Барчук

Он как раз входил в вираж, преследуя пирата. Грубоватый, словно слепленный из картонных ящиков, «F-22» выплескивал два длинных, желтых снопа пламени, но даже отчаянный форсаж не мог спасти воздушного разбойника. Ближе, ближе, ближе… Он видел раздвоенный хвост американца совсем рядом, казалось – можно было достать до него рукой, но на панели приборов все равно никак не загорались лампочки, сигнализирующие о захвате цели. Андрей довернул своего «Бизона» еще немного, скинул предохранитель на штурвале, со всей силы вдавил гашетку. Истребитель затрясся, загрохотал, выплескивая шквал пушечных снарядов. Он явственно увидел, как трассеры вытянулись к вражеской машине, как коснулись ее фюзеляжа – но проклятый американец летел, как ни в чем не бывало, и даже скорости не снизил. Оставалось одно – таран. Не прекращая огня, Андрей сделал «горку» и обрушился на «Раптор» сверху, воображая, как от того отлетает оперение, стекла фонаря, куски обшивки. Но стоило подняться выше, чуть сбросить тягу – и пиратский самолет вновь предстал во всей красе, без единой царапины!

«Значит, это компьютерная игрушка», – с чувством острой обиды понял Андрей и… проснулся.

Будильник, продолжавший стрелять длинными очередями, показывал шесть часов сорок минут, если не считать быстро прыгающие, зеленые циферки секунд. За окном плотной серой пеленой висели подсвеченные уличными фонарями, влажные сумерки. Андрей приподнялся на локте, хлопнул по кнопке звукового сигнала, с надеждой глянул на нижнюю строку. Там злорадно светилось английское «thursday». Значит, день не выходной.

– Андрюша, ты встал? – послышался за дверью женский голос.

– Так еще только без двадцати семь, мама, – откинулся на подушку паренек. – Мне еще два часа до школы спать можно!

– Какие два часа? – Распахнулась дверь. – Ты помнишь, что мне вчера обещал? Что утром всю математику сделаешь. Надо было не «Назад в будущее» до полуночи смотреть, а уроки делать. Тогда бы и выспался. И поменяй наконец звук в будильнике! Дождешься, соседи милицию вызовут. Скажут, перестрелка у соседей.

– Пусть вызывают, – отмахнулся мальчик. – За будильник еще никого не сажали.

– Ты это отцу объяснишь, когда ему выбитую дверь чинить придется. Давай, поднимайся, нечего бока отлеживать! Смотри, нахватаешь двоек – в институт не поступишь, в армию на два года загремишь. Там тебе враз все мозги отобьют, тупым солдафоном по гроб жизни останешься.

– Ну, что ты говоришь, Оля? – вступил в разговор густой мужской бас. – Какие солдафоны? Армия – школа жизни, через нее каждый мужчина пройти должен.

– Армия – это та школа, которую лучше пройти заочно. И не сравнивай свое время и нынешнее. Теперь в армии только калек делают да мозги последние парням высушивают. И зачем она вообще нужна? Мы чего – воевать с кем собираемся? Вот кто хочет, тот пусть и служит. А нормальному мужчине о жизни и карьере думать нужно.

– Все, я пошел.

– Да, сейчас. Давай, Андрюша, вставай, садись за уроки. Отца провожу – приду проверю.

Старшеклассник вздохнул, откинул одеяло и, отчаянно зевая, принялся натягивать джинсы. Сверху надел рубашку со множеством мелких пуговиц. Все равно ведь потом в школу напяливать придется. Сел к столу.

Он не очень понимал, почему его должны забрать в армию, если он не возьмет именно эти несколько интегралов, но спорить с матерью было бесполезно. Опять же срок в два года за неуспеваемость, о котором ему постоянно твердила родительница, был довольно внушительным аргументом. Два года «срочной»… За что? На фиг ему это надо! Набрали бы узбеков каких или таджиков – и пусть служат. Это им все равно – что здесь улицу за двести баксов подметать, что на плацу маршировать. А он себе дело поинтереснее найти сможет. И когда же наконец эту «контрактную армию» введут? Хотя до окончания школы никак не успеют. Всего год остался. Три года с хвостиком до восемнадцати лет. Не успеют.

Интегралы оказались простенькими – пара производных, график от руки, – и через полчаса он уже был свободен. Сон, впрочем, все равно уже пропал, а потому оставшийся час он провел с «одноглазым другом», компьютером, в авиасимуляторе гоняясь на лихом индийском «Миг-21» за «Торнадо» и «Еврофайтерами». Напоследок он опять попытался завалить «Раптора», но «F-22» легко ушел на форсаже, а потом долбанул его ракетой откуда-то слева. Чтобы сбить американца, «двадцать первого» нужно было проапгрейдить до уровня «Бизон», но заработанных на дряхлых «Фантомах» и корявых «европейцах» очков для решительного рывка никак недоставало – лишь на топливо и ракеты.

На вторую атаку времени Андрею уже не хватило. Только переодеться, наскоро проглотить две сосиски и картофельное пюре, запить это кислым апельсиновым соком, в котором, по маминому мнению, содержалось больше всего витаминов, и – рвануть в школу.

Алгебра и начала анализа шли первым уроком. Тут же стало понятно, что вскакивать до света не имело ни малейшего смысла: проверять домашнее задание математичка не стала, тут же приступив к анализу точки перегиба. Андрей слушал вполуха, больше глядя не на доску, а на Вику Аминеву, что сидела впереди в правом ряду, через парту.

Он сам не знал, почему одноклассница стала так его притягивать. Что-то изменилось в ней в этом году. Те же длинные каштановые волосы, те же ямочки па щеках, тонкие губы, те же пронзительные голубые глаза. Но… Но ему хотелось смотреть на нее снова и снова. Смотреть, как она поправляет волосы над ухом с маленькой золотой серьгой, как улыбается, как перебирает пальцами ручку, слушая учителей.

Нередко Вика ловила его взгляд, оборачивалась, но он каждый раз успевал уткнуться носом в тетрадь или учебник, делал вид, что занят чем-то своим.

Глупо, но именно в этот год он как-то ни разу не нашел повода подойти, поговорить с ней. Предложить сходить куда-нибудь, хотя бы в кино. В прошлом году как-то естественно все получалось, нормально общались. А в этом… Две недели учебы, глаза каждый день поедом едят, а ноги к Вике не несут.

«Сегодня подойду, – решил он. – Сегодня обязательно подойду. Нет, не сегодня. Прямо после урока подойду. Все, подойду. Подойду…»

Ноги опять предательски заболели, и сильная тянущая боль внезапно скрутила живот. Настолько сильная, что он согнулся, едва не врезавшись лбом в столешницу парты. К счастью, никто этого не заметил – не то смеху было бы…

«Ничего себе… – удивился Андрей. – Это что, робость так проявляется? Не хило… Все равно подойду! Решил так решил…»

Боль, словно смиряясь пред его волей, отступила, позволила выпрямиться и перевести дыхание. Едва зазвенел звонок, Андрей, отрезая себе пути к отступлению, резко выдохнул:

– Вика, можно тебя на минуту?!

Аминева вздрогнула, вскинула ладонь к левому уху, шевельнула темными и пушистыми, как беличья кисточка, бровями.

– Ну, вот я… А что случилось?

– Ничего… – Про то, что он будет говорить, Андрей подумать не успел. – Скажи… Скажи… Ты где летом была?

– В разных местах, – пожала она плечами. – В Геленджике, на даче, на экскурсии по Золотому кольцу. Ты из-за этого меня звал? Я уж подумала, случилось что. Серьгу потеряла, или еще что-то такое…

– Не потеряла, – мотнул головой он. – Ты не беспокойся, я за ней следить буду. Хорошо?

– А-а, так ты за ней смотришь? – улыбнулась девушка. – Тогда понятно.

Андрею вдруг страшно захотелось ее поцеловать, попробовать своими губами вкус ее алых влажных губ. Настолько сильно – он даже побоялся, что мысли проявятся на лице, а потому повернулся и принялся торопливо собирать рюкзак, скидывая в него учебники и тетради.

– Так это все? – поинтересовалась Аминева.

– Нет, не все. – Задернув молнию, он кинул рюкзак на плечо, повернулся – и взгляд почему-то уперся именно в ее грудь, с силой выпирающую из-под кремовой блузки с вышивкой под воротником. Юбка плотно облегала широкие бедра. Ну, почему ему самолеты компьютерные снятся, а не Вика?! Ведь во сне он мог бы позволить себе с ней все, что угодно…

– Зверев, ты меня слышишь?

– Ну да, конечно.

– Чего ты еще хотел сказать?

– Я? – удивился Андрей. – Ах, да. Давай я твой портфель до химии отнесу, тяжелый ведь, наверное?

– Нет, не тяжелый. Я половину учебников не ношу. Зачем, если они только дома, когда уроки делаешь, нужны? То есть, – спохватилась девушка, – спасибо. Отнеси, если не трудно. Конечно. А почему ты про лето спросил?

– Любопытный я, Вика. А что, не так что-то?

– Да нормальное лето получилось! Самые дожди на даче пересидела, и никто на грядки не выгонял. А потом в Геленджик поехали… – Вслед за остальным классом они вышли из кабинета. – Ты знаешь, Андрей, я шашлыка, наверное, на всю жизнь наелась. Там на каждом перекрестке мангалы стоят. Пиво, вино и шашлыки. Мы с отцом эти шашлыки и на завтрак, и на обед, и на ужин ели. Целый месяц – одни шашлыки. Мамочки мои, если меня кто-нибудь теперь на шашлыки за город позовет, я тому всю рожу исцарапаю!

– Не буду, – пообещал Зверев. – А мы на Волге были. Отца туда в командировку посылали, он меня с собой взял. Мы там каждый день на рыбалку ходили, и на выходные ездили. Какие там щуки! А окуней я один раз за час ведро наловил. И леща вытащил, размером… ну, с твой портфель.

– Врешь ты все, Зверев, – мотнула она головой. – Не бывает таких больших лещей!

– Спорим, бывают! – обиделся Андрей.

– И на что спорить?

– Ну… Давай на поцелуй, – окончательно обнаглел он.

Но Вика на подобное предложение не обиделась, только глянула искоса и поинтересовалась:

– Это как?

– Ну, как обычно, – пожал плечами Андрей. – Если я выигрываю, тогда я тебя целую. А если проигрываю… Ну, тогда, значит, все по-твоему, тогда ты меня целуешь.

– А чем доказать сможешь?

– Отца можно спросить.

– Подожди… – остановилась Амршева. – Ты меня, я тебя… Ну, ты жулик, Зверев!

– Так мы поспорили?

– А ты все равно не докажешь, жулик! – Она решительно двинулась вперед. – Мало ли кто чего говорит? Жулик!

Однако своего портфеля она не потребовала, да и убежала вперед, дернув плечиком, всего на пару шагов. Плечи, талия, бедра, ножки в колготках, туфли на низком каблуке… Андрей отвел глаза, глянул на встречную девчонку из параллельного класса. Тоже плечи, тоже грудь и губы. Но воображение почему-то рисовало приоткрытые губы именно Вики Аминевой – и все!

Первая перемена короткая – звонок зазвенел почти сразу, как класс успел собраться перед кабинетом химии. Раиса Михайловна открыла дверь, и он, мимоходом поставив портфель однокласснице на стул, снова занял свое место слева и сзади от Вики. На уроке она больше не оборачивалась на его взгляд, но волосы за ухом поправляла вдвое чаще прежнего.

Во время второй перемены он донес портфель Вики до кабинета географии, потом Вика разговорилась с Ирой Ершовой, и они куда-то пошли. Андрею тоже нужно было отлучиться – но до туалета он не добрался. Посреди коридора его вдруг перехватили Баршак, Страхов и Ганус, прижали к стене.

– Ты чего это портфельчики чужие таскаешь?

Самым крупным из троицы был Баршак – почти на голову выше всех и вдвое шире в плечах. Но заводилой в компании всегда являлся хитрый остроносый Ганус, фантазия которого была неистощима на всякие пакости и просто развлечения. То он придумывал плоты из камер сделать, чтобы на озерце за высоковольтной линией кататься, то указку историку селитрой пропитать, то ссору во время уборки спортзала затеять и «случайно» девчонок водой окатить, чтобы сиськи через мокрые футболки рассмотреть. Именно он и зашептал зло Андрею прямо в лицо:

– Нравится чужие шмотки таскать? Так ты наши носи, понял?

– Чего «ваши»?

– Рюкзаки наши носи, понял?

– А почему это?

– Потому что иначе мы тебе каждую перемену морду будем чистить, понял? – Ганус схватил его за горло, прижал к стене: – Не слышу ты понял?

– Я… – Андрей попытался оттолкнуть одноклассника от себя, но не со всей силы. Он отлично понимал, что дай он хоть один повод – Баршак и Страхов тут же начнут драку Или, скорее, избиение: куда он один против троих? Да еще когда каждый из врагов заметно сильнее? Тут особо не повыступаешь.

– Ты, ты, – кивнул Ганус. – Чтобы после этого урока взял наши рюкзаки и отнес на историю. Понял, зубрила? Не то мы твой фейс так начистим, что оттебя даже компьютер шарахаться будет, понял? И попробуй только смыться, мы тебе мозги быстро вправим, умник. Чего молчишь? Слышал, чего тебе сказано? Ну?! – Ганус тряхнул рукой, крепче сжав его горло.

– Слышал…

– Чего слышал? – потребовал 01вета Страхов.

– Портфели носить… – вынужденно повторил Андрей Зверев, мысленно уже поклявшись, что не сделает зтого никогда в жизни. Но пока приходилось говорить то, что заставляют.

– Вот и молодец. – Хватка на горле ослабла. – И не вздумай таскаться за Аминевой, она моя.

– А может, она не хочет? – На этот раз Зверев попытался повысить голос и двумя руками отпихнул от себя одноклассника. Тут же голова дернулась назад от сильного удара в правую скулу.

– Тебя не спросили, – хмыкнул Страхов и ударил еще раз, но уже не так сильно.

Андрей рванулся на него – и вдруг его скрутило резкой болью под ребрами справа. Зверев застонал, сполз по стенке на пол.

– Уже и заплакал, сосунок, – подвел итог Ганус. – Смотри, рядом с Аминевой еще раз увижу – вообще урою. Ладно, пошли, пусть утрется.

Боль не отпускала, однако постепенно притуплялась, сменяясь подташниванием. Когда зазвенел звонок, он даже смог подняться и дойти до класса, сесть на свое место. Географичка с ходу понесла что-то про население южной Африки, но Зверев ее не слушал, пытаясь сдержать непрерывные рвотные позывы. А когда стало невмоготу – сорвался с места, кинулся из класса к питьевому фонтанчику в рекреации, склонился над ним и… Тошнота тут же отпустила.

– Эй, Зверев, что за фокусы? – окликнула его от дверей класса курносая географичка со втянутой в плечи, словно вбитой сильным ударом, головой.

– Кажется, съел чего-то не то, Марья Ивановна, простите. – Он отпил немного воды, медленно выпрямился. Боль не отпускала, но оставалась на терпимом уровне. Тошнота прошла совсем. – Я сейчас…

– Ты, Зверев, коли болен – иди в медпункт, коли прикидываешься – тогда к директору А на уроке не фокусничай.

– Я сейчас… – Он медленными шагами вошел в класс, сел за парту.

– А зубрилка наш со страху совсем сбрендил, – громко сказали сзади.

Андрей резко повернулся на голос – и в глазах потемнело от боли. Кажется, он даже застонал.

– Зверев, Зверев… – Географичка подошла ближе, наклонилась. Положила руку ему на лоб. – Э-э, Зверев, да у тебя температура! Ну-ка, давай бегом в медкабинет! Нечего нам тут рассадник гриппа устраивать.

Отвечать у Андрея сил не было. Стараясь не делать резких движений, он поднялся, вышел из класса и отправился на первый этаж.

К счастью, медичка оказалась на месте. Похожая на школьницу блондинка в белом халате, с маленьким носиком и огромными, вечно удивленными глазами над розовыми, как у новорожденного поросенка, щеками сидела за укрытым толстым стеклом письменным столом и, сделав губки бантиком, напряженно читала малоформатную книжонку в мягкой потрепанной обложке. Наверное, какой-то женский любовный роман.

– Чего тебе? – не отрываясь от книги, спросила она. Видать, у больших глаз обзор хороший.

– Под ребрами болит.

– Сверху, снизу? – Она перелнстнула страницу.

– Здесь, – показал Андрей.

– Снимай пиджак, рубашку, садись на топчан. Кашель есть?

– Нет… – Он начал раздеваться.

Медичка, кивая головой, сочувственно вздохнула, сунула меж страницами иглу от одноразового шприца и захлопнула книжку. Поднялась, вставила в уши черные наконечники стетоскопа:

– Давай, дыши… – Она быстрыми движениями попереставляла чашку своего инструмента в разные места грудной клетки, потом повесила стетоскоп на шею. – Рот открой. К окну повернись… Нет, все в порядке. Хрипов у тебя никаких, горло не красное. Так что одевайся и топай на уроки. Здоров.