В 1905 году в Старобельском уезде натурально-крепостпические остатки в арендных отношениях являлись преобладающими. За деньги помещики сдавали 31,8 % площади, за отработки – 2,0 %, из доли – 61,5 %, смешанным способом – 4,7 %. Следующие цифры говорят о том, какие именно помещичьи хозяйства стремились сдавать землю на полукрепостнических условиях: за деньги сдавали 41,7 %, из доли – 46,3 %, смешанным способом – 4,8 %. Совершенно правы были авторы, производившие обследование, когда писали: «Сопоставляя число случаев с площадью данной земли, мы можем сделать заключение, что средний размер площади, приходящейся на одного владельца, больше при издольной и меньше при денежной аренде; и действительно, владелец сдает 115,6 десятины за деньги и 201,6 десятины из доли»^[20]. Крупные владельцы сдавали землю главным образом за натуральные повинности.

Такая же точно картина сохранения в большей мере остатков крепостничества во взаимоотношениях между помещиком и крестьянином наблюдалась и в Константиноградском уезде. Условия сдачи земли в этом районе были следующие: в 1900 году съемка за деньги равнялась 49 %, тогда как в других уездах она была значительно выше и доходила до 92 %, равняясь по губернии 69 %. Но по съемке за отработки Константиноградский уезд стоял на первом месте: аренда за отработки равнялась 41 %, в то время как в губернии в среднем равнялась 12 %.

Таким образом, в том районе, где крестьянское хозяйство наиболее быстро капитализировалось, обладало большими товарными излишками, было более индустриализовано, оно было в то же время больше– всего связано крупным помещичьим землевладением и остатками крепостничества. Монопольный владелец основного средства с.-х. производства – земли – тормозил крестьянину приложение его средств производства к земле, не давал возможности расширить экстенсивную запашку, которая являлась основным средством капиталонакопления крестьянского хозяйства в этом районе.

Помещик преграждал путь к земле. Между тем стремление крестьянства к земле выражалось в этом районе особенно бурно не только в, аренде, но и в скупке помещичьей земли. Процесс скупки помещичьей земли шел быстрее в степной полосе и медленнее на юго-западе. Безземельное и малоземельное крестьянство юго-степи имело возможность отхода в быстро растущую металлургическую и горную промышленность Екатеринославщины и Донбасса. Наоборот, на Юго-западе большого отхода в города не могло быть, и это создавало в деревне застойное перенаселение, резервную армию труда для помещика и его сельскохозяйственных, предприятий. Помещику Юго-запада было выгоднее сохранять землю в своих руках, обатрачивая безземельное население деревни. Борьба здесь шла в 1905 году больше за зарплату, чем за землю, в степной же полосе Украины, наоборот, причиной столкновений с помещиками были земельные отношения, так как рабочие были, главным образом, пришлые, а не местные.

В 1862 году площадь землевладения равнялась (в тысячах десятин)^[21].

Дворянское, землевладение было господствующим. За истекшие 52 года – до 1914 года – дворянство распродало 217 тыс. десятин, т. е. почти половину принадлежащих ему запасов. Но процесс распродажи земли в разных районах шел с неодинаковой интенсивностью. Так, например, за истекшее время в лесостепи продано было 4625 тыс. дес., т. е. 41 % дворянской земли, а в районе степи 4525 тыс. дес., т. е. 58,3 %. Разница довольно значительная. 80 % проданной земли было куплено крестьянами.

Сельское население за этот период времени возросло в лесостепи всего лишь, – если принять 1861–1865 годы за 100 %, до 224 %, а в степи до 296 %.

Количество же земельных сделок за истекшее время выросло в степи с 485 до 4979, т. е. на 1 027 %, а в лесостепи с 2249 до 21603, т… е. на 961 %.

Количество земельных сделок, таким образом, выросло в 4 раза больше, чем население. Но если мы обратимся к площади Земель, предлагавшейся к покупке, то обнаружим резкую диспропорцию с количеством сделок. Если количество сделок за истекшие 50 лет (от реформы до войны) увеличилось в 10 раз, то количество поступившей в продажу земли увеличилось лишь в 3 раза.

Количество сделок в степи росло быстрее, чем в лесостепи:

в первом районе оно выросло в 10,2 раза, а во втором в 9,7 раза. Предложение же земель в степи выросло в 1,6 раза, а в лесостепи – в 3,3 раза. Поэтому наблюдается резкое падение размера сделки: в степи – с 400 дес. до 60, т. е. в 6²₃ раза, а в лесостепи – со 125 до 24 дес., т. е. лишь в 5,2 раза.

Соответственно большему напору крестьянства на землю растут и цены на нее.

Рост цен на землю (в рублях)^[22].

То есть цены в степи возросли в 14,5 раза, а в лесостепи всего лишь в 7¹/₂ раз.

Цена десятины степной земли в годы, следовавшие за реформой, равнялась 48 % лесостепной, а затем достигла 104 %, обогнав цену лесостепной десятины. Если даже мы исключим из таблицы, рисующей рост цен земли в лесостепной полосе, Волынскую и Черниговскую губернии (губернии низких цен на землю), то и тогда картина в общем и целом не изменится. Цена лесостепной десятины (без вышеуказанных губерний) вырастает с 35 руб. в 1863–1869 гг. до 228 руб., степная же десятина – с 14 до 202 руб., т. е. с 48 % цены лесостепной она догоняет ее, подымаясь до 89 %. Стремительный натиск крестьянства степи на помещичью землю взвинчивал цены на землю и еще больше затруднял переход ее в руки крестьянства.

Обратимся теперь к анализу дифференциации внутри крестьянства разных районов.

Крестьянские хозяйства Украины по посевной площади в 1917 г. распадались на следующие группы (в %)^[23].

Объединив все группировки в 3 группы^[24]: 1-я – беспосевные и малопосевные хозяйства, 2-я – среднепосевные и 3-я – крупно-посевные, получим следующую картину дифференциации по посевной площади (в %)^[25]:

Обозначение столбцов соответствует предыдущей таблице.

Сравнивая данные по степи с данными по лесостепи, обнаруживаем, что дифференциация Дальше всего зашла в степи. Но данные расслоения по посевам не являются достаточными. Приведем данные расслоения по рабочему скоту в отдельных губерниях^[26]. Мы не располагаем сведениями по всем губерниям.

И здесь отчетливо можно проследить более глубокую дифференциацию в степной Одесской губернии, где процент хозяйств безлошадных и многолошадных больше, чем в прочих губерниях. Так, например, процент безлошадных в Одесской губернии был 42,8, в то время как в Полтавской и Черниговской губерниях он равнялся лишь 36,8 и 26,9. Многолошадных хозяйств (с 3 головами и более) в Одесской губернии 17,-7%, в Полтавской и Харьковской – лишь 12,8 % и 17,6 %.

Зато средняя группа хозяйств в лесостепной полосе больше, чем в степи. Так, например, количество хозяйств с 1–2 головами в Полтавской и Харьковской губерниях равно 50,4 % и 60,5 %, а в Одесской – лишь 39,5 % всех хозяйств. Количество хозяйств без рабочего скота в Екатеринославской губернии перед революцией было очень велико: в Екатеринославском округе (сюда входят б. Екатеринославский и Верхнеднепровский уезды) оно равнялось 51,85 %, в Запорожском – 36,65 %^[27].

В виду отсутствия других данных для определения мощности отдельных социальных групп обратимся к распределению земли по количеству скота.

Для сравнения приведем данные по степной Одесской губернии.

Не продолжая дальше – нашего анализа, сделаем основные выводы:

1) Процесс дифференциации Крестьянства в степи накануне революции зашел значительно дальше, чем в лесостепи.

2) Степь имела большее количество бедняцких элементов, чем лесостепь.

3) Середняцкая прослойка между этими двумя группами была значительно тоньше в губерниях степи, чем в губерниях лесостепи. Середняк все же являлся основной группой деревни.

4) Середняк степи был более зажиточен, чем середняк лесостепи: первый, в основном, был двухлошадник, владея от 3 до 9 десятин посева, второй являлся однолошадным, при том же количестве десятин посева.

Казалось бы, что значительные кадры бедноты в губерниях юго-степи должны были влиять и на общую политическую физиономию края. Но особенностью этого района было то, что беднота фактически не влияла на жизнь деревни, так как при наличии крупной индустрии вся она отсасывалась в нее, в деревне оставались середняк и зажиточный. Обуржуазивающиеся слои деревни и помещик пользовались пришлыми с Севера батраками, а не местными. Пришлые батраки, как сезонные, отработав, уходили, и деревня целиком оставалась без влияния бедняцких элементов.

Но если на деревню не могла оказывать непосредственного влияния беднота, то большое, влияние, революционизирующее психику середняка, оказывали индустриальный город и вкрапленные между деревнями рудники, шахты, заводы и т. п.

Юго-степная полоса Украины резко отличается от прочих и по характеру своей промышленности. Промышленность Украины знает две главных отрасли – горную и металлообрабатывающую, в юго-степной полосе, и пищевую – в остальных 6 губерниях. Насколько резко произошло разделение отраслей промышленности по районам, – свидетельствует следующая таблица состояния промышленности в 1912 году^[28].

Горная и металлообрабатывающая промышленность.

Таким образом мы видим, что количество горных и металлообрабатывающих предприятий в юго-степи в 3 раза больше общего количества предприятий этой отрасли в прочих 6 губерниях, где преобладают мелкие предприятия с малым количеством рабочих и с низкой стоимостью своей продукции. Количество рабочих в горной и металлообрабатывающей промышленности «тройки» равнялось,53,7 % всего количества рабочих Украины, а на предприятиях «шестерки» сравнительно ничтожный процент – 4,1; соответственно этому и стоимость продукции относилась как 32,8 к 2,8.

Совершенно противоположную картину представляет соотношение по районам в пищевой промышленности (сахарные заводы, винокуренные заводы и т. д.)^[29].

Пищевая промышленность.

Количество предприятий пищевой промышленности по «тройке» в 2¹/₂ раза меньше количества по «шестерке», рабочих меньше в 6 раз. Таким образом, пищевая промышленность сосредоточилась в районе губерний «Шестерки». Рабочие этих двух отраслей промышленности являлись основной базой пролетариата Украины (83,8 % всего количества). Различные типы рабочих в разных районах предопределяли и то влияние, какое пролетариат оказывал на деревню. В пищевой промышленности Украины, представленной винокуренными и сахарными заводами, работал малоквалифицированный рабочий, больше связанный с деревней, обладающий меньшей революционной выдержкой и традициями, чем горняки и металлисты «тройки». При этом надо принять во внимание, что последние были сконцентрированы на сравнительно небольшом пространстве губерний «тройки». Более того: из 247809 металлистов и горняков «тройки» на долю Екатеринославской губ. приходилось 215496 чел., т. е. свыше 80 % всех украинских горняков и металлистов. Эта же губерния, бывшая во время гражданской войны ядром махновщины, впитала в себя значительное количество рабочих всех специальностей; еще в 1912 году общее количество рабочих здесь равнялось 234 107 чел., что составляло 50,7 % всего украинского пролетариата.

Индустриальный город юго-степи форсировал развитие товарного характера крестьянской продукции, разложение остатков крепостничества и обострял противоречие между господством капиталистических отношений в городе и полукрепостнических в деревне, тормозивших развитие производительных сил сельского хозяйства.

Города Юго-запада, в особенности многочисленные местечки, были либо административными центрами, либо торговыми посредниками между деревней и крупной индустрией чужих районов. Трудящиеся элементы городов и местечек Юго-запада состояли почти исключительно из ремесленников. Отсюда и различие в революционном влиянии на деревню города юго-степи от города Юго-запада. В районе юго-степи против гетмана первыми поднялись николаевские металлисты, против него боролись екатеринославские рабочие, восстала рать горняков и железнодорожников. На Юго-западе против гетмана выступали киевские арсенальцы и железнодорожники. Деревня юго-степи называла тогда себя большевистской. Она дала в большевистский отряд т. Колоса, сформированный екатеринославским подпольным губревкомом в период борьбы с гетманом, до 6000 бойцов. Сводки губернских старост при гетмане отмечают в деревнях Екатеринославской губернии действия «большевистских банд». В других губерниях Украины борьбой против гетмана руководили петлюровцы. Были, правда, в них и явно большевистские партизанские отряды, но они формировались не в городах или местечках, а в деревне, среди батрачества и полубатрачества. Особенно сильны были отряды в Таращанском уезде Киевской губернии, богатом сахарными заводами.