя и тут и там, торопливо пробираясь в разные стороны города. Основная масса людей потоком, в котором шел и Павел, двигалась куда-то в центр. Вскоре поток влился на большую площадь, сплошь уставленную повозками, с которых отпускался порой совсем нехитрый товар. Гомон торговой площади разбудил Пашу, он наконец-то задумался: а что, собственно, делать дальше?

Немного побродив по рынку, стараясь не обращать внимания на зазывающих к себе торговцев, он вышел с площади с другой стороны, попав в более тихую и менее многолюдную часть города. Пройдя по почти пустым улочкам между домов, он повернул куда-то в сторону, двигаясь в сторону основной деревянной стены. Зачем ему идти к этой стене, он понимал не совсем, а вот зачем ему было поворачивать, прекрасно понимал. Улочка, на которую он повернул, была пустой, только одинокий пес лежал возле одной из стен домов. Быстро войдя в углубление между домов, Паша принялся думать, попутно совершая действия, ради которых и зашел в этот переулок.

Справившись, он вышел из своего укрытия, и уже собрался было идти, но сзади, видимо, на дороге, с которой он только что сворачивал, послышался треск, ржание лошади, и поток каких-то забавных ругательств, которые Паша бы не счел страшными или обидными, но по интонации понял, что такого мнения о них только он.

Заинтересовавшись, он пошел назад, на дорогу, уже отдаляясь от центральной стены.

Выйдя из переулка, он посмотрел налево, там он заметил повозку с впряженной лошадкой и бегающего вокруг повозки мужичка. Пустая повозка накренилась на бок, а правое ее заднее колесо лежало рядом.

Заметив Павла, мужичок тут же обратился к нему: