– Взглянул. И оценил, – сказал я и рассмеялся. Я знал, мой смех нравится людям, и часто им пользовался, налаживая отношения. Попутчица не удержалась и засмеялась в ответ.

Телефон я получил.

Потихоньку она довольно плотно вошла в мою жизнь, вытеснив остальных подружек. Я, тем не менее, продолжал время от времени от нее погуливать, то ли боясь чересчур привязаться, то ли просто из мужской вредности. И каждый раз уговаривал себя, что имею на это полное право, так как никаких обязательств верности не давал. Естественно, иногда я попадался, и тогда она устраивала скандал, лезла драться, царапалась, а потом собирала манатки и уходила на свою съемную квартиру, которую делила на паях с подружкой. Проходило какое-то время, и мне начинало ее не хватать. Я шел на поклон, затоварившись цветами и подарками. Я почти искренне клялся, что больше не буду, и она через какое-то время остывала. И наша жизнь до следующего раза возвращалась на круги своя.

Сама она была из Курска, хотя родилась и выросла в Виннице. Ее отец был какой-то железнодорожный начальник, которого как-то с повышением перевели в другой город, а вскоре родная Винница осталась за границей в самостийной Украине.

У Машки была типичная украинская фамилия Пономаренко. Когда я впервые это узнал, то, не имея ничего плохого в виду, а только желая польстить, брякнул:

– Я всегда знал, что хохлушки – самые красивые бабы на свете.

В ответ Машка только передернула плечами.

– Еврейки тоже.

Я удивился, а она объяснила.

– Мой отец – украинец, а мама – еврейка.

Мне ее национальные корни были до фонаря, но тут вдруг черт дернул пошутить, и я ляпнул:

– Интересно, как же мне определить твою национальность. Выбирай, что больше нравится. Жидохохлушка или хохложидовка?

Машка ужасно обиделась. Она оказалась чрезвычайно чувствительной к национальным вопросам и переживала за эти обе суматошные нации. И те, и другие казались ей в чем-то незаслуженно обделенными и обиженными. А мне было ужасно смешно и любопытно, как ее еврейская половина переживает за «притесняемых» украинцев, любивших в свое время развлечься еврейскими погромами.

Национализм – это не про меня. Хотя я был коренной, до «надцатого» колена русский. И если бы у нас в стране было нечто вроде третьего рейха, то с гордостью мог бы хвастаться своей «арийской» родословной. Жаль, что не рискнул показать ей фотографию покойного деда. Его считали колдуном, и все, включая меня, ужасно боялись, так как он был не только страшен с виду, но и выглядел как типичный татаро-монгол. Мои же родители, наверно, были единственными настоящими интернационалистами на планете. Никогда от них не слышал, чтобы какая-то проблема повседневного быта связывалась с национальной принадлежностью человека. Конечно, я знал, что есть турки, индийцы, узбеки, таинственные самоеды, но для меня это были просто слова, что-то вроде человеческих имен. И с этой иллюзией межнациональной терпимости я дожил до самой школы. А там подружился с Яшкой Хейфецом. Классный был парень. Умница и большой юморист. Мы с ним в соответствии с потребностями нашего возраста и к вящему удовольствию одноклассников легонько похулиганивали, доставляя умеренные хлопоты нашим учителям. Но вот однажды Яшка отозвал меня в сторонку. Я подумал, что он снова что-нибудь затевает, а тот, видимо, решив, что я достаточно проверенный человек, по большому секрету признался:

– Родька! У меня в свидетельстве записано по-другому, но тебе скажу. Ты знаешь, я – еврей.

Честно говоря, я не очень-то понял из-за чего весь сыр-бор. Какое свидетельство? И в чем тут тайна?

Но на всякий случай сделал умное лицо.

А вскоре случилась та история. Я случайно в углу школьного двора натолкнулся на Яшку, которого с шипением «получай, жидовская морда» лупили трое парней постарше. Я, естественно, влез. Нам, пацанам, всего-то было лет по десять, но дрались мы не по-детски. Одному из нападавших я палкой раскроил голову, и тому пришлось накладывать швы. В общем, в результате прилично досталось всем.

История наделала много шума. Возник скандал, вышедший за пределы школы. Нас с Яшкой уже совсем собрались исключать, но умный, занимающий немаленький пост Яшкин папа пошел к директору и спокойно так тому сказал, что возникшая в его епархии драка не просто хулиганство, а результат разжигаемой в школе межнациональной розни, о чем необходимо поставить в известность вышестоящие организации. И дело быстренько заглохло. Но Яшку родители из школы все-таки забрали.

Вот так на примере антисемитизма я впервые в жизни получил урок многогранности и непредсказуемости интернациональной дружбы. И, еще будучи совсем мальчишкой, сообразил, что ксенофобия очень удобна для манипуляции людьми.

Но, закрывая эту тему, готов присягнуть, что я так и остался одним из последних могикан-интернационалистов. Никакой «гондурас» меня не беспокоил, а Машка, увидев, что я не брезгую ни салом, ни мацой, успокоилась.

Я уже говорил, что этот более чем двухгодичный роман оказался в моей биографии одним из самых длинных. Мне с Машкой было хорошо. Она готовила обалденные вареники. Была красива и неглупа. И я ужасно скучал, когда мы ссорились, а она демонстративно уходила. Машка однозначно была женщиной, которая устраивала меня почти со всех сторон. Но она вряд ли догадывалась, что это только до тех пор, пока она не покушается на мою свободу.

Иногда я все-таки подумывал, а не жениться ли мне на ней. И, посчитав все за и против, каждый раз приходил к выводу, что не стоит. Меня в ней смущала ее провинциальная нахрапистость и целеустремленность. Да и актерская карьера, как я полагаю, для нее была приоритетом приоритетов. А мне вовсе не хотелось быть мужиком при примадонне и, как говорится, греться в лучах ее славы. Мы и сами с усами. Ни от Машки, ни от себя самого я никогда не скрывал, что главное, что я делаю в жизни, это тоже карьера, но моя. Ради нее, родимой, я горбился на работе и терпел вещи, которые вовсе не хотел бы терпеть. Я хотел быть боссом. И прекрасно понимал, что боссу желательно быть семейным. А для этого нужно жениться на нужной женщине. Станет ли такой Машка, я сомневался.

В тот вечер мы с ней поссорились. Перед этим у меня был непростой разговор с Тимуром. Он не забыл историю с «Сибирскими дорогами» и интересовался, что удалось выяснить. А я еще не был готов к разговору. И все из-за того, что недавняя беседа с Виктором Юрьевичем в кафе сильно выбила меня из колеи.

Босс, как назло, в этот день был раздражен и нетерпелив. У него разболелась жена. Снова подскочило давление. Но жены женами, а фирма – это бизнес. И надо было заниматься делом. И хотя моя точка зрения играла немалую роль, окончательное решение такого уровня могло принадлежать только Тимуру. А я не захотел облегчать ему жизнь. Не вникая в детали, я лишь объяснил, что на определенном довольно длинном участке трассы, скорее всего, возникнут проблемы, решение которых потребует дополнительных капиталовложений. И, по-видимому, не маленьких.

Тимур состроил гримасу.

– Мне еще не встречался проект, – с видом знатока произнес он, – затраты по которому соответствовали бы бизнес-плану. Вопрос в том, насколько превышение сметы приемлемо нам. И как это повлияет на конечную выгоду.

Я помолчал, выбирая ответ понейтральнее. Зная босса, я предоставил ему выруливать самому, так как догадывался, какое он примет решение.

– У меня, – сказал я, – не было достаточно времени для более подробного изучения ситуации, и, боюсь, что даже при его наличии не настолько компетентен, чтобы разобраться во всех нюансах.

Босс приподнял брови.

– Что это ты вдруг заскромничал? Насколько я тебя знаю, тебя скорее нужно притормаживать, чем подталкивать.

Тимур встал и заходил по кабинету.

– Ладно. Сделаем так. Все-таки, как ни крути, проект выглядит привлекательно и сулит хорошие прибыли. В противном случае я бы давно от него отказался. Но поскольку остаются сомнения, посоветуемся с вышестоящим начальством и представим дело Науму Яковлевичу (так звали Олигарха). Он послезавтра должен быть у нас. И, чтоб ты, скромник, знал, представлять проект мы будем вместе. Ты и я. Пора тебе, Родик, начать сокращать дистанцию между тобой и Нёмой.

Понятно, что после этого разговора я не был расположен слушать Машкин рассказ о каком-то Леше, который по секрету сказал, что ее, скорее всего, утвердят на вторую главную женскую роль в новом сериале. Какое-то время у меня хватало терпения делать вид, что я слушаю, и кивать, но, в конце концов, в очередной раз услышав, что там будет сниматься даже Меньшиков, не выдержал.

– Фильм-то о чем будет? – ехидно спросил я. – Представляю… Он, крутой, но добрый сердцем мафиозо, был послан с заданием убить нехорошего крестного отца-конкурента. Но собранные разведданные о местонахождении последнего оказались неточны. Тот был не один. Его окружали телохранителями и гости благотворительной вечеринки, посвященной празднику урожая в Уагадугу, столице Буркина-Фасо. Но герой не растерялся, он был умел и храбр. И расправился со всеми. Но на красавицу-дочь убитого рука не поднялась. А поднялось другое. И она осталась единственной свидетельницей. И все было бы хорошо. Но, на беду, у героя была подружка, которая терпеливо ждала, пока он, укокошив, наконец, достаточно народа, не заработает деньги, чтобы хватило на домик на Кипре. Машка! – проорал я. – Наверно, эту роль должна будешь сыграть ты… Слушай теперь продолжение. Первая подружка не может смириться с появлением соперницы. Тем более, что Кипр, кажется, вот-вот должен был ей улыбнуться. И она на протяжении всех восемнадцати серий пытается отомстить и подсылает убийц к несчастной девушке, которую герой самоотверженно защищает и, чтобы не растерять навыки, рубит киллеров в капусту. Но его доброе сердце при этом продолжает обливаться кровью. Ведь жизнь любимой остается в опасности. А потом выяснится, что она и прежняя подруга героя выросли в одном детдоме и вообще разлученные сестры. Оказывается, от вас в незапамятные времена отказалась гражданская жена вора в законе, которому удалось достать только два билета в Нью-Иорк и паспорта, оформленные на бездетную пару, уезжающую на искусственное оплодотворение.

Машка стукнула меня диванной подушкой и ушла на кухню, а я злорадно продолжал орать ей вслед.

– Нет. Наверно, это будет намного более серьезный фильм. Представь. Герои жили вместе долго и счастливо, но пришла беда. Он попал в аварию и сломал ногу. Нога постепенно зажила, и он снова начал ходить, но это была только видимость благополучного завершения его мытарств. Он никому не рассказывал о своей тайне. Эта нога была опорной и категорически необходима для исполнения супружеских обязанностей, иначе не на что было опираться. А теперь она перестала действовать как надо. Он продолжал надеяться на чудо, но оно не происходило. Он пробовал и так, и эдак. Но все было не то. Жена принесла ему «виагру», но та не действовала на его ногу. Все попытки казались тщетными. Тогда жена решила, что все дело в ней, и с другой женщиной он воспрянет и вернется к прежней жизни. И она попросила помощи у своей подруги, которую будешь играть ты, Машка, чтобы та соблазнила героя. Но и твои прелести не изменили ситуацию. И тогда у жены героя опустились руки. Она начала пить и деградировать. И вот однажды в какой-то подворотне ее совсем уже спившаяся собутыльница, услышав эту историю, уверенно сказала, что героя, скорее всего, просто сглазили. И это сделал, наверняка, кто-то из близких подруг. То есть ты, Машка.

На кухне послышался грохот. Видно, Машка кокнула что-нибудь. Это на нее похоже. А через секунду она фурией ворвалась в комнату.

– Ты гадкий, ползучий, подлый гой-москаль. Чтоб тебе самому в аварию попасть. И чтоб тебе поотрывало твои причиндалы.

Это, наверно, нехорошо, но я развлекался, глядя на нее, когда она сердилась.

– А скучать по причиндалам не будешь? – серьезно спросил я.

Машка вдруг непривычно строго на меня взглянула.

– А что мне скучать? Они свое дело уже сделали.

Я сразу посерьезнел.

– Что ты имеешь в виду?

Машка нелегко вздохнула и села.

– А то и в виду. Залетела я случайно. Ты ведь проходил в школе, от чего дети рождаются.

Мне сегодня этого как раз и не хватало. И я совершенно не знал, как себя вести. Единственное, в чем я был уверен, что наиболее оптимальным вариантом была бы максимально нейтральная реакция. Ни гнева, ни радости. И то, и другое, как говорится, чревато боком.

– Так что же мы будем делать? – Я намеренно сделал акцент на местоимении «мы».

Машка по-женски снисходительно на меня посмотрела.

– Да не волнуйся ты, дурачок. Это мои проблемы. Не могу ж я к концу сериала сниматься с пузом. Сделаю аборт. Не я первая, не я последняя.

В тот вечер я бы хотел, чтобы она, как всегда, рассердившись, ушла ночевать к себе. Но этого не произошло. Более того, начало ночи мы провели активнее, чем обычно, хотя, залезая под одеяло, я клялся, что просто повернусь на бок и усну. Наконец, мы выдохлись. Машка мягко поцеловала меня в губы и чуть слышно шепнула:

– Родька! Женись на мне.

Я изобразил удивление. Машка несильно хлопнула меня кулачком по лбу.

– Ладно, спи. Проехали. Считай, что я ничего не говорила.

И она от меня отвернулась.

В среду Тимур сообщил, что завтра с утра мы едем в аэропорт встречать Нёму. Я вызвал свою секретаршу Генриетту Карловну. Не стандартную, как у большинства, смазливую мордашку с нахально выпирающей грудью и длинными ногами, а мою милую фрекен Гету. С ней мне было хорошо. Она выглядела как милая, немолодая, но моложавая полноватая тетушка, к которой племянники рвутся на выходные, чтобы поесть вкусные плюшки. Главное, она была деловая донельзя. Мы с ней давно ладили и с удовольствием играли в игру, в которой я изображал безалаберного молодого шалуна, а она строгую, но любящую матрону. Вот она-то и вошла по моему зову в кабинет. Я сказал ей, что мы едем завтра встречать Олигарха, и попросил по возможности выкроить в моем графике пару свободных часов для подготовки к встрече. Генриетта в ответ шутливо растрепала мне волосы.

– Мальчик мой! Не рассказывай сказки пожилой женщине, что ты два часа будешь сидеть сиднем в уединенном, как сортир, месте и думать. Насколько я тебя знаю, чтобы шевелить мозгами, тебе никакое уединение не нужно. И не изображай непонимание. Ты ведь, Родик, ушлый господин, а не тот, за кого себя выдаешь. Признайся старой тете, зачем тебе два часа? Их ведь у меня нет. Но я смогу постараться, если признаешься. Что случилось? Явочная квартира провалена? И тебе нужно спасать рацию?

Я засмеялся и протестующе замахал руками.

– Гета, прекратите. Я не знаю, плакать мне или смеяться над тем, что вы меня изобразили таким двуличным и коварным, но, по правде говоря, ужасно трушу перед завтрашним днем, потому что я не просто группа сопровождения, но лицо, включенное в обсуждение проекта. И то, какое я произведу впечатление, может сыграть в моей карьере немаленькую роль. Мне действительно необходимо от всего отвлечься и хорошенько подумать, что же я буду говорить.

В результате благодаря усилиям Генриетты день прошел спокойно. И только один раз мое сердце екнуло. Звонил Виктор Юрьевич из «Сибирских дорог», а я этого не ожидал.

– Родион Николаевич! Я соскучился по вашему голосу. Как у вас дела?

Я что-то буркнул в ответ.

– Вы чем-то раздражены? – со скрытой насмешкой спросил тот. – Не горюйте, жизнь так прекрасна. – И он перешел на серьезный тон. – Я лишь хотел узнать, остается ли ваше решение в силе?

Его вежливо-насмешливая манера разговаривать действовала мне на нервы, но я не менее вежливо ответил:

– Я, Виктор Юрьевич, остаюсь при своем.

Утро было хмурым. Над головой низко висели грязно-серые тучи. Небо, казалось, было беременно дождем, но никак не могло разродиться. Только время от времени накрапывала какая-то скользкая гадость. В зале «VIP» аэропорта было много народа, похоже, в основном журналистов, и мы с Тимуром даже как будто затерялись. Наконец, прилетел и долгожданный гость. Олигарх всем привычно приветственно безадресно улыбнулся, но интервью давать не стал. Он официально пожал Тимуру и мне руки и поспешил к своей машине.

Однако и у себя в офисе я еще какое-то время просидел в ожидании, пока Генриетта не сообщила, что меня ждут.

В кабинете Тимура повернувшись ко мне бочком, Олигарх выговаривал кому-то по мобильнику. Его голос был буднично скучен, но именно такого сухого тона больше всего и боялись его подчиненные. Я, хотя и был замом директора компании, напрямую с Олигархом практически не общался и впервые слышал, как он устраивает нагоняй. Но старался не прислушиваться. Тимур в это время разливал по бокалам виски. Этот напиток Нёма любил, а мы были рады составить ему компанию.

В углу кабинета я заметил молоденькую худенькую девушку. Наверно, референт какой-нибудь, подумал я. Она показалась мне немного несуразно одетой. Но, приглядевшись, я понял: ее одеяние укладывается в определенный гармоничный и идущий ей стиль. И стоило оно, кажется, недешево. А еще я увидел ее симпатичную глазастую, хотя и чуть стандартную мордашку. Она, не обращая ни на кого, включая самого Олигарха, внимания, читала какую-то книжку. Бог ты мой, она читала Монтеня. А я, по-честному, не то чтобы был большой в нем специалист, но вообще его не читал, хотя все-таки и был не пальцем сделанным. В голове вертелось название какой-то книги. «Опыты», вспомнил, наконец, я. Стараясь не привлечь внимания начальства, я чуть придвинулся к девушке и, не скрываясь от нее, скосил глаза, пытаясь прочесть название. «Апология Раймунда Сабундского». Ни хрена себе.

– Монтень? – с преувеличенно умным видом поинтересовался я и продолжил отеческим тоном. – Похвально. И знакомо. Как же, как же. «Пособие по компьютерам для начинающих». Читал-с. Хорошая книга.

Девушка подняла на меня глаза, но осталась невозмутимой.

– Вы ошиблись. Это другая книга. «Учебник хорового пения для глухонемых».

Я удивленно вскинул голову.

– Не может быть, чтобы я ошибся. Какая досада. А там хотя бы написано, что меня зовут Родион?

И меня вдруг понесло.

– Знаете, я родился в глухой армянской деревне, а там по традиции любили давать детям имена, происходящие от звучных и непонятных иностранных слов. И настоящее мое имя Аккордеон. В честь музыкального инструмента, который дед притащил в качестве трофея с войны. А затем судьбе было угодно, чтобы моя семья перебралась в Подмосковье и жила в поселке рядом с аэродромом. А там, знаете ли, все время шум и грохот. То взлеты, то посадки. Поэтому местный народ и стал маленько глуховат. Вот они меня-то по приезде как-то и спросили:

– Парнишка! А звать тебя как?

Я и говорю:

– Аккордеон.

– Как-как?

– Да Аккордеон же.

– А-а, Родион. Понятно. Это по-нашему, – сказали местные. – Значит Родька будешь.

А я даже обиделся. Вовсе я не Родька, если уж на то пошло, а Аккордик. Но так и остался Родионом.

Девушка терпеливо слушала этот бред, но в конце не удержалась и улыбнулась.

В этот момент Олигарх закончил свой разговор, и Тимур немедля к нему обратился:

– Наум Яковлевич! Вы ведь уже знакомы с моим заместителем Родионом Николаевичем. Он, несмотря на свои молодые годы, уже многое успел сделать для нашей фирмы.

И Тимур, как будто я какой-то манекен, а не человек, указал на меня рукой.

Олигарх в ответ индифферентно посмотрел и кивнул.

– Вы там мне что-то по телефону намекали на дорогу в Сибири. Так давайте, докладывайте, – сказал он и снова бросил на меня изучающий взгляд. – Кстати, девушка, с которой вы сейчас пытались заигрывать, молодой человек, моя дочь Нина.

«Вот-те на… Пококетничал», – подумал я. Мне было известно, что у него есть дочь, но кто же знал, что он с собой потащит ее сюда.

Докладывал я по-