– Ты знаешь, она здорово подурнела! – говорила размалеванная брюнетка своей полной соседке. – Когда ее сносили на берег, я стояла у самого накидного трапа и видела ее так близко, как тебя сейчас.

– Да ты что! – не то завистливо, не то с испугом воскликнула румяная толстушка. – И что? Она мертвая?

– Вот этого я не знаю, – сожалея, сказала брюнетка, – но навряд ли она останется живой, все-таки выпить столько таблеток.

Они сочувственно замолчали и принялись сосредоточенно жевать пищу.

Я насторожился. Словно иголкой, кольнуло сердце. Вспомнил сильные толчки и незапланированное приставание судна к берегу. Видно, что-то случилось.

– Девушки, а о чем это вы толковали? – напряженно спросил я.

– Вы разве не знаете?! – удивленно чуть ли не хором воскликнули девушки.

Они переглянулись между собой, и яркая брюнетка первая сумбурно затараторила:

– Так ведь стюардесса отравилась… Ее скорая помощь буквально час назад увезла… Мы только из-за нее и приставали к берегу… Вы разве не знали? Тут, говорят, целая мафия! Может быть, ее даже специально отравили. Словом, темные дела!

Она замолчала, охваченная паническим страхом. Я задумался. Мой мозг, анализируя произошедшее, бурно работал. Виновником в смерти Наташи, несомненно, был Виктор. Этот тип шутить явно не умел, и я понял, что следующей жертвой буду я.

Когда все покинули камбуз, не считая двух официанток, равнодушно собирающих грязную посуду, я вышел через служебный вход и очутился на корме. Постояв там несколько минут, осторожно обогнул корму и спустился по металлическому трапу в нижнее отделение. Здесь располагался служебный персонал. Стараясь ступать мягко, я с ловкостью кошки пробирался по проходу и прислушивался ко всем звукам. Голос Виктора узнал бы из тысячи, но внизу было тихо. Видно, после ужина весь свободный персонал собрался наверху для обсуждения плана на завтрашний день.

Я толкнул несколько дверей, они были закрыты. Становиться жертвой не хотелось. Заприметив вентиляционную трубу, тянувшуюся под самым верхом вдоль всего прохода, я подпрыгнул и ухватился за ребро жесткости. Вскоре очутился на вентиляционной трубе и снизу сделался совсем невидимым.

Послышались шлепающие шаги. Чуть приподняв голову, я увидел молодую девушку. На ее плечо было накинуто широкое цветастое полотенце, в одной руке она несла увесистый пакет, в другой – бутылочку шампуни. После того, как захлопнулась за ней дверь, послышался специфический шум водопроводной воды. Потом прошли два механика, за ними полная пожилая женщина. Его шаги я узнал сразу. Вернее, почувствовал, как настоящий охотник. Виктор, слегка покачиваясь, твердо ступал слоновыми ногами. Он уверенно подошел к душевой и пнул дверь.

– Катерина! – глухо крикнул он и еще раз пнул. – Не слышишь, что ли?! – ему что-то ответили за дверью. – В двадцать третью! Поняла?! – жестко сказал он. – Все! Давай живей! Тебя там уже ждут!

Виктор постоял с минуту у двери. Медленно развернулся и потащился обратно по трапу на палубу.

Я бесшумно спрыгнул с трубы и, стараясь быть незамеченным, осторожно поднялся по трапу следом. Уже начинало темнеть.

Двадцать третья каюта находилась в обособленном месте и удачно пряталась от посторонних глаз. Я, выбрав незаметную позицию, засел за стеклянной дверью в музыкальном салоне. Скоро послышался легкий стук каблучков. Это шла расфуфыренная Катерина. Короткое вечернее платье соблазнительно подчеркивало женские прелести. Катерине эта каюта знакома – к ней прошла без остановки, так и не подняв опущенной головы. Дверь была открыта. Катерина, не стучась, вошла в каюту. Через полминуты заскрежетал замок – дверь закрыли.

Я уже дернулся, чтобы выйти наружу, когда опять послышались тяжелые шаги. Это шел он. Я почувствовал его сразу, хотя глаза еще не видели.

Виктор приблизился к двадцать третьей каюте и прислонил ухо к двери. Судя по расплывшейся в улыбке бульдожьей морде, происходящим был доволен. Подойдя к соседней каюте, он мягко открыл дверь и вошел вовнутрь. Дверь так же мягко и бесшумно закрылась за ним.

Я покинул музыкальный салон и осторожно подкрался к каюте, где только что исчез Виктор. Легонько нажал на дверь, и она поддалась. В образовавшуюся узкую щель я увидел застывшего Виктора, тот напряженно смотрелся в зеркало, висевшее на смежной стене с двадцать третьей каютой.

Решение созрело мгновенно. Проворно заскочив в каюту, я внезапно оказался около Виктора, и он даже не успел повернуть голову, как получил точный удар в сонную артерию. Каюту заполнил резкий хруст выворачиваемых шейных позвонков, и парализованное массивное тело, поддерживаемое мною, безвольно опустилось на мягкий ворсистый палас. В зеркале мелькнули какие-то тени. Я машинально напрягся и приготовился к очередному броску. Но, осмотревшись, сразу все понял. Зеркало являлось смежным окном с соседней каютой, откуда, судя по всему, ничего не было видно. Там занимались любовью.

Я переключил внимание на лежащее у ног бездыханное тело. Кроме омерзения и ненависти, ничего не было. Закрыв дверь каюты на замок, осторожно выглянул в иллюминатор. С этой стороны было спокойно, только с другого борта ближе к носу судна, где располагался бар, неслась музыка, там развлекалась публика.

Виктор весил более ста килограммов. Перевалив его тело через иллюминатор, я ловко вылез следом. Теперь, если даже кто и заметит, то посчитает, что два приятеля немного перебрали и вышли освежиться, подышать речным воздухом. Но никого не было. Погода к ночи испортилась, и прохладный ветер, усиливаясь, никого на палубу не пускал.

Взвалив бесчувственное тело на спину, я пробрался до кормы. Придерживая тушу за ноги, перегнул Виктора через ограждение. Отдышался и огляделся вокруг. Яркий луч прожектора резал ночную мглу. Кругом ни души. Только мужественный голос Николая Расторгуева, солиста «Любэ», пробиваясь через приоткрытое окно бара, восхищался морской стихией.

Я на мгновение закрыл глаза, потом решительно подтолкнул тяжелое тело, и оно, плавно переваливаясь через ограждение, плюхнулось в бурлящий мощный поток. Далеко за кормой луч прожектора нечаянно выхватил что-то, похожее на лоснящуюся спину крупного дельфина, и сразу же все исчезло, растворилось в непроглядной преступной темноте.

ГЛАВА 2. В лапах беса

Я прокрался в свою каюту и обмылся холодной водой. Еще не было и двух часов ночи. Давила какая-то пустота. Создавшийся душевный вакуум заполнялся отчаянной безысходностью. Вспомнилось крылатое выражение: в любом безвыходном положении всегда есть два выхода – застрелиться или пустить всё на самотек. Стреляться не хотелось, и я решил сходить в бар.

Хотя была глубокая ночь, все столики были заняты. Медленная приглушенная барменом музыка спокойно лилась из динамиков, вмонтированных в верхнюю часть витрины бара.

Я прошел к стойке и стал терпеливо ждать, когда заболтавшийся с кем-то бармен обратит на меня внимание. Но бармен не замечал или делал вид, что не замечает. Мне было все равно. Я равнодушно скользил взглядом по присутствующим.

Упитанные пьяные рожи что-то увлеченно галдели, расплываясь в сигаретном дыму. Шикарные женщины, невинно улыбаясь, смотрели на своих кавалеров преданными влюбленными глазами и небескорыстно думали о чем-то своем.

– Мишуля! – вдруг раздался за спиной хриплый женский голос.

Я обернулся. Перед стойкой стояла чуть потрепанная Катерина. Она только что вошла в бар и подзывала по имени бармена.

Мишуля заулыбался и, оставив собеседника, всецело обратился к девушке:

– А-а, Катюша! Радость моя! Опять – двадцать пять?!

Он весело засмеялся, говоря на понятном только им языке, и налил какой-то бурды.

– А вам что, молодой человек?

– Стакан водки и соленый огурец! – небрежно сказал я и вызывающе посмотрел на бармена.

Катерина хихикнула и с интересом окинула взглядом. Бармен прищурился.

– Шутник, молодой человек! – недовольно сказал он. – Стакана-с не держим-с, а вот пивная кружка есть!

Мишуля ехидно засмеялся и подмигнул Катерине.

– Наливай кружку! – невозмутимо сказал я.

– Хорошо! – спокойно сказал бармен. – Только огурец свежий. Пойдет?

Бармен ловко открыл бутылку «Смирновской» и заполнил до краев пивную кружку. Катерина повернулась лицом ко мне, облокотилась о стойку бара и принялась без стеснения разглядывать интересного молодого человека.

Я расплатился и осторожно приподнял наполненную кружку.

– Пей до дна, пей до дна, пей до дна! – проявлял чувство юмора бармен, сверкая глазками в сторону Катерины.

Я, не обращая внимания, медленно, словно наслаждаясь, выпил все содержимое и аппетитно захрустел огурцом.

– Ну, ты даешь! – воскликнула Катерина. – Ты хоть поешь что-нибудь!

– А он после первой не закусывает! – сострил бармен и засмеялся ехидным голоском, обнажая золотые зубы.

– Я после первой бью по морде! – спокойно заметил я. – А после второй – просто убиваю!

Бармен смеяться перестал и спрятался за стойку, зазвенев там пустыми бутылками. Катерина кокетливо улыбнулась и, задержав взгляд на мне, хотела что-то сказать. В это время заиграла медленная танцевальная мелодия, и какой-то подозрительный тип протянул к девушке руку, пытаясь ее утащить, но я опередил и увел прямо из-под носа. Я почувствовал спиной злые сверлящие глаза, но мне было все равно.

Катерина, тесно прижавшись, знойно дышала в пылающее лицо. Я вспомнил нечаянно подсмотренную в каюте картину, где она с упоением отдавалась лысому толстому миллионеру. Я быстро пьянел.

Катерина дотянулась к уху и сладостно прошептала:

– Пойдем со мной! – и решительно потянула за руку из бара, не дождавшись окончания танца.

Шли по средней палубе через все судно, потом спустились в нижнее отделение, где находились служебные каюты и где, в свое время, прятался я, лежа на вентиляционной трубе.

Хотя я был пьян, голова соображала довольно ясно. Дорога была знакома, и я больше притворялся, шатаясь и спотыкаясь при каждом случае. Катерина вела меня под руку и мило улыбалась, но я почувствовал в ней скрытую напряженность. Необъяснимая тревога закрадывалась в мою душу.

Вот мы подошли к одной из кают и остановились. На двери я прочитал вывеску: «СЛУЖЕБНАЯ КАЮТА ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН!!!».

Катерина толкнула дверь, та оказалась не закрытой, и пропустила меня вперед. Я, улыбаясь, шагнул мимо Катерины и, получив неожиданный удар по затылку, провалился в бесчувственную пустоту…

Я потерял чувство времени и ориентацию в пространстве, погрузившись в мир абстрактных видений.

Моё невесомое тело оказалось на открытой солнечной полянке. Младший брат, еще нескладный худой подросток, с детским восторгом бегал по полянке и ловил сачком порхающих вокруг разноцветных бабочек.

– Юрка! – радостно кричал я. – Ты же убит!..

Но братишка, увлеченный ловлей, не обращал никакого внимания. Он был охвачен азартной погоней за крупной яркой бабочкой, но она бессердечно дразнила его. Бабочка то взлетала вверх, то опускалась вниз, кружась над самой головой. Я тоже увлекся погоней и хотел помочь брату. Моё тело такое легкое, что я разбежался и свободно взлетел. И вот эта крупная бабочка уже порхала перед самым носом. Я грубо схватил ее, и она с помятыми крыльями замертво упала на землю. Братишка с застывшими глазами безмолвно склонился над убитой бабочкой, и его костлявые худенькие плечики вдруг начали вздрагивать.

– Ты зачем убил бедную бабочку? – повернув заплаканное лицо, спросил несчастный Юрка. – Папа, мама! – кричал он истеричным голосом. – Он убил бедненькую бабочку!

Я хотел оправдаться и пожалеть братишку, но наступившая вдруг окаменелость мешала мне. Я увидел высокого улыбающегося отца и гордую мать, идущих под ручку. Они подошли к младшему сыну, молча вытерли ему слезы и, не обращая внимания на меня, повели его с собой дальше.

– Как? – удивился я. – Вы же все умерли!

И я пытался окрикнуть их, но вставший в горле комок мешал мне, и родители уводили зареванного сына с собой, не оборачиваясь и не обращая на меня никакого внимания.

– Я не хотел убивать! – оправдывался я. – Это получилось нечаянно!

Но родители с братом ушли, исчезли…

Меня охватила невыразимая тоска. Слезы давили и душили. Неведомая сила ломала и крутила всё моё тело. Тупая боль пронзила шею и затылок, руки и ноги налились свинцом.

Я очнулся и открыл глаза, но яркий вызывающий свет заставил зажмуриться. Я с трудом зашевелился, не чувствуя своего тела.

– Опаньки! Наконец-то к нам разум вернулся! – раздался громкий мужской голос. – Долго, однако, мы отдыхали!

Я, щурясь, чуть приоткрыл глаза и увидел напротив себя плечистого парня. Туго спутанные веревкой руки и ноги совсем онемели и не слушались.

– Ты зачем связал? – зло спросил я, ощущая боль в затылке. – Быстро развяжи!

– Какой шустрый! – добродушно сказал парень. – Потерпи, дорогой! Я сейчас!

Он вышел из каюты и закрыл дверь на замок.

Я напряг мышцы, но веревки крепко и надежно поддерживали беспомощность. Я осмотрел каюту. Каюта была просторней моей раза в два. Над широким письменным столом, стоявшим в углу, висела крупная цветная фотография молодой красивой девушки. Девушка сочувственно смотрела на меня и даже, как мне показалось, виновато улыбалась, показывая свои ровные беленькие зубки.

– Ух ты, какая! – усмехнулся я и непроизвольно подмигнул ей, скорчив измученную гримасу. – Прямо как живая! Бывают же такие! И кто-то любит таких!

Но тут заскрежетал замок, и я, забыв про девушку, уставился на дверь. Зашли парень и коренастый с цепким взглядом мужчина, благоухающий избытком жизненной энергии. Он мне почему-то сразу понравился.

– Вот, Петрович, очухался! – торжественно произнес парень, чуть ли не гордясь сообщением.

Петрович прошел к столу, сел в кресло и с любопытством стал рассматривать меня, я же, скользнув взглядом, продолжил изучать фотографию незнакомки.

– Что, нравится? – мягко спросил Петрович и, потеплев, гордо добавил. – Моя дочь!

Я усмехнулся и беззлобно съязвил:

– И сколько у вас, извините, не знаю, как по имени, Петрович, таких дочерей?

Парень фыркнул, его явно забавляла моя дерзость, и ему было очень интересно, как прореагирует на это Петрович. Чувствовалось, что этот солидный дядя обладал каким-то авторитетом.

Петрович искренне рассмеялся и, повернувшись к парню, вежливо попросил:

– Андрей, развяжи, пожалуйста, молодого человека, ведь ему так неудобно общаться с нами! Что ж мы, как дикари, как звери какие-то! Нет-нет, развяжи! Все будет нормально! И принеси чего-нибудь горяченького перекусить.

Парень попытался возразить, но все-таки послушно развязал, хотя вышел несколько недовольный, оставляя Петровича со мной наедине.

– Ну что, Александр, будем знакомиться? – став вдруг серьезным, официально заявил Петрович.

Услышав свое имя, я вздрогнул и с любопытством взглянул на собеседника.

– Меня зовут Николай Петрович. Ты удивлен, что я тебя знаю? Я, брат, за это время, пока ты отдыхал, о тебе много чего узнал. Ты уж извини, что мои ребята так с тобой обошлись, но ты же сам не ангел! Моего Черепа куда дел? – и Петрович пристально посмотрел прямо в глаза. – Да-да, которого ты так ласково называл Витюнчик! Ты удивлен, что я и это знаю? А как поживает Морыкин? – здесь Петрович хитро заулыбался, назвав имя директора того крупного предприятия, где я работал. – Увидишь его, передавай ему большой привет от меня!

Николай Петрович, внимательно наблюдая за моей реакцией, вел целенаправленную дружескую беседу. Он понимал, что я шокирован и совершенно не опасен в данный момент.

Скоро пришел Андрей. Он принес большой поднос. Петрович сделал знак, и тот, поставив поднос на стол, молча удалился. Изобилие еды и вкусный запах полностью вернули меня к жизни. Я внезапно ощутил дикий голод. Предательская слюна явно выдавала охватившее меня желание.

– Садись, садись к столу! – просто сказал Петрович и, подойдя к холодильнику, достал графинчик с водкой. – Ну что, стакан? – дружелюбно улыбаясь, спросил он. – Извини, кружки нет! – и он беззлобно рассмеялся.

Я ухмыльнулся и сел за стол, но от водки отказался.

– Давай, Александр, ешь! – заботливо продолжил Петрович. – Это все тебе!

Я понял, что здесь мне ничего не грозит, а даже совсем наоборот, – моя личность этих людей чем-то заинтересовала. Петрович с интересом наблюдал, пока я ел, и думал о чем-то своем. Когда я остановился, Петрович вдруг подался всем туловищем вперед и начал не спеша, как бы взвешивая каждое слово, говорить:

– Тебе, конечно, интересно, откуда я о тебе так много знаю? Очень все просто! – Петрович подошел к огромному шкафу и открыл широкую дверцу, на полках стояли вплотную друг к другу маленькие телевизионные экраны. – Это система мониторов, – поучительно продолжил он. – Они позволяют просматривать буквально все важные для нас места на судне. Музыкальный салон, бар и все каюты в этом отделении снабжены микрообъективами телевизионных камер. В этих каютах мы селим и контролируем наиболее интересных нам людей. Вот и ты как-то примелькался, и мы обратили на тебя внимание. А у меня работают бывшие сотрудники спецслужб, и они, надо сказать, имеют большие связи и возможности по наведению справок о любом человеке.

Я внимательно слушал и не понимал, зачем Петрович все так охотно рассказывает, а он, между тем, продолжал:

– Виктор Черепов, которого ты убрал, вел двойную игру, и я уже думал, как от него освободиться, но не так скоро и не таким способом. Хотя мне понравилось, как ты оперативно сработал. Здесь ты, Александр, проявил настоящее мастерство! Справиться с Черепом – это много значит, ведь он боролся даже с чемпионом мира! И ты, надо сказать, крепко вляпался! Но мы можем договориться.

– Вы хотите сказать, что у меня нет выхода, и я просто обязан принимать все ваши условия? – настороженно спросил я.

– Ну, зачем же так круто! – возразил Петрович и задорно рассмеялся, сверкая зубами. – Просто я хочу предложить тебе работу в моей фирме, в отделе безопасности. А там все зависит от тебя. Черепа можешь забыть. Это был несчастный случай: перепил, сорвался с верхней палубы, сломал себе шею и свалился за борт. Все делается просто, когда люди понимают друг друга!

– Но я даже не знаю, что за фирма, чем она занимается!

– Нет проблем! – сказал серьезный Петрович и, порывшись в столе, достал рекламный журнал. – Здесь очень подробно рассказано о нашей деятельности. Ты пока внимательно почитай, подумай, а потом мы с тобой обсудим одно дельце. Петрович проводил меня до двери и дружелюбно пожал руку, по-свойски подмигивая и расплываясь в обаятельной улыбке.

Я вернулся в свою каюту. Пролистал журнал и бросил на столик.

– Надо же так вляпаться! Вот, черт! – подумал вслух. – А, впрочем, какая разница, лишь бы сменить обстановку.

Усмехнувшись, я встал и подошел к зеркалу, висевшему над умывальником. На меня взглянуло суровое покрытое щетиной лицо. В это время заскрипели динамики, и тонкий женский голосок сообщил о том, что судно скоро прибудет в город Томск. Тут же посыпались предложения, как провести время, пока судно не отправится назад в Новосибирск.