Я сидел в очереди к терапевту. Еще месяц назад, когда нас обязали ходить на осмотры, ждать приходилось долго – толпа везунчиков, миновавших участь называться сдохлосами, еле помещалась в коридоре. Лица были одни и те же. Постепенно, коротая время за непринужденной болтовней, мы перезнакомились. Знали кого как зовут, кто где работает, семейное положение. Случались даже быстротечные романы с пересудами, расставаниями и вторыми шансами. В общем, скучать не приходилось.

Но очередь постепенно мелела. Если кто-то из нас выходил из кабинета опустив глаза в пол, мы знали – список «везунчиков» стал чуть легче. Больше мы его не увидим. С каждым выбывшим, лица вокруг мрачнели все сильней. Мы понимали – заболеешь ты СДХ или нет, неизвестно. Сегодня здоров, а завтра врач разочарованно отметит, что вес уходит слишком быстро.

Как сказал один мной знакомый, услышав приговор: «Хотя бы не придется таскаться сюда каждый день.» Оно и понятно. Как только появляются симптомы СДХ, врачи теряют к тебе всякий интерес. Они не знают, что делать с больными, поэтому изучают здоровых, пытаясь понять, как нам это удается. Больных – много (исследуй не хочу), здоровых все меньше.

Закинув ногу на ногу, я прислонился головой к прохладной стене, и дремал, гоняя по кругу тяжелые мысли. В очереди осталось всего 7 человек. Минут через 40 буду уже на пути к дому.

Мужской голос назвал мою фамилию. Я открыл глаза. Надомной возвышался врач, пристально разглядывая мое лицо и дожидаясь хоть какой-то реакции. Я кивнул, давая понять, что врач не ошибся.

– Пойдемте! – приказал он и зашагал по коридору. Коллеги по очереди с интересом наблюдали за событием – незначительным, но все же выходящим за рамки привычного. Я поспешил за доктором.

Мы поднялись на этаж выше, подошли к кабинету без таблички. Щелчок замка и мы внутри.

– Садитесь! – мужчина махнул рукой в сторону кушетки, а сам направился к столу, заваленному какими-то папками. Я послушно сел и стал с любопытством разглядывать врача.

За время походов в больницу, я, кажется, успел повидать и запомнить весь персонал, в изобилии обитающий в этих стенах. Со скуки, особенно последнее время, я вглядывался в лица пробегающих мимо людей. Человека, увлеченно перелистывающего бумажки, я однозначно видел впервые.

Молодой. Возможно мой ровесник или чуть старше – года тридцать три. Темные волосы, выразительные скулы, слегка небрит, поджарый. Лицо можно назвать приятным. Смущали лишь мешки под глазами, какие бывают у всех, кто весело провел ночь в клубе. Хотя этот не похож на гуляку, скорее наоборот, а значит, это лицо сильно уставшего человека.

Врач оторвал взгляд от бумажек и посмотрел на меня. Я рефлекторно отвернулся.

Мужчина встал, подошел, протягивая маленький кусок картона. На визитке написано, что передо мной Дмитрий Михайлович Федоров, врач-анестезиолог, спасающий людей в стенах пятой клинической больницы.

Что он тогда делает здесь, на другом конце города?

– Зови меня Димой, – он протянул руку. Я на секунду замешкался и, кажется, невольно поморщился. Мне это знакомство нравилось все меньше. Не люблю, когда происходит что-то непонятное. А сейчас именно такой случай.

Получив свое рукопожатие, врач взял стул, поставил напротив и сел. Кушетка высокая и получилось, что я сижу на голову выше. Меня это немного успокоило. Появилось ощущение, что я снова контролирую ситуацию или, как минимум, понимаю мотивы этого странного человека. Хотя это не так.

– Зачем я здесь? Это какое-то новое обследование?

Врач словно не слышал мои вопросы:

– Давай сразу к делу. Что ты знаешь о болезни… СДХ?

Я рассказываю все, что слышал по телевизору: о потере энергии клетками, о слабости, похудении и, как итог, смерти. Врач удовлетворенно кивнул, явно ожидая от меня меньшего.

– Хорошо, но почему это происходит с людьми? Какова причина? Ты назвал симптомы, но не причину.

– Дмитрий Михайлович…

– Дима, – поправил он.

– Дима, – соглашаюсь я, хотя не понимаю к чему эта фамильярность. Друзей я не ищу. Особенно здесь. – Почему вы меня спрашиваете? Разве я не обязан сюда ходить именно для того, чтобы вы выяснили это.

Врач усмехнулся:

– Тогда мне жаль твоего времени. Ты тратишь его напрасно.

Повисла неприятная тишина. Я ждал, что Дмитрий продолжит, но он молчал, вновь уткнувшись в папку с результатами моих исследований. Как реагировать-то? Когда я уже хотел попросить объяснений, врач продолжил:

– Представь: десятки тысяч ученых во всем мире каждый день ковыряются в пробирках, исследуют миллионы больных и здоровых людей с единственной целью – найти причину СДХ, и все впустую. О других смертельных болезнях нам известно намного больше. В случае СДХ никто не понимает причин. Как она появляется? Как распространяется? Как выбирает цель? Вирус это, инфекция, химикаты, радиация? Что это вообще такое – СДХ? Если ВИЧ – это вирус, карцинома – неконтролируемый рост клеток, то СДХ – это ничего. Просто исчезновение энергии из организма человека. Что-то с работой митохондрий связано, но и это больше гипотеза. Ты можешь сдать анализы еще тысячу раз, но причину, почему ты до сих пор здоров, а другие умирают, мы так и не найдем.

Молодой врач замолчал, давая мне возможность обдумать услышанное. Меня конечно посещали мысли, что походы в больницу – затея бесполезная, но я отмахивался от них, надеясь, что забор крови и разглядывание моих слизистых хоть как-то поможет приблизиться к разгадке. Но каждый раз, приходя сюда, в глазах врачей я не находил веры в результат. Казалось, с каждым днем они все больше отчаивались, хватая руками воздух. Призванные спасти человечество умирали также, как и мы, их лабораторные мыши. Отсутствие результатов тушит пламя горящего сердца. Рутина поглощает даже желание жить.

Новый знакомый был честен. Он произнес вслух то, в чем ни мы, временные «везунчики», ни врачи, не решались признаться – чем больше проходит времени, тем меньше шансов спастись. Никто не знает, откуда взялась СДХ и как ее остановить. Паршивый расклад.

Врач все это время неотрывно следил за моим лицом. Дождавшись финала моих размышлений, он произнес, медленно и четко – так, чтобы я по-настоящему услышал:

– Кажется, я знаю, почему возникает болезнь…

Что чувствует человек, нашедший решение сложнейшей задачи? Счастье, гордость, благоговение? В голосе Дмитрия не было ничего из этого. Лишь многоточие – знак еще непроизнесенных слов, забот, о которых мне пока неизвестно.

– Это же хорошо! – попытался улыбнуться я, но выражение его лица звонкой пощечиной сбило мою улыбку.

– Если я прав, это очень плохо…

Врач встал. Меряя шагами комнату, он пытался подобрать правильные слова. Так выглядит хирург только что покинувший операционную. Вот он мнется, не решаясь зайти в комнату, где ждут жена с дочкой, родители. Как сообщить им, что мужа, отца и сына больше нет? Что он лежит на столе, накрытый с головой простынями. Какие слова подобрать, чтобы сгладить боль? Нет таких слов. Всего один шаг, одна дверь отделяет хирурга от потока чужого горя.

– На мысль об истинных причинах болезни, я натолкнулся случайно. Эпидемия еще не началась, и мы тогда не понимали насколько все серьезно. Я отправился женой в отпуск. Стамбул. Шел третий или четвертый день. Мы уже набегались по достопримечательностям, и теперь никуда не торопясь, сидели в кафе возле Гранд базара. Десятки магазинов, нескончаемый поток людей, шум огромного мегаполиса – мы наслаждались его ритмом. Пили крепкий кофе с пахлавой. Со стороны мечети Нуросмание раздался призыв муэдзина к зухру, обеденному намазу.

Я окинул взглядом улицу. Никто из прохожих не реагировал на песнь служителя Аллаха. За соседним столиком стали чуть громче вести беседу. Лишь старик в сувенирной лавке расстелил коврик и встал на колени. Возводя ладони к небу, он шептал о чем-то сокровенном. Жена задала какой-то вопрос и я отвлекся, а когда мой взгляд вновь вернулся к старику, он уже лежал – обессиленно рухнув на пол. Я бросился к нему. Сердце мужчины билось, а губы продолжали шептать. Крикнул продавцам соседних лавок, чтобы вызывали скорую. Старика увезли, а мы, немного придя в себя, двинулись дальше.

Тогда я не придал этому случаю какого-то значение. Так, старику стало плохо. Ничего особенного.

– Но потом это повторилось? – догадался я.

– Да, – кивнул врач. – Несколько раз я видел, как после молитвы люди с трудом могли встать, будто на нее уходили последние силы.

Окончательно я убедился в существовании закономерности между молитвой и болезнью, попав на службу в Собор Святого Георгия, что в районе Фенер. Приехала группа туристов, под завязку заполнив зал. Мужчины и женщины стояли в окружении икон, дожидаясь начала. Когда вышел священник и запел псалмы, люди склонили головы, послушно накладывая крестное знаменье после каждого «аминь». Мы с женой тоже были среди них.

Обычно мы не ходим в церкви. Да и о боге особо не задумывались до того момента.

Я почувствовал, словно земля уходит из-под ног, голова закружилась и появилась тошнота. Перед глазами сам собой возник образ того старика, обессилено лежавшего на коврике. Я схватил побледневшую жену за руку и потащил к выходу. Мы спасались от священных слов, звучащих из уст бородатого церковника, словно животные от лесного пожара. Несколько часов нам понадобилось, чтобы восстановить силы.

Весь оставшийся отпуск я не мог думать ни о чем другом, пытаясь осмыслить этот неприятный опыт, выстроить логику между СДХ и молитвой. Я – врач, человек науки, исследователь. Внутри я сопротивлялся мысли, что вера может так нагло, так откровенно влиять на наши тела. Эта страшная болезнь – на эфемерное обещание лучшей жизни после смерти. Это и есть смерть. Как такое может быть?!

Лишь на обратном пути, сидя на борту самолета, я перестал бояться своего открытия и принял его. Десять километров над землей – ближе к богу только космонавты. Мысли чисты, как никогда. Я вдруг увидел всю картину целиком: признание учеными существования Творца; как следствие, небывалый всплеск религиозности, и лишь затем появление болезни.

– Вы хотите сказать, все связано?

– Я знаю, как это выглядит. Похоже на теорию заговора.

– Да уж, не без того.

Я понимал, зачем врач решил рассказать историю своего открытия с самого начала. Так у меня будет меньше шансов для сомнений. Все звучало достаточно логично, хотя и слишком эмоционально. Дима словно заново переживал свое путешествие.

Он не просил верить ему на слово. Он хотел, чтобы я не верил, а знал наверняка – то, о чем говорит этот малознакомый человек – правда. Или хотя бы на нее очень похоже.

– Прилетев домой, я кинулся искать доказательства своей гипотезы. Обратился к коллегам, пытаясь раздобыть статистику по распространению СДХ от самого первого случая по сей день. Не буду рассказывать всех сложностей, главное, мне это удалось. Цифры были у меня на руках. Мне требовалось больше данных, чтобы понять не ошибаюсь ли я. Именно цифры и процентное соотношение должны были указать на точку соприкосновения больных и их главное отличие от условно «здоровых». Может быть, все заболевшие ели один и тот же продукт. Или побывали в одном и том же районе города. А может быть у всех – одна и та же модель телефона, а выздоравливать начали те, кто от телефона избавился…

– Или они чаще обращались к Высшим Силам, – догадался я.

– Верно! – Диму явно радовал неподдельный интерес с моей стороны. Он словно один в поле воин, против грозного врага – устоял, но обессилел. И в самый последний момент, когда над головой занесен меч для рокового удара, а душа смерилась с неминуемой гибелью, затрубили горны. Подмога прибыла. И эта подмога – я. Глаза врача выражали радость. Теперь он не один.

– Статистика призвана найти закономерность.

Дима протянул мне стопку листов, исполосованную столбцами цифр, дат и названий стран.

– Что я должен здесь увидеть? – спросил я.

– Открой последнюю страницу.

На листке была изображена карта мира, где каждая страна выделялась одним из трех цветов.

– Красным я отметил территории, где зафиксировано больше всего случаев заболеваний и смертей от СДХ. Синим цветом закрасил умеренное количество. Зеленым – минимальное. Что ты видишь?

– Скопление красного на Ближнем Востоке и Африке. И? Неужели это заметил только ты?

Врач усмехнулся:

– Нет, конечно. То, что болезнь захватила весь мир, но более остального выкосила территории от Гамбии до Казахстана, ученые смекнули довольно быстро. И что они сделали, когда это стало очевидным? Кинулись исследовать гены, предположив, что все дело в расовых особенностях. Но мы с тобой уже знаем, что разгадка причин СДХ кроется не внутри, а…

– Снаружи, – закончил я за врача. – Молитва.

Он удовлетворенно кивнул и протянул еще один лист бумаги с точно такой-же картой. Первый лист был подписан «Количество зафиксированных случаев СДХ», второй – «World Muslim population».

Я бегло сравнил два изображения. Карты почти полностью дублировали друг друга: те же страны, те же цвета. Я некоторое время размышлял, пытаясь понять, что может быть общего между исламом и болезнью. Ничего в голову не приходило. Я вопросительно глянул на Диму.

– Что отличает ислам от других религий? – не став дожидаться моих предположений, он ответил сам. – Намаз! Ни в одной другой религии мира нет такого количества ежедневных обращений к Богу! Пять раз в день в строго отведенное время.

Мне этот разговор нравился все меньше. Нет, конечно, теория врача была интересной. Он привел цифры, пытался меня убедить (зачем – это еще предстоит выяснить). И не то чтобы я ему не хотел верить. Скорее, мне казалось, что само это знание грозит серьезными последствиями. Будто нас подслушивают и, стоит лишь выйти за дверь, как меня подхватят под руки крепкие молодцы в рясах, да поволокут на суд за богохульство. Не хотелось ступать за черту, пусть и мнимую.

Я молча вернул Диме листы, но уйти не решался. Или не хотел.

– Не веришь? – раздосадовано вздохнул он. Я виновато пожал плечами. – Не веришь, – констатировал врач. – Ладно. Можно пару вопросов?

Мне правда было интересно, к чему он ведет. И зачем Диме так важно меня убедить.

– Вопрос первый. Ты болен СДХ? Или хотя бы симптомы болезни есть? – приступил он.

– Нет. Все, вроде, хорошо. Вы же видели мою карточку.

– Когда ты последний раз молился или ходил в церковь?

Я попытался вспомнить, но ничего конкретного в голову не приходило:

– Очень давно.

– Дальше. – Все пока шло по замыслу нового знакомого. – Твоя девушка или родители больны СДХ?

– Все то же самое, – избавил я его от лишних вопросов.

– Теперь вспомни кого-нибудь из своих знакомых, кто умер из-за болезни и кого ты хорошо знал. И ответь на те же вопросы.