Берегите своих невест!

Целуются! Куда ни глянь, целуются! В метро ни теснота влюбленным не помеха, ни глаза посторонних на двух эскалаторах. А как целуются – не напоказ – целуются искренне, самозабвенно, потому что любят своей единственной, своей первой любовью. Да и как не любить, когда затерявшаяся весна вдруг дохнула на люд настоявшимся запахом клейких листочков, проснувшейся травы, подснежников и тем живительным воздухом, от которого невозможно не влюбляться, не писать стихи, не ходить перед избранницей на голове, не парить в воздухе, не говорить глупости… И, конечно, целоваться…

 
Целоваться погоди —
посторонних много глаз.
Погляди-ка, погляди,
смотрит горница на нас,
смотрит белое окно,
все в прозрачных кружевах,
и льняное полотно
в ярко-белых петухах.
Печь стоит, разинув рот,
любопытствуя, притих
даже старый серый кот.
Целоваться ли при них?
Нам казалось – мы с тобой
ото всех сбежали глаз
в дом под крышей голубой,
но и тут глядят на нас.
А куда нам счастье деть?
Как любовь припрятать нам?
Может, просто не глядеть,
не глядеть по сторонам?!
 

Лариса Васильева

Поначалу я смотрел на целующиеся парочки исподлобья и с неодобрением: мол, дома надо целоваться ³, непорядок это, и вообще, незачем солидных женатых людей в смущение вводить. Мы в свое время… правильно, мы в свое время тоже целовались где придется. Помню, ехали мы с красивой девушкой Катей в троллейбусе и вовсю целовались. А люди рядом завистливо говорили: «Вон как друг друга любят!»

 
Я скажу парням увлеченным,
все познавшим – и норд, и вест:
– Берегите своих девчонок,
берегите своих невест!..
Берегите, как деды умели,
как умели отцы беречь.
От чужого веселья, похмелья
берегите!.. Об этом речь.
Коль беда случится – спасите,
все отдайте – и жизнь! – сполна.
Берегите, по свету несите
голубые их имена.
Пусть любовь ваша станет, как праздник,
как заря, что уже занялась.
Ничего нет на свете прекрасней
этих добрых, доверчивых глаз.
Не пустая, не зряшная фраза,
 мне твердить ее не надоест:
– От навета, от сплетни,
от сглаза берегите своих невест!
 

Вячеслав Кузнецов † 2004 СПб.

Папа мой всю жизнь маму Верочкой называл и целовал при случае. А меня только под пистолетом сейчас заставишь.

Целуйтесь, юноши с девушками! Пришло ваше время! Поэты пишут поэмы, скульпторы лепят скульптуры, режиссеры посвящают любимым фильмы, художники – картины, ученые выводят формулы, а мы, простые смертные, чем можем доказать своей единственной нашу любовь? – Страстным поцелуем, который скажет ей о нас больше всяких слов. Целуйтесь на здоровье! Весна скоро проходит…

 
По дамбе над Волгой,
по дамбе над спящей Казанью
касанья девических платьев —
как мира другого касанья.
Вот двое отстали.
Они до утра не отыщутся,
И в губы девчоночьи
мальчишечьи тычутся.
Девчоночьи – сжаты,
девчоночьи – в сторону просятся,
и схвачены пряди льняные
микстурной резинкой простенькой.
И слышу я с завистью —
увы! – не безпочвенной:
«Отстань с поцелуями!
Какой ты испорченный!»
И я ощущаю пропажу,
которую вам не понять:
Ах, мне бы «испорченность» вашу,
но поздно ее перенять.
А может быть, это не поздно,
когда над землею так звездно
и лица спадают с лица
и веет непобедимым
черемуховым,
лебединым,
которому нету конца?!
 

Евгений Евтушенко

В середине восьмого класса появилась в Легнице красавица Наташа Леонова. Ее золотистые волосы, толстая красивая коса, наглаженная коричневая школьная форма, которая уже не в силах была скрыть волнующие округлости, независимое поведение в новом сообществе раскололо класс на две половины.

Это кто ж она такая? Это что же за краса? Золотая, завитая, теплым солнцем залитая на спине ее коса. Мы на первой парте рядом. Я сижу, как сноп огня. Нестерпимо синим взглядом так и смотрит на меня (Николай Рачков).

Оценки в учебе уже перестали иметь решающее значение. Мальчишки изменили былым привязанностям и стали ухаживать только за новенькой. Обиженные отличницы пытались с ней не общаться, но без успеха – только потому, что вокруг королевы всегда шумел рой поклонников, и она просто не заметила бойкота. А в открытые окна вливался одуряющий запах цветущей магнолии, и весна пьянила головы учеников, и сердечки девочек запрыгали чаще. По партам летали записки-признания. Все назначали друг другу свидания. Никогда не пойму, почему эта красивая девочка из всех мальчишек выбрала именно меня, курносого, задиристого, но вовсе немодного и краснеющего в девичьем обществе. Свалилось счастье – и все.

 
Тех, с кем прошла наша юность, пожалуй,
Мы не всегда и припомним. Но все же
Юность сама в нас сидит, словно жало,
Как ни стараемся, вырвать не можем,
 

Наталья Карпова

Дотемна просиживали мы с Наташей на лавочке у дома и целовались, целовались до боли в губах, пока бездушная Наташина мама не крикнет в черное окно: «Дочка, домой!» Назавтра после школы мы снова бежали на заветную лавочку целоваться, И если я вам скажу, что в наших поцелуях не было страсти, вы будете смеяться, Но наши поцелуи были открытием мира, они так украсили этот огромный, пугающий необъятностью мир взрослых, они словно говорили нам – много еще впереди неизведанного, но вдвоем легче! Наши поцелуи стали открытием прорывающейся чувственности, но это была чувственность света – нам уже не хватало просто держаться за руки. Смейтесь-смейтесь… но эти поцелуи были самыми чистыми, самыми невинными в моей жизни.

 
Эта запись далеких дней
на листочке тетради классной:
«Я целовался с ней!» —
начертано крупно красным.
 

Кирилл Ковальджи

Однажды ты предложила мне вместо физкультуры прогуляться до ближайшего леска. Конечно, мы о чем-то болтали, целовались и промокли до нитки. В школе уже ждали нашего возвращения. Наташин отец-прапорщик увел ее домой и, говорят, сильно поколотил. А меня на глазах школы избил ее новый поклонник, Понесенное страдание стало моей первой расплатой за юношескую любовь, Наверное, поэтому я и пронес имя этой девочки через немыслимое число лет, Спасибо тебе, Наташа!

 
Ты большая в любви. Ты смелая.
Я – робею на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
а хорошее вряд ли смогу.
Все мне кажется, будто бы по лесу
без тропинки ведешь меня ты.
Мы в дремучих цветах до пояса.
Не пойму я – что за цветы.
Не годятся все прежние навыки,
Я не знаю, что делать и как,
Ты устала. Ты просишься на руки.
Ты уже у меня на руках.
«Видишь, небо какое синее?
Слышишь, птицы какие в лесу?
Ну так что же ты? Ну? Неси меня!»
А куда я тебя понесу?..
 

Евгений Евтушенко

…Давай еще посидим на нашей лавочке у кустов цветущей сирени, под густое жужжание майских жуков, пока ты не уйдешь по зову мамы в свою новую взрослую жизнь. Весна, магнолии, Польша, Легница, 32 школа, 8 «Б» класс, 1963 год, конец детства, Наташа Леонова, любовь моя…

 
И все-таки под шорох мокрых листьев
И светлый шелест родниковых струй
Спасибо тебе, милая, за чистый,
Единственный
Далекий поцелуй.
 

Виктор Коротаев

Отрядом книг уставил полку

Я – робкий. Не смейтесь, знающие меня. Я – робкий писатель, если позволите себя так величать. Правда, от книжки к книжке прибивает робость, и уже не так опасаешься слиться своими мыслями с великими, известными и просто чужими.

 
Часто цитируют Чехова
Известное изречение,
Рекомендуя для всех его
Правилом без исключения.
Глупо играть педанта,
Стиль – это дело личное.
Краткость – сестра таланта,
Но при его наличии.
 

Анатолий Краснову СПб.

Мысль, выраженная на бумаге, выглядит не столь убедительной, какой казалась в голове; припечатать мысль к бумаге близко к тому, какой ты вынес ее в себе, – предприятие сложное. Отсюда – робость выражения на бумаге, боязнь развить эту мысль дальше. Отсюда – поправки, зачеркивания и, как результат, – отточенный бросок в корзину. А иногда лезешь в бумажный мусор и разглаживаешь написанное.

 
Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье —
«Вода», «огонь», «старик», «олень», «трава», —
По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.
Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить.
 

Самуил Маршак † 1964

Времена для писателя райские: бумаги для марания – пруд пруди, гусиные перья точить приноравливаться не надо и песком посыпать для просушки, и безвинну животинку не резать. А ну-ка на пергамене запечатлеть, – почитай, набело? Тут и голова с плеч…

 
На пергаменах тех цвела
Синева, позолота.
Тяжела, тяжела, тяжела
Работа.
Переписчик от красок хирел и слеп.
Не хватало гроша на вино и хлеб.
А барашков вели на убой, под нож,
На шашлык, на пергамен из нежных кож…
 

Надежда Полякова, СПб.

Я, вымучивающий каждое слово, решился спросить у короля поэтов Глеба Горбовского: «Глеб Яковлевич, а вы долго рождаете стихотворение?» Ответ ошеломил: «Да минут десять». Я не поверил, но старик, больше шутки ради, чем доказательства для, сел за раздолбанную пишущую машинку времен первых паровых двигателей и скоро настучал на плохой бумаге только что сочиненный для меня стих:

 
Январское солнце Хоть солнце и холодновато,
но как лучисто в январе!
Над лесом – вспышка! Словно атом
Распался – взрывом – на заре.
 
 
Снега, пропитанные светом,
стволы деревьев, как в огне…
И в доме выпуклы предметы,
сплошь пребывавшие во сне.
 
 
Ну, а глаза – как бы прозрели,
освободясь от пелены…
И зазвучали птичьи трели
из горней спаленки Весны!
 

«Еще написать?» – спросил поэт, потянувшись за русским лекарством.

Машинописный листок с неразборчивой дарственной надписью я храню в домашнем архиве. Стихотворения пока нет ни в одной книжке Горбовского – сам проверял. Вывод неутешительный: можно писать-вставлять-перечеркивать; можно припрятать написанное в стол для вылеживания (будто, как в вине, прибавится крепости); а можно сесть, написать, вставить в очередную книгу, чтобы порадовать читателя. А еще – самое лучшее – можно и вовсе не писать. И вся недолга.

 
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а все без толку…
 

Александр Пушкин

Так и быть, раскрою вам тайну, как слагать «былинки». Сначала ты мучительно пишешь свое, без жали терзая душу. Потом к вескости прозы прицепляешь стропы поэзии – и воздушный парашют-одуванчик, званный духом попутного ветра, поднимается над землей и неспешно парит вдаль. Потом он плавно опустится на полянку страницы, и две склоненные над книжкой головки, прочитав «былинку», в один голос скажут; «Как же вовремя она прилетела!» И прижмутся крепче, чтобы жить дальше…

 
Искусство поэзии Во имя доброты – и больше ни во чье,
во имя добрых тайн и царственного лада, —
а больше ничего Поэзии не надо,
а впрочем, пусть о том печется дурачье.
 
 
У прозы есть предел. Не глух я и не слеп
и чту ее раскат и заревую залежь,
но лишь одной Душе – Поэзия одна
лишь, и лишь ее дары – всего насущный хлеб.
 
 
…Прислушайся ж, мой брат, к сокрытой глубине,
пойми ее напев и облеки в глаголы.
Есть в мире мастера, течения и школы,
и все ж в них меньше чар, чем в хлебе и вине.
 
 
…Прозаик волен жить меж страхов и сует,
кумекать о добре и в рот смотреть кумиру,
а нам любовь и гнев настраивают лиру.
Всяк день казним Иисус. И брат Ему – Поэт.
 
 
Лишь избранных кресту Поэзия поит.
Так скорби не унизь до стона попрошаек
и, если мнишь, что ты беднее, чем прозаик,
отважься перечесть Тарасов ЗАПОВIТ.
 

Борис Чичибабин † 1992

Летайте самолетами…

Я всегда считал себя не только законопослушным, но и свободным гражданином свободной страны; законов я, по возможности, не нарушал, а остальные житейские действия диктовало мне благоразумие. Но с годами я стал пристальнее вглядываться в жизнь и с удивлением открыл, что мною неустанно руководят на каждом шагу. Да не просто стараются облегчить твое существование, не только предупреждают, но – указывают, что тебе можно, а что нельзя; каждая мелочь расписана, любое твое телодвижение имеет свою пропись-приказ, можно ли тебе это сделать, а если можно, то каким образом. В случае неповиновения свободному гражданину грозят штрафными карами вплоть до смерти. Убедитесь сами: «Не влезай – убьет!», «Осторожно, гололед!», «Берегись автомобиля!», «Не ходи на красный свет!», «Опасайся случайных связей!», «Животных не кормить!», «Предъявлять в раскрытом виде!», «Займите очередь!», «После третьего звонка не входить!», «Берегите труд уборщиц!», «Уступайте место детям и инвалидам!», «Трамвай спереди, автобус сзади», «Рваных не предлагать!», «Без бахил вход воспрещен!», «Справки платные!», «Сдачи нет!», «Храните деньги в Сбербанке!», «Летайте самолетами!», «Вам ответит первый же оператор!», «Гражданин, не задерживайте!» «На себя!», «Не мешайте работать!», «Стреляют без предупреждения!», «Купаться запрещено!», «Костры не разжигать!», «От себя!», «За распитие штраф!», «Перед употреблением взбалтывать!», «Берегите природу!», «Требуйте удостоверение!», «В проходе не стоять!», «Осторожно – окрашено!» «Различайте подделки», «Мойте руки перед едой!», «Снять головные уборы!», «Руками не трогать!», «Руки на голову!», «Соблюдайте тишину!», «Уходя, выключайте свет!», «Помогите человеку с белой тростью!», «Мальчики – налево, девочки направо», «Закрыто по техническим причинам», «Проникновение в шахту лифта опасно для жизни!», «Абонент временно отключен», «Не включать – работают люди!», «Посторонним вход запрещен!», «Выхода нет», «Выход с другой стороны», «Просроченные лекарства не принимаем!», «Оплата при входе», «Совесть – лучший контролер!», «Выдача трупов из морга с 14 до 17», «В порядке живой очереди», «Не оставляйте вещи без присмотра», «Не обследуйте незнакомые предметы!», «Телефон отключен за неуплату», «Осторожно, двери закрываются!», «Покиньте вагон!», «Кипятите воду!», «Слушайтесь родителей!», «Не стой под краном!»…

 
На черном красные слова
Ты показала мне в метро:
«Нет выхода». Ты не права!
Стоит вопрос не столь остро.
Нет выхода? Нет! Выход есть —
Его указывает честь,
Его диктует наша страсть.
Есть выход! Не поглотит пасть!
 

Леонид Мартынов † 1980

Я находился в полнейшей уверенности, что живу собственной головой, но оказалось, что все уже продумано до меня. От безконечного повторения штампы-приказы так глубоко засели в родной подкорке, что я выполнял их безпрекословно, в полной уверенности, что именно так и должен поступать благонамеренный гражданин – по законам страны.

 
По газонам не ходить! Не ходить… А поваляться можно?
Можно побарахтаться, попадать?
Сморщил город каменную кожу,
бродит гул трамвайного набата.
Город мокростенный, темноликий,
зелени на нем такая малость.
Был бы я кудесником великим,
мне б она, наверняка, досталась.
Ночью, когда дворники дремотны,
 я приду и лягу на газоны.
Разве травка – только для животных?
Дайте травку! Это же резонно!
 

Глеб Горбовский, СПб.

– Девушка, соедините меня с самым главным по табличкам-надписям! Я расскажу этому неугомонному производителю пошлости, где он может работать. Я украшу его особняк от пола до крыши его собственными изречениями, Я усею его газон дурацкими запретами, я сделаю из его забора произведение чинушечьего произвола, я… «С вами говорит автоответчик, Имярек находится на совещании по внедрению новых табличек-предупреждений населению. Вы можете оставить ваше сообщение после короткого сигнала. А пока прослушайте важную информацию: “Остановка поезда с помощью стоп-крана карается по закону”, “Не прикасайтесь к проводам, находящимся под напряжением”, “Удар головой об лед вызывает сотрясение мозга“…»

 
Осторожно – цветы! На газонах в новом нашем парке
Высятся фанерные щиты
С надписью заботливой и яркой:
«Осторожнее, друзья, цветы!»
Чернозем от сытости лоснится.
Сквозь его живительный покров
К солнышку торопятся пробиться
Пальчики младенческих ростков.
Я иду, ступая осторожно,
Чтоб не потревожить зеленя.