Драконы вернулись

Земля, 2101 год. Или 2102-й? Хм… Сложно сказать. В период Излома все потерялось – дни, месяцы, годы. Мать, пока была жива, утверждала, что точно помнит дату, но на самом деле она не помнила даже дорогу домой, когда ходила за водой на бетонное озеро. Каждый раз возвращалась новым маршрутом. Так и сгинула однажды, не вернулась. Впрочем, что касается года, я ей почти верила. А вот день придумала сама, когда подросла. Выпал снег, и я решила, что это будет середина осени, пятнадцатое октября. Названия месяцев и число дней в каждом я знала по старому, выцветшему календарю, что висел на стене моей комнаты. На нем был портрет пожилого мужчины и странный призыв за кого-то голосовать. Да, читать и писать я тоже умею, мать успела научить.

Итак, сегодня второе декабря две тысячи сто первого года.

Ходила с утра ловить рыбу. Года три назад у меня была леска. Она несколько раз рвалась, но я умудрялась ее использовать снова и снова, укорачивая, связывая узелками. Потом горбатый сом утащил ее всю – с узелками и удочкой. Хорошо меня не уволок, с него станется. На бетонном озере вообще лучше к воде не подходить, мало ли что оттуда выскочит. А если уж набираешь ведро, так с ломаного моста, оттуда же я и рыбу ловлю. Теперь гарпуном. Сама сделала!

Как называются эти толстые рыбы – я не знаю. С моста их хорошо видно: глупые, подплывают близко, стоит только камешек бросить. Не особо вкусные, но зато их загарпунить можно, а то ведь тыкать острой палкой в мелкую рыбешку бесполезно.

На глубине есть одна труба, по которой в озеро вода поступает, и другая, по которой вытекает. Вода теплая, где-то нагревается. Может, даже вредная. Но я пока не померла, так что пью. Зато теплая не замерзает зимой. Без воды было бы мне кранты!

В общем, поймала я трех толстушек. Пока хватит.

Слушала весь вечер пластинки. Разные, вперемешку. То сказки детские, то джаз, то какую-то громкую, непонятную музыку. А мне все равно, лишь бы не в тишине. Раньше мать ругалась, говорила, чтоб я не шумела, а то придут отморозки с развалин города. Убьют обеих и сделают что-то еще, плохое, я не поняла. Но никаких отморозков давно уж нет, это я точно знаю. Сами, наверное, сдохли. Оно и немудрено, кто там выживет, на развалинах?

Если б не надо было дрова заготавливать, я бы печь всю ночь топила. Люблю рядом с огнем. Так и заснула у камина, в куче пластинок.

Жуткое дело. Уф! Даже не знаю, с чего начать…

Иду я с ведром воды, поднимаюсь к дому от озера. Вдруг слышу какой-то шум – все ближе и ближе. Будто через лес сто медведей бегут, деревья и кусты ломают. Замерла на месте, стою, жду. А чего мне делать? Бежать тут особо некуда, до дома не успею. Съедят так съедят…

И тут из леса появляется дракон! Ну, как дракон… Настоящих-то я не видела, да может и не бывает их, только в сказках, но очень уж похож! Огромный, в три моих роста, с чешуей, головой зубастой на длинной шее. Мутант, скорее всего. И да – с крыльями, с крыльями! Аж дух захватило.

Но не взлетает, только машет этими крыльями, лапами переступает, идет себе упорно вперед. Надо сказать, прошел он, зараза, прямо через картофельные грядки – широченную борозду оставил!

В общем, заметил, остановился. Наверное, выдал меня платок, красный, на шее повязанный. Дракон пасть разинул и зашипел. А я вижу, что из туловища у него, совсем рядом с тем местом, где левое крыло начинается, палка торчит. Ну, вроде моего гарпуна. Он когда крыло поднять пытается, все время за эту палку задевает, потому и взлететь не может. На шее полосы с кровью – видно, пытался сам ее когтями достать, но не дотянулся.

Нельзя так оставлять, мучается ведь животное. Подошла поближе. Да, я глупая дура, что с меня возьмешь, восемнадцать лет. Он заволновался, хотел… Не знаю, чего хотел, может, голову мне откусить, но палку я быстрее выдернула. Ох, как далеко и долго я летела! Дракон взревел, лапой меня отбросил, на месте вьюном закрутился, пытаясь до раны языком дотянуться. Про меня и забыл, слава Солнцу. Я и сама себя забыла, минут на пять, потому что головой о валун приложилась.

Когда очнулась, дракона уже не было. Посмотрела на снег, на огромные следы: подходил он ко мне, пока я в отключке лежала. Почему не сожрал? Не знаю… А дальше следы обрывались, взлетел все-таки.

Теперь вот спина болит, да и голова тоже. Весь ужин в помойную канаву выблевала. Мама бы сказала – сотрясение, она в этих делах хорошо шарила.

Отлеживаюсь на кровати, смотрю на мужика, который «Голосуй за…”. Дальше стерлось. А что, ничего такой мужик, симпатичный. Наверное потому, что других-то я и не видела. Завернусь сейчас в одеяло, закрою глаза, сделаю себе хорошо.

Я давно думала проверить развалины. Знаю, нечего там смотреть. Но вдруг? Вдруг в каком-нибудь складе, магазине, что-нибудь интересное завалялось? Или в уцелевших домах. Там же люди жили, у них разные вещи были. Откуда мама в свое время проигрыватель с пластинками приволокла? Ну вот!

Решилась. Оделась потеплее – зима все-таки, взяла рюкзак, гарпун, и пошла. Пока с нашего холма спускалась, все время назад оглядывалась, запоминала дорогу. Это только кажется, что ничего сложного, а как повернешь, так и глаза разбегутся – куда идти? Я уж это знаю, проверено.

Окраинные кварталы совсем плохие, полнейшая разруха. Быстро их проскочила. Видела стаю бродячих собак вдалеке, но ветер на меня, не учуяли. А и учуяли бы, так отобьюсь, немного их, слабые и тощие.

Вот дальше интереснее пошло: то один, а то и два этажа здания уцелело, где-то и совсем нетронутые дома стоят. Куда попало не совалась, все-таки с оглядкой, мало ли. Но если место безопасным казалось, проверяла. В одной квартире старую аптечку нашла, лекарства в ней какие-то. Взяла с собой, дома разберусь. В другой нож хороший, с деревянной ручкой, не ржавый почти. Приду – шкуркой его пошоркаю.

Карты города у меня нет, к сожалению. С материнских слов только знаю, где какой район, в каком что было. Я к центру продвигалась, там много больших магазинов. В полдень вышла на железную дорогу, она к вокзалу ведет. Несколько параллельных линий из металла, заржавевших уже, поперек множество бетонных поперечин. Никогда ее своими глазами не видела, интересно. Один вагон по пути попался – в окнах чернота, стекол нет… Обошла стороной, кустами, черт его знает, что там внутри.

Уже ближе к вокзалу, когда линий стало совсем много и они плавно загибались налево, обходя промышленный квартал, заметила впереди целый поезд. Много-много вагонов, стоящих друг за другом. Подходила медленно, настороже, но вокруг тихо, ни звука, ни шороха, вроде как безопасно. У одного из вагонов, на каменной насыпи, заметила фигуру. Неужели человек? Фигура сгорбленная, сидит, голова вниз опущена. Может, дохлый? Подошла ближе, выставила гарпун. Не, вроде живой, но такой старый, что немногим от мертвого отличается.

– Эй! Ты кто?

Старик медленно повернулся, и как-будто даже приподнял уголки рта, изображая улыбку. Впрочем, не уверена.

– Чего молчишь? Разговаривать не умеешь, что ли?

Вот тут-то я и попалась. Из вагона, с обеих сторон – сзади и спереди от меня – повыскакивали люди. Мужики, в потрепанной, рваной одежде. Ох, мамочки… Отморозки!

Мне терять нечего, ничего в жизни не видела хорошего, и дальше будет так же. То есть живой я даваться не хотела. Заорала, кинулась на первого попавшегося. Не знаю – убила, или нет, но в каком-то месте я его проткнула. Остальные вроде отшатнулись, да ненадолго, снова стали надвигаться, всей толпой. Я спиной к вагону, головой вправо-влево верчу, гарпуном перед собой тыкаю. Еще одного зацепила, но палку мою схватили, дернули на себя, и тут уж все! Дотянулись… Как ни брыкалась, кулаками ни размахивала, попадая по страшным, небритым мордам, а все равно ничего сделать не могла. В последнюю секунду нож выхватила, полоснула одного по одежде, но меня тут же на камни свалили, рванув за красный платок. Ткань с треском разошлась, со всех сторон посыпались удары – о сохранности моего лица они не заботились…

Очнулась уже внутри вагона. Лежу на полу, руки связаны, над головой голоса, смех. «Съесть, убить!.. Приласкать!.. Но потом съесть!..». Толкнули ногой. Опять засмеялись.

День клонился к закату. Отморозки что-то ели, пили, хмелея и выкрикивая ругательства. Несколько раз выясняли друг с другом отношения, до кровавого мордобоя. Под занавес вакханалии я досталась самому сильному. Подхватил он меня, словно куклу, перекинул через плечо, и шатающейся походкой унес в свою берлогу, небольшую комнату в соседнем вагоне. Повалил на кровать, стал с себя одежду стаскивать. Ну и воняло же от него! Чувствую, будут мне сейчас «что-то плохое делать»… Но так и не сняв штаны, отморозок завалился на соседнюю койку. Захрапел.

«Пить надо меньше». Выбор – что делать – у меня небольшой. Тут же выскочить и бежать не получится, заметят. Да и куда со связанными-то руками. Принялась тереть веревку о железный выступ. Толстая веревка, плохо перетирается, черт бы ее побрал! Где они ее только и нашли. Один раз мой герой проснулся, потянул было вожделенное тело к себе, но все равно отрубился. Запястья, казалось, истерла сильнее, чем веревку, до кровавых мозолей. Но продолжала, продолжала, продолжала… Когда освободилась, за окном уж забрезжил рассвет.

Осторожно вышла из комнаты, переступая через спящие тела, пробралась к выходу. Спустилась на каменную насыпь. Посмотрела вокруг – куда бежать? Решила рвануть через пути, к промышленному кварталу, там есть, где схорониться. И только припустила, перепрыгивая ржавые линии, как позади – баммм! Оглянулась: этот отвратительный старикашка, все так же сидевший у вагона, ударил железякой по куску подвешенного рельса. «Баммм! Баммм!». Вот же скотина! Вот же… тварь!

Бежала со всех ног. Но позади проснулись, бросились в погоню. Упала, поднялась. Сил нет, ночь не спала, не ела ничего со вчерашнего. Аж слезы на глаза навернулись от обиды. Снова оглянулась: догоняют, обходят с двух сторон. А впереди – только сейчас заметила – забор бетонный, метра два высотой. Переползу? Нет. Остановилась, затравленно озираясь. Подобрала булыжник…

И тут отморозки уменьшили прыть, некоторые и вовсе назад попятились. Я ничего не понимаю, стою с камнем в руке, готовая отбиваться до последнего. А меня тенью накрыло, будто какая туча внезапно надо мной образовалась. Подняла голову – ах ты, чешуйчатый летун, вот же он, завис, крыльями машет!

Опустился рядом, прикрыл собой. Мордой к мне поворачивается, а в зубах у него красная тряпица – платок, который вчера с моей шеи сорвали и выбросили. Это ты по нему меня нашел, что ли? Вот ведь умница!

В горле у дракона заклокотало. Не видела я остального, глаза закрыла. Чувствовала только жар и слышала крики – жуткие, страшные. Потом старалась не смотреть на рельсы и горящие вагоны, кое как выбралась оттуда, да прямиком домой. А он летел надо мной, присматривал. Это только в сказках можно у драконов на шее летать, а нашему мутанту на шею не сядешь. Сам решит, кого казнить, кого миловать.