Отпустив веревку и цепляясь за борт, ведун пробрался на корму, увидел капитанскую хибарку, благополучно уцелевшую несмотря на катастрофу – но тут грудь начала гореть, и он, отпустив штыри для щитов, устремился наверх. Громко фыркая, отдышался, вернулся к камням. Вынул нож, срезал у верха одну из веревок, снова нырнул, перебирая по ней руками, добрался до борта, обрезал внизу, всплыл. Отделив от мачты вторую веревку, он привязал к ней первую и, крепко ухватив зубами, переплыл реку. Протянул конец купцу:

– Держи, друг, – а сам устало рухнул на песок.

– Что там? Как? Что это за конец? Ты нашел ладью?

– Нашел, – перевернулся на спину ведун. – Дай отдышаться. До нее что отсюда, что оттуда нырять одинаково. Но по веревке быстрее получится. Сейчас, согреюсь немного, да голова гудеть перестанет. Тогда и осмотрюсь внизу подробнее. Ты, кстати, как дверь в каморку свою запирал?

– Засов там обычный. Иногда я замок вешал, но токмо в портах. Ныне открыто должно быть.

– Сейчас, проверю… – Ведун нагреб себе на грудь немного теплого, прокаленного летним полуденным солнцем песка и закрыл глаза.

– Как же ты проверишь, если спишь, Олег?

– Не шуми. Я же не подводная лодка, чтобы сутками под водой сидеть. Дай продышаться.

– Дыши, дыши, друже, – дозволил купец. – А сундук с камнем, как войдешь, по правую руку вторым, попрек стоит. Ручки у него еще по бокам. Там свитки внутри, списки, грамоты. Не так серебро дорого, как они. За каждую полную цену платил, все новые, с поправками от купцов, в дальние края ходивших. На дне, в тряпицу завернутое, зеркало схоронено. То, что в подарок Зориславе готовил. Коли добудешь, хоть не так стыдно вертаться будет. Сам, может, и бос, да подношения драгоценные. Его спутать трудно, сундук этот. У всех рукояти большие и обычные, а у этого вычурные, и размером он меньше…

– Да иду, иду, – сломался Середин. Поднялся, стряхнул песок, забрал у Любовода веревку, сделал несколько глубоких вдохов и нырнул, быстро перебирая руками «путеводную нить».

Спустя секунд пятнадцать он оказался у борта ладьи, прошел по ней руками, увидел запертую дверь хозяйской каморки и… Воздух в легких кончился, пришлось всплывать.

– Ух, – вырвавшись на поверхность, фыркнул Олег, крутанулся и понял, что в его тактике необходимо что-то немедленно менять. Во-первых, веревка с берега, по которой так удобно было добираться до затонувшей ладьи, вела не в то место. Лишние десять шагов вдоль борта не оставляли ему времени и воздуха для обследования каморки. Во-вторых, по этой веревке было удобно добираться сюда с берега – но вот отсюда, с поверхности, куда он выскакивал за воздухом, опускаться обратно в глубину получалось не так-то просто. А в-третьих, мешало течение, что уносило его с совершенно ненужной старательностью.

– Эй, колдун! Ты куда?!

– Сам бы поплавал, – буркнул себе под нос Середин и стремительными саженками поплыл к берегу. – Что за место такое проклятое? Никакой нежити! Хочу русалку. Обычную, синюю от холода и голода русалку. Поцелуй русалки – и я бы спокойно сидел под водой, пока все до ящика наверх не перетаскаю. Да и Любовод по-родственному наверняка бы договорился… Так нет, когда нужны – даже анчутка ни один не появляется.

Выбравшись на сушу, Олег забрался по камням к могучим соснам, нашел под одной из них крупный сук толщиной в две руки, уже сухой, как порох, вернулся к мачте. Войдя в воду, срезал еще одну веревку, привязал ветку к ней, отпустил. Вода радостно зашипела, подхватывая деревяшку, вынесла на стремнину, и там сосновый сук запрыгал, то ныряя под воду, то снова выскакивая на поверхность.

– Ладно, посмотрим, что получилось на этот раз…

Ведун кинулся в реку, в несколько гребков доплыл до валежины, хватанул ртом воздух, после чего быстро ушел в глубину, пользуясь привязанной к ней веревкой – и опять оказался примерно на середине ладьи, только у другого борта. Однако на этот раз у него еще оставался в легких воздух. Олег торопливо резанул свою веревку, прошел вдоль борта до надстройки, зацепил конец за штырь для щитов, наспех сделал один узел – и устремился вверх. Второй нырок ушел на то, чтобы привязать веревку попрочнее.

У Олега появился соблазн сразу сунуться в запертую дверь дощатой хибарки, но он удержался, потратил еще три нырка на то, чтобы перевязать на новое место длинную веревку – ту, что с берега, – после чего доплыл до ожидающего на песочке купца и опять растянулся у его ног, на этот раз действительно без сил.

– Малину будешь? – поинтересовался Любовод. – Невольница твоя принесла. Сладкая, крупная.

– Мяса хочу, – тяжело дыша, ответил ведун. – Много. Согласен даже на сырое.

– Можем съесть холопа, – невозмутимо предложил купец. – Он, конечно, тощий, но на пару дней хватит.

– Не, – отказался Середин. – Как мяса, его всего на один раз хватит. А как гребца – до самой Руси. Пусть живет.

– Тогда жуй малину. – Купец сунул ему свернутый кульком лист лопуха.

Ведун сел, вытряхнул в ладонь горсть ягод, переправил в рот.

Когда он был маленьким и учился в школе, учительница утверждала, что по калорийности грибы ничуть не уступают мясу. В далеком двадцать первом веке проверить ее утверждение на практике Середину не довелось, но теперь он в очередной раз понял, что теория и практика – это две очень большие разницы. Когда нужно таскать бревна, нырять на три метра или рубить сосны – от грибной диеты только сильнее голод чувствуешь. А ягоды и вовсе лишь брюхо набивают. Пять минут прошло – и опять есть охота.

Кулек поместился в семь горстей. Вытряхнув себе в рот последнюю малинину, Олег откинул лопух, вытер о песок руки, взялся за веревку и опять пошел в воду.

Глубокий вдох – на этот раз за четверть минуты он добрался как раз до каюты, успел ощупать дверь, найти затвор, рвануть его – и тут же взметнулся наверх.

Хватанул воздуха, позволил течению протащить себя несколько метров, поймал обмотанный пеньковым концом сук, нырнул снова, рванул створку на себя. В первый миг возникло сопротивление, но тут же дверца, преодолевая сопротивление воды, мягко пошла вперед, и наружу неторопливо, словно деревенский поп, выплыл гладкий белый череп, лениво перекатываясь с боку на бок.

«Кому-то не повезло… – понял ведун. – Оказался в неудачном месте в плохой момент… Вот что происходит с людьми, когда их не успевает прибрать к скользким лапам водяная нежить. Рыбки речные даром что беззащитными кажутся – а обглодают человека не хуже собачьей стаи».

Гадать, кто это мог быть, жалеть несчастного не оставалось ни времени, ни сил, ни воздуха. Середин опять рванулся наверх, зацепился за сук и несколько минут отдыхал, пытаясь перевести дух. Голова гудела, будто он выпил жбан хмельного меда, глаза словно кололо крохотными иголочками, из носа противно вытекала попавшая в него вода. Без привычки в воде долго не побарахтаешься. Чай, не перина. Но делать нечего – надо.

Гипервентиляция теперь почти не помогала. Еще погружаясь вниз, ведун чувствовал удушье. Силы были на исходе. Зато дверь в каморку он уже открыл. Оставалось только заглянуть внутрь… И обнаружить, что никакого «сундука справа» нет. Во время крушения в помещении все перевернулось вверх дном. Сундуки, ковры, посуда, бочонки оказались свалены в одну большую кучу. Видимость на глубине была где-то на две вытянутые руки. Олег различил какую-то рукоять, ухватил, рванул – она не поддалась, – бросил и устремился наверх, жадно заглотил воздух.

– Ну, как там, колдун, нашел? – закричал с берега Любовод.

– Тебя бы сюда, – буркнул себе под нос Середин. Сил кричать в голос не осталось. Однако и возвращаться с пустыми руками тоже было бы обидно. – Ладно, последний раз…

Он снова метнулся в глубину, ухватил идущую с берега веревку, двумя движениями распустил узел – хорошо, наскоро вязал, – дернулся в дверь хибарки, продел конец под найденную рукоять, опять затянул на «удавку», толкнулся ногами, устремляясь вверх.

– Ну, чего?! – опять закричал купец.

– Тяни… – прохрипел Олег.

Однако Любовод расслышал, ухватился за свой конец веревки, потянул… Перехватил поудобнее, поднатужился… Сын русалки был настоящим новгородским удальцом: рослый, плечистый. Ничего удивительного, что веревка пошла, и сундук вылез на песок практически одновременно с ведуном.

– Не тот, – разочарованно покачал головой купец. – В этом рухлядь моя лежала всякая. Ныне, мыслю, попортилась. Столько ден в воде!

– В следующий раз порядок наводи, прежде чем тонуть. – Середин поднялся выше на берег и упал на траву. – Или сундуки к полу приворачивай. Ты бы хоть костер запалил. Продрог я что-то.

– Это дело недолгое, – похлопал по крышке сундука Любовод. – Дрова приготовлены, осталось токмо искру на бересту высечь.

– Ну, так высеки!

– А ты больше не поплывешь, друже?

– Коли русалки не появятся, – мотнул головой ведун, – то на сегодня хватит. Мне только утонуть, как кутенку, не хватает.

Однако день тянулся не спеша, а ласковое тепло огня, заваренные в кожаной фляге листья брусники да две горсти лисичек вернули ведуну силы намного быстрее, нежели тот ожидал. Под настроение Олег взял конец веревки в зубы, оставив второй в руках купца, доплыл до пляшущего на течении сука, нырнул к каморке, торопливо пошарил рукой среди груды вещей, нашел окованный угол какого-то из сундуков, скользнул ладонью по боковой стенке, продел веревку под нащупанную рукоять. Сдерживаясь из последних сил, затянул узел, метнулся наверх и махнул другу:

– Тяни!

И опять к тому времени, пока он добрался до песка, новгородец успел подтянуть сюда же добытое добро. Опять разочарованно вздохнул:

– Не то, друже. Струмент это плотницкий. Ладью подлатать, коли беда какая случится… – Любовод откинул крышку, опрокинул сундук, выливая воду, и на землю вывалились стамески, киянки, молоток, гвозди, желтые с белыми пятнами комья смолы, рубанок, долото, полотна для пилы. – Подсушить надобно. Глядишь, и сгодится еще. Опять же, рукояти мастера и так вымачивать изредка советуют. А железо, оно быстро не гниет.

– Ладно, попробую еще…

Ведун опять взял конец и выплыл на стремнину. Нырнул, знакомым путем направляясь в хозяйскую каморку. Здесь его ждал неприятный сюрприз: в самой конуре и перед ней в воде висела белая муть. Как будто вытаскиваемым сундуком мешок с мукой разорвало, или с манкой, или еще с чем. К счастью, Олег рыбой не был и этой гадостью не дышал. Он сунулся внутрь, разыскивая нужный сундук на ощупь, но ничего не добился – рванул назад, на поверхность, перевел дух. Болели плечи, гудела голова, кожа казалось какой-то рыхлой, словно размокшая глина.

– Теперь понятно, отчего ныряльщики за жемчугом дольше тридцати не живут.

Середин резко вдохнул, опять ушел в глубину. Заплыл в каморку и, не мудрствуя лукаво, принялся выбрасывать все подряд за дверь: чего теперь беречь-то? Воздух быстро кончился. Ведун вынырнул, отдышался, снова ушел вниз, опять наверх. Сундук удалось нащупать только после шестого погружения. С огромным облегчением Олег зацепил рукоять на его крышке веревкой, завязал, выскочил наверх и махнул рукой:

– Тяни!

На этот раз Любовод успел вытянуть добычу куда раньше, нежели его сотоварищ добрался до суши, с нежностью погладил крышку:

– Он самый, хороший мой. Казна купеческая… Новгородец поковырял замок, откинул крышку, громко выругался и опрокинул свое сокровище рядом с плотницким инструментом. На песок хлынул сизый чернильный поток. Видать, и письменные припасы у хозяина вытекли, и драгоценные грамоты-списки растеклись. Поползшие к воде свитки и пергаменты Любовод и не пытался остановить – понял, что спасать уже нечего. Он перегнулся через верх сундука, пошарил рукой в оставшемся на месте содержимом, извлек продолговатый зеленый камень:

– Вот он, нашелся! – Купец отбежал к реке, тщательно прополоскал каменный осколок, сунул его за пазуху: – Теперича не пропадет! – Любовод оглянулся на Олега, лежащего без сил на траве, окликнул: – Слыхал, друже? Нашел я подарок русалочий.

– Меня сегодня больше не кантовать, – прошептал Середин. – Почему, когда по два-три часа купаешься, то совсем не устаешь? А за час работы в той же воде трупом себя чувствовать начинаешь?

– Устал, друже? – подошел ближе купец.

– Не так громко… У меня голова, как колокол. Каждое слово раз десять по черепушке из стороны в сторону отскакивает.

– Нашел я камень русалочий, – шепотом повторил Любовод. – И зеркало чудное, что для любой своей отложил. Ох, драгоценное же сокровище! На вес золота цену спросить – так и то продешевишь.

Олег промолчал.

– Зеркала, они же на меди сделаны, – ласково напомнил купец и нервно подергал себя за бородку. – Че меди в воде речной за десяток дней сдеется? Опять же, каждое в тряпицу завернуто. Стало быть, не поцарапается, не попортится по-глупому. А, колдун?

Середин продолжал молчать, уронив голову на ладони. Любовод недовольно хмыкнул, почесал в затылке, вкрадчиво продолжил:

– Я и уложил их удобненько. Вдоль бортов, промеж ребер корабельных. Дабы на глаза никому зря не попадались, а достать при нужде враз можно было…

– А сам ты туда сплавать не хочешь? – Олег перевернулся и сел, опершись на руки.

– Я бы сплавал, друже, да неопытен в сем искусстве. Сам ведаешь, берегли меня от воды. Коли с матерью надобно встретиться, то она выручает, а самому плавать боязно. Не умею.

Середин опять не ответил. Но на этот раз совсем по другой причине. Взгляд его упал на сохнущие инструменты, на бронзовые гвозди непривычного квадратного сечения и молоток. И в памяти шелохнулся один из заговоров, которые Ворон почему-то называл «новомодными». Хотя теперь понятно было, почему. Что его учителю какие-то триста-четыреста лет? Ветер…

– Я же не о себе одном забочусь! – вдруг возмутился Любовод. – Забыл, друже, что компаньон ты мой, сотоварищ? И товар весь этот на наше общее серебро поменян! Всего не спасешь, так хоть зеркала увезти надобно. Ну же, колдун, ты чего? Нечто серебро свое вернуть не хочешь?

– А? – оглянулся на него ведун, отмахнулся: – Нет, сегодня не полезу. Все, устал. И голова от гипервентиляции гудит.

– Нечто я тебя гоню? – с видимым облегчением хмыкнул новгородец. – Отдыхай друже, Будута сей миг еще грибов принесет. Запечем на углях. Жалко, соль из мешочка всю вымыло, и перец тоже. Ну, да потом насолимся. Че нам ныне дни считать? Одним боле, одним мене – уже ничто не поменяешь. Как зеркала добудем, так и тронемся. За них сам-пять, сам-десять прибыток все едино выйдет. По миру с сидором тощим не пойдем. Ладьи, само собой, жалко, да товар в трюмах все едино дороже. Толику малую спасти, и то ладно. Суденышек с таким прибытком пару новых купим, и на хлеб с маслом останется. Как мыслишь, колдун? Удачу еще раз в деле торговом попытаешь?

– Ты сперва с этим управься, – не выдержал Середин. – Зеркала медные, тяжелые. В трюме их штук тридцать, коли не более. Как потащим?

– Че тащить? На плот кинем, река сама довезет.

– А до плота их как доставить?

– А я уже придумал, – похвастался купец. – В сундуки сунем. Рухлядь гнилую повыкидываем, а зеркала положим. Коли только до половины загрузить, не хуже лодки сундуки поплывут, токмо поспевай за ними, да подправляй, чтобы на берег не выкинуло.

– Проще два бревна кинуть, связать, да самим сверху сесть и сундуки поставить.

– И то верно, – всплеснул руками Любовод. – Веревок-то у нас ныне в достатке! Так отчего и не связать? Ох, умен ты, колдун, ох, хитер…

* * *

Олег думал, что труднее всего будет снять под водой в одиночку тяжеленную крышку трюма, закрытую вдобавок промасленной парусиной. Но все оказалось донельзя просто. Стоило ведуну, поднырнув к судну, срезать две веревки на углах – как крышка вдруг сама прыгнула вверх, из-под нее вырвался гигантский воздушный пузырь, который не просто освободил лаз в грузовое нутро ладьи, но еще и выкинул наружу огромное количество ковров, мехов, обуви, одежды, что было награблено в трех ка-имских городах. Трюм опустел почти полностью, и найти в нем ровные прямоугольники завернутых в полотно зеркал труда уже не составило.

Вот только извлечь сокровище оказалось намного сложнее, нежели предполагалось. Хотя каждое из медных зеркал весило всего килограмма три или чуть более, форма у них была крайне неудобной: плоский прямоугольник в локоть шириной и два длиной По-пробуй с таким грузом поплавай! Поступить с ними, как с сундуками, было невозможно – на зеркалах не имелось ручек, чтобы привязать веревку. Обвязывать же медные прямоугольники крест-накрест Олег просто не успевал – воздуха не хватало.

Первый день был растрачен на бесплодные попытки вытянуть на берег зеркала. На второй Ксандр придумал веревочное кольцо с деревянным сучком. Кольцом с привязанной к нему веревкой надлежало обхватить медную пластину через углы, сучок использовался вместо крючка. Конструкция казалась очень хлипкой, и поэтому зеркала следовали к берегу не сами по себе, а в сопровождении ведуна: Олег держался за веревку и на протяжении всего пути следил, чтобы драгоценная добыча не выскользнула из петли.

За каждым из зеркал приходилось плавать отдельно, ради каждого – нырять три раза: чтобы найти, чтобы обвязать и чтобы сопроводить от трюма до берега. Непривычный к подводным работам, Середин выдыхался быстро, и поэтому за второй день смог достать только двенадцать покрытых амальгамой медных листов, на третий – десять, на четвертый – опять десять, и только на пятый день работ последние четыре зеркала были доставлены на берег.