Глава 2.

-Кар-р-р! – громогласно раздавалась, почти над ухом Павла, достаточно неприятная воронья речь, – Кар-р-р!

– Что за…– Павел разлепил глаза, и, недоумевая, стал озираться вокруг, – Это я где?

Как по заказу, в мозгу пьяницы вереницей пронеслись воспоминания о вчерашнем веселом путешествии в лесу, охваченном стихией:

– Ох, вот это да…

Кряхтя, он стал подниматься, голова трещала еще сильнее, чем вчера, видимо не только от похмелья, но и от знатного столкновения с веткой. На той самой злополучной ветке сидела ворона, любопытно осматривая свою потенциальную добычу. Поняв, что никакая это не добыча, и тело стало двигаться, показывая, что оно живое, ворона встрепенулась, и, замахав крыльями, улетела прочь.

–Вот и лети… – не найдя должного обидного слова в своей тяжело воспринимающей мир голове, Павел добавил, – Ворона!

Та, видимо обидевшись, еще раз громко каркнула, откуда-то из-за веток, и более ни чем о своем присутствии не напоминала.

Оглядев себя, неудачливый путешественник понял, что штаны измазаны грязью, в таком же состоянии он обнаружил и куртку. По голове пульсирующими волнами расходилась нестерпимая боль. Ее источником была опознана огромная шишка на лбу, Паша долго ощупывал ее, пытаясь понять, не занимает ли она весь лоб.

–Вот это я выдал…– пробормотал Паша, и, попытавшись сориентироваться, оглянулся назад.

Там, откуда он прибежал вчера, тропинки не было, да и следы его были размыты прошедшим ливнем. Судя по сломанным и растрепанным кустам, прибежал он прямо через них, а стоял он прямо среди зарослей, можно сказать, в дремучем лесу.

–Откуда здесь вообще такая чаща?– удивленно прошептал Павел, – лес же молодой, вырубают постоянно.

Махнув рукой, он поплелся налево, предполагая найти там тропу. Сегодня его движения не быль столь резки в сравнение с вчерашним рывком «домой», и он кряхтел и постанывал, пробираясь сквозь прямо-таки стеной растущий подлесок.

Где-то около получаса продираясь сквозь все эти дары природы, Паша уже устал обнаруживать все новые и новые болячки – последствия вчерашней гонки и ее финала. Колено оказалось ушиблено, руки обцарапаны по локоть, несмотря на то, что находились вроде бы под защитой плотной кожаной куртки. Многочисленные гематомы, одна из которых, по всей видимости, украшала его правую ягодицу, очень сильно затрудняли передвижение, да еще и в таких экстремальных условиях. Венчала список ранений прошедшего бой с лесом бойца огромная шишка, украшавшая лоб лесного спринтера.

Блуждая еще полчаса в лесном массиве, Павел наконец-то понял, что идет куда-то не туда. Ситуацию усложняло то, что местонахождение этого самого «туда», заблудившемуся путнику было абсолютно не известно.

Решив, что менять направление будет бессмысленно, ибо лес, насколько ему было известно, не был большим, и он попадет либо к речке с одной стороны, либо к станции или самому железному пути с другой, или же выберется прямо к окрестностям искомой деревни в третьем варианте. Четвертый вариант предполагал под собой все ту же железную дорогу, которая так или иначе приведет к населенному пункту.

Не отчаиваясь, Паша принялся усердно шагать в том, как ему казалось, изначально выбранном направлении. Вскоре он услышал шум ручья. Собственно, ручья он здесь не помнил, только речку, берег которой упирался в этот самый лес, и, решив, что это именно та самая река, которая ему с детства знакома, он прибавил шагу, стараясь как можно быстрее выбраться к ней.

Если идти вверх по течению этой речки, на которой, когда-то в детстве он рыбачил с его друзьями, можно попасть в деревню, в которой и доживали век его родители, и еще пару десятков таких же семейств.

Родился Паша именно в этой деревне, когда ему исполнилось двенадцать, его родители получили квартиру в близлежащем городе, отец устроился там работать на завод, а мама в школу поваром. Таким образом, они и перебрались в город. Паша был поздним ребенком, его маме было уже за сорок, когда она его родила, а отцу все пятьдесят. Поэтому в его двадцать четыре они уже оба выбрались на пенсию, и уехали жить в деревню, оставив сыну городское жилище.

Вскоре, по звуку воды, Паша выбрался и к его источнику. Им оказался весело журчащий ручеек, который неизвестно откуда мог взяться в этом лесу. Впрочем, удивляла и густота леса, наводя на мысли, что лес был совсем не тот, в котором предположительно должен был находиться Павел.

–Что за дела?– оглядываясь по сторонам, простонал путешественник,– так…

Копаясь в памяти, Паша стоял на берегу оврага, на дне которого протекал лесной ручеек. Лес, к слову, и не думал заканчиваться, вокруг стояли деревья, разве что подлесок немного поредел.

Придя к выводу, что ошибиться станцией Паша не мог, а другого леса в ее окрестностях быть не может, страдалец спихнул наличие ручья и густого подлеска на свою неосведомленность о последних событиях, происходивших здесь. И правда, мало ли что могло тут вырасти и появиться за те четыре года, что он здесь не бывал? С родителями он виделся, когда те сами приезжали к нему в гости, а вот сам он в деревню не ездил, как-то не было нужды. Закатки и другие продукты сельскохозяйственной деятельности ему заботливо привозил отец, заодно приезжая в город за покупками вещей, которых в деревне не достать.

Махнув рукой, Павел на авось поплелся вдоль ручья по его течению. Пройдя где-то с километр по извилистому краю оврага, Паша остановился передохнуть и осмотреться. Склон оврага становился все более крутым, он нависал над ручьем, грозя вот-вот обвалиться, сдерживаемый лишь травой и корнями деревьев. Павел не обратил на это должного внимания, и, сделав очередной шаг, вдруг понял, что теряет опору под правой ногой, заваливаясь набок, прямо в сторону ручья. Он успел взмахнуть руками, пытаясь удержать равновесие, однако эта попытка не увенчалась успехом, и он покатился вниз, зажмурив глаза и плотно закрыв рот, чтобы не наглотаться песка.

Сделав пару замечательных кульбитов, которые, быть может, оценили бы на олимпиаде, он наконец докувыркался до дна оврага, погрузив ноги в воду, а головою ткнувшись во что-то брякнувшее железом. В нос ударил едкий запах разложения, будто где-то совсем рядом подохло и лежит на солнышке какое-то зверье.

Разлепив глаза, и уткнувшись взглядом в то, что и послужило причиной столкновения его головы с чем-то металлическим, Паша дико завопил.

– А-а-а!, – суетливо загребая песок руками и ногами в попытке отползти от увиденного, Паша продолжал неистово вопить, – а-а-а!

Моментально растеряв силы, в приступе рвоты он излил прямо в ручей содержание своего и без того многострадального, полупустого желудка.

– Что за на фиг? – тихо лепетал он, подрагивая, и понемногу продолжая отползать, – что это за на фиг?

Других слов он не находил. Паша просто не мог отвести взгляд от пустых глазниц на лице, украшаемом густой бородой и остатками запекшейся крови смешанной с грязью. Лицо принадлежало мертвецу, облаченному в уже начинающую ржаветь кольчугу, ярко красные штаны с железными наголенниками, сапог на мертвеце не было. Продырявленный шлем лежал чуть сбоку от головы, видимо скатившись с нее при последнем падении человека. Кольчуга была пробита на груди, саму дыру обрамляла кучка опарышей, суетливо копошащихся в гниющем мясе. Опарыши имелись и в пустых глазницах. Все это зрелище вызывало новый приступ рвоты у Паши. К сожалению, кроме желчи изливать организму было нечего, и, оставляя ужасный привкус во рту, она стекала по губам страдальца.

Он пытался понять, откуда в лесу двадцать первого века мог взяться заколотый воин в средневековом облачении. Он знал, что есть ролевики, но те обычно не убивают друг друга, а если и убивают, то, наверно, стараются закопать тело, чтобы не угодить за решетку. Тут же на лицо обычное убийство, которое, наверно, имело место быть где-нибудь в прошлом, но никак не в нынешних реалиях.

Паша не переставал отползать, вскоре он уже перестал чувствовать запах гниения, и обессилев, лег на песок рядом с ручейком, пытаясь собраться с мыслями.

В животе урчало, горло жгло, слюна была вязкой, но выплюнуть ее сил не было, перед глазами стояла только что увиденная картина с мертвецом. Едва оклемавшись, Паша принялся жадно хлебать воду прямо из ручья, благо та была прохладной, и выглядела чистой. Не удержавшись в равновесии на коленях, он ткнулся в песчаное дно ручья лицом, хорошенько зачерпнув его ртом и носом. Тут же отпрянув от дна, Паша принялся плеваться, попутно пытаясь очистить глаза.

–Проклятье! – взвыл он, натирая глаза до слез, – что здесь вообще происходит?!

Завалившись на спину, он лежа провел еще минуту, пытаясь понять, что нужно делать в такой ситуации.

Вспомнив о полиции, службах спасения и прелести цивилизации, мобильной связи, он суетливо стал шарить по карманам, в поисках своего телефона. Выудив его из недр джинсового кармана, он глянул на треснувший, но все-таки рабочий дисплей телефона.

«Нет сети»: гласила надпись, расположенная по центру светящегося экрана. «Не удивительно, я ж в лесу»: подумал Паша и поднялся на ноги.

«Так, ладно, позвонить я не могу, идти его разглядывать и искать документы я тем более не могу, значит нужно выйти из леса и кому-нибудь рассказать»: мыслил он, попутно вытаскивая гнутую сигарету из потрепанной пачки. Чиркнув пару раз зажигалкой, он закурил.

Вот так вот блуждая в тягостных раздумьях, он выкурил сигарету, и вроде бы успокоился. Стоит ли говорить, что от похмелья не осталось и следа. После пережитого стресса, мысли, пусть и редкие, стали яснее, чем у шахматиста. Павел четко понимал, что выбраться из леса можно по ручью, который наверняка впадает в доселе искомую реку, значит идти нужно по течению. Для этого придется еще раз пройти мимо трупа, но он уже был морально к этому готов, тем более рвать его уже было нечем.

Он встал, и медленно, с опаской, поплелся вдоль узкого берега ручья. Подняться наверх по оврагу не представлялось возможным, уж больно было высоко и круто.

Дойдя до места, где лежал труп, он увидел, что тот никуда не пропал, и продолжал глядеть на Пашу своим безучастным, невидящим взглядом. Быстро прошагав мимо, стараясь не дышать, Павел чуть ли не бегом ринулся прочь от этого места.

Сумбур в голове снова появился, мысли цеплялись одна за другую, не рисуя общей картины. Путешественник просто двигался вдоль ручья, подобно роботу. Около часа он плелся подобным образом, пока, к своей радости, действительно не вышел на берег реки.

Река, что текла возле его родной деревни, не отличалась большой широтой, и от берега к берегу проплыть мог и ребенок. Река же которая предстала перед его взором вовсе не походила на речку-вонючку из его воспоминаний. Берега не были заросшими камышом и заиленными, чистый песок с ракушками образовывал довольно широкий пляж.

Прямо посередине реки плыла деревянная лодка, с единственным пассажиром, старцем в серой рубахе и синих штанах, закатанных по колено. Его сильно загоревшее лицо обрамляла длинная седая борода, из головы растрепанно торчали седые волосы, а жилистые руки втягивали на лодку сеть.

«Ну, дед, да и дед»: подумал Паша, пытаясь припомнить этого старика среди жителей Репкино.

Припомнить ему удалось только деда Макара, который рыбной ловлей точно не промышлял, но, был довольно таки похож на встреченного Павлом рыбака.

–Дед Макар, это ты?– закричал Паша, размахивая руками.

Дедуля удивленно, и даже как-то дергано поднял голову, и, видимо, пытаясь разглядеть кричащего, принялся поочередно прикладывать руки ко лбу козырьком. Дело возможно бы дошло и до изображения руками некоего бинокля, который, впрочем, никак бы не помог восстановить утраченное с годами зрения, но дед осознал это раньше, и просто стал грести веслом, ведя лодку ближе к берегу.

– Ты кто такой, и чего ты из лесу-то выбрался?– прошамкал дед, подплыв на близкое расстояние, – вот коли б не день на дворе был, я бы тебя с упырем попутал. Ну, точно упырь же, чур меня, – плюнув через плечо проговорил дед.

–Какой я тебе упырь?, – удивленно уставившись на старика, говорил Паша, – Из лесу, потому что запутался… Как до Репкино пройти, Макар?.

Паша все еще был уверен, что это Макар, который слегка похудел и зарос, наверно от того, что бросил пить сивуху и принялся за рыбную ловлю.

–Что за Репкино? И сам ты Макар, тебе что, голову напекло, Говен я, – не менее удивленно ответил дед Говен, – Ты точно не упырь? А не то я тебе веслом-то по башке надаю, так и знай, я хоть и старый, да удалой!

– Да не упырь я! – вскричал Павел, – я человек, сам ты упырь!

–Ну, не упырь, так не упырь, чего завелся, мало ли вас тут ходить, – пробормотал дед, – вон давеча якиесь воины приходили, в лес в этот и ходили, стало быть, разбойников ловить, только не пришли они более, вот и упырей будет много, стало быть…

–Дед, что ты мелешь, какие воины, какие упыри?– позабыв о своей лесной находке, Паша решительно не понимал, дед сумасшедший, или смеется над ним, – позвонить тут откуда можно, где у вас тут люди живут?

– Позвонить? – дед недоуменно уставился на пришельца, – ты чего это удумал, рыбу мне всю распугаешь, найди себе железяку, иди в лес, там и звени себе, авось медведь тебя задерет, и поделом тебе, ишь чего удумал, звенеть собрался!

–Дед, ты что несешь? Телефон тут где?– уже крича на деда, негодовал Паша.

– Пилифон? Какой Пилифун! Ты упырь чего тут непотребства всякие говоришь! – разволновался дед, яростно помахивая своим веслом, – Я тебе сейчас упырь покажу.

Однако вопреки своим угрозам, веслом он принялся усердно грести, отводя лодку подальше от берега, бормоча себе под нос какие-то проклятия и ругательства, сетуя на неспокойные времена.

– Да и пошел ты, старый дурак! – крикнул ему Паша в след и побрел дальше вдоль берега.

«Сумасшедший какой-то, точно не Макар»: думал он, шагая вперед.

Вскоре он увидел столбики дыма, по всей видимости, идущие из печных труб деревенских домиков. «Почти лето же на дворе, зачем им печи топить, газ же вроде у всех был?»: недоумевая, подумал Паша.

Подойдя к деревне настолько, чтобы иметь возможность ее разглядеть, Паша еще больше удивился. Асфальта никакого не было, (а на главной дороге вроде как еще недавно он был), по улицам бегали и куры, и гуси, и даже голопузые детишки, перепачканные дорожной пылью. Если гуси и куры в родной деревне были бы вполне привычны, то такого количества детей, да еще и почти полностью голых, Паша никак не мог объяснить.

Вместо стариков по улицам расхаживали вполне себе молодые хозяйки в каких-то странных нарядах, похожих на те, в которых плясали и пели на концертах, изображая древних славян. Неподалеку на лугу паслись коровы, которых в Репкино можно было насчитать не больше четырех. Тут же явно было целое стадо, не меньше тридцати голов.

Паша вышел к деревне не по дороге, которая пересекала всю деревню, появляясь откуда-то издали, чтобы уйти противоположную даль, а со стороны пастбища, на котором росла высокая трава. Извилистая дорога была раскатана явно не машинами, узкие колеи были скорее оставлены какими-то твердыми и узкими колесами. Скорее всего, телегами, одну из которых тянула в деревню худенькая лошадка.

–Это что за?..– тихо проговорил себе под нос заблудившийся странник.