Спустя несколько минут ведун миновал злосчастную речную излучину, за которой его крест начал пульсировать жаром, и натянул поводья…

На звенящем речном льду сбились в кучу шесть саней, на которых стояли с топорами наготове возчики, но пока их отваги не требовалось – не менее полусотни ратников, в основном верховых, защищали груз от кровожадного врага. Куда больше ведуна поразили нападающие: коричневые двухметровые верзилы, облепленные глиной от пяток до макушки, с большущими дубинками в руках. Впрочем, многие вообще обходились увесистыми кулаками. Этих монстров набиралось около ста, а между ними юркали двуногие ящеры. Тоже выше человека ростом, зеленые, с беловатыми брюшками и кургузыми младенческими ручками, они напоминали знаменитых тиранозавров, но выглядели куда более поджарыми, худощавыми, с короткими клыками и внушительными – с футбольный мяч – костяными шариками на кончиках длинных хвостов.

– Ква… – выдохнул Олег, увидев, как ратник проткнул одного из монстров рогатиной насквозь, даже острие из спины вылезло. Однако верзила не дрогнул и в свою очередь занес над головой дубинку. Ратник метнулся вбок, уворачиваясь от удара, но находившийся неподалеку ящер взмахнул хвостом, и костяной шарик врезался воину в грудь, отшвырнув на несколько шагов в сторону. Монстр двинулся дальше и, не обращая внимания на рубящие голову удары меча, опрокинул следующего человека вместе с лошадью.

На мгновение позади них показался старик с узкой и длинной седой бородой, в балахоне из грубой ткани, опустил на верзилу посох. Гигант с торчащим из груди ратовищем неожиданно легко рассыпался на куски – ящер отпрыгнул сразу на пять метров, вскинул голову и издал тот самый вой, что Середин слышал из-за поворота. Ближайшие монстры, оттеснявшие всадников от обоза к прибрежным камышам, повернулись и двинулись на старика. Опрокинутый воин вскочил на ноги, ткнул одного из верзил мечом, но его, словно надоедливую муху, смахнули в сторону ударом кулака.

– Вечно мне на всякую мерзость везет… – Низ живота свело холодом от предсмертного ужаса. Середин расстегнул у горла налатник, одним движением скинул его с плеч назад, сдернул меховые рукавицы, бросил сверху. Оцепил от седла повод заводного коня, взял в левую руку щит, правой нащупал петлю кистеня. Сдавил пятками бока верной гнедой: – Пошла!

Лошадка прыгнула вперед, начала разгоняться во весь опор.

– Выйду из дома… Не окном-дверьми, закладным бревном, – торопливо зашептал заговор ведун. – В чисто поле пойду, под солнцем ясным стану. Дай мне, Хорс великий, твой жар в кровь мою, дай мне, Даждьбог, силу твою в плоть. Дай, Перун, свои молнии в мои руки, дай мне, Похвист, быстроту в дело ратное. Не для злого умысла, для правого дела…

Середин кинул последний взгляд вдоль обоза: монстры, за спинами которых нетерпеливо подпрыгивали тощие ящеры, прижали ратников к самым телегам, успев опрокинуть и частью затоптать боевых коней. На снегу скрючились и несколько людей. Крови, правда, не было. Порождения магии не рубили, они корежили своих жертв, ломая ребра и выкручивая конечности.

– Ур-ра!!! – До ближнего глиняного монстра осталось всего немного. Ведун качнулся вправо и опустил кистень ему на спину чуть ниже шеи. От удара священного металла весь торс разлетелся в куски. Одновременно гнедая грудью сбила с ног еще одно страшилище, после чего прошла поверх него, оттоптав подкованными копытами голову и левую руку. Старец, получив краткую передышку, что-то прошептал, быстро ткнул посохом еще в двух чудищ, отчего те взорвались, как пластиковые бутылки с перебродившим вином, затем уставил в Олега палец:

– Берегись!

Середин, не дожидаясь пояснений, резко пригнулся, сместившись влево и прижавшись к горячему лошадиному боку. Над седлом зловеще прошелестел зеленый хвост с костяной болванкой. Но порадоваться избавлению от удара Олег не смог, поскольку ощутил, как кожа седла скользит по ноге, а лука – под правой ладонью.

"Мне никогда не научиться держаться верхом! " – безнадежно подумал он и шлепнулся в снег. Гнедая, оставшись без седока, испуганно всхрапнула и помчалась прочь, то и дело подпрыгивая и взбрыкивая задними ногами

Ящер с готовностью прыгнул на жертву, готовый добить ее, растерзать, разорвать в клочья. К счастью, Олег успел прикрыться щитом, и острые когти сильных задних ног зеленой бестии лишь скребнули по дереву. К лицу метнулась клыкастая морда – но ведун отмахнулся кистенем, заставив врага шарахнуться назад. Ящер вскинул голову к небу, грозно завыв – и тут же у него из шеи выросла стрела. Из широкой раны тягуче заструилась черная, пахнущая керосином, жижа. Еще одна стрела впилась твари в бок. Та покачнулась, переступила, освобождая щит. Середин, избавившись от тяжести, моментально вскочил и со всего замаха опустил свой шипастый серебряный кистень на продолговатую голову. Послышался деревянный хруст – чудище повалилось набок и задрыгало ногами в предсмертных судорогах, одновременно колотя об лед костяным набалдашником хвоста.

Краем глаза ведун заметил сбоку глиняного монстра, обратным движением грузика ударил его в ногу, и та раскололась, словно хрупкая керамическая игрушка. Верзила потерял равновесие и рухнул прямо на ящера.

– Пять балов, – перевел дух Олег и осмотрелся.

С этой стороны они нападающих осадили. Старик отступил на ближние сани, по-прежнему удерживая посох двумя руками. Мужик-возничий, наоборот, спрыгнул и принялся азартно кромсать топором еще шевелящуюся глиняную тушу, отрубая ей ноги. Чуть дальше сразу пятеро монстров лезли на двух прижавшихся спиной к возку с сеном ратников. Те пока держались, прикрываясь от тяжелых ударов дубинки и кулаков щитами, и пытались подсечь понизу великанам ноги. Им помогали лошади – одна в ужасе билась в постромках, не давая порождениям магии обойти телегу спереди, а вторая, под седлом, брыкалась за возком, уже снеся одного из големов сдвоенным ударом копыт. В конце обоза три десятка спешившихся воинов сомкнулись в строй, кое-как удерживая напор чудовищ. Олег увидел, как опустившаяся дубина расколола один из щитов. Ратник рухнул – строй дрогнул, немного попятился, выровнялся снова.

На задних санях, в тылу своих товарищей, приплясывали на санях двое лучников. Стрелять им было не в кого: ящеры прятались за спинами глиняных верзил, а в самих големах уже торчало по нескольку стрел, и особого неудобства монстры от этого не испытывали.

– Электрическая сила! – выкрикнул свой боевой клич Середин и кинулся помогать двум ближним ратникам.

Его заметили ящеры, дружно взвыли, устремились навстречу. Все четверо. Ведун повернул вправо, к берегу, подальше от места схватки. Три хвостатые бестии ринулись за ним – и вышли из-под прикрытия глиняных монстров. Лучники своего шанса не упустили – всего за несколько секунд всадили в каждого зеленого врага по три-четыре стрелы. Ящеры заскулили, закрутились. Середин обежал их стороной, опять кинулся на помощь ратнику, бившемуся рядом с возком сена – второй лежал на снегу с неестественно вывернутой ногой. К счастью, туда же торопился и старец. Два удара посохом – двое монстров разлетелись в куски. Третьего разломал ударом кистеня Олег, а последнему тяжелый меч ратника все-таки отрубил ногу. Голем упал – ратник и мужик с первых саней принялись лишать его конечностей.

Ящеры, что так опрометчиво погнались за ведуном к берегу, лежали недвижимо, утыканные стрелами, как подушечки для булавок, а вот строй в конце обоза все-таки распался, и было видно, как монстры злобно ломают сани и топчут кого-то из упавших. Уцелевшие ратники утопали в рыхлом снегу, наметенном ветром под высокий берег, и из последних сил отмахивались от могучих врагов. Воины успели усвоить, что поражать глиняные махины в грудь или живот бесполезно, и пытались отсекать им руки. Получалось с переменным успехом. Если плечо или локоть перерубались одним ударом – монстр останавливался и тупо таращился на рану, не зная, что делать дальше. Если же клинок увязал в глине – воин оставался безоружным и на него обрушивался смертоносный кулак великана.

– За мной! – крикнул старцу и ратнику Середин и побежал людям на помощь.

Ему навстречу прыгнул ящер, повернулся боком, взмахнул хвостом. От страшного удара костяной булавой в щит левая рука мгновенно онемела, но дерево выдержало, да и сам ведун устоял, хотя его откинуло на несколько шагов. Чудовище отдернуло хвост, взмахнуло им снова. Олег устремился вперед, уходя из-под удара, вскинул щит навстречу несущейся к нему пасти и врезал поверх окантовки кистенем. Послышался влажный «чмок», рывка тросика не последовало. Олег отдернул кистень, метнул его снова, отводя щит в сторону. Голова ящера оставалась рядом. Зеленокожий был жив, но точный удар в черепушку, видимо, его оглушил, и двуногая тварь, покачиваясь, не делала попыток увернуться. Ведун ударил его еще раз, еще – и порождение магии рухнуло набок.

В тот же миг глиняные монстры отступили от загнанных в сугробы воинов, повернулись вдоль обоза и неторопливо зашагали в сторону старика. Их насчитывалось еще десятка два, не меньше. Старец остановился, вскинув посох, а воспрянувшие духом ратники ринулись в атаку. Монстры, потеряв несколько товарищей, принялись махать огромными кулаками, сбивая неосторожных бойцов. Но тут на спины големов обрушился посох, превратив в прах сразу четверых. Середин тоже кинулся в схватку – серебряный кистень разбил ногу стоявшему боком великану, расколошматил тело другому, снес ногу третьему и… глиняных монстров больше не осталось.

Тяжело дыша, ведун попятился, бросая взгляды то вправо, то влево. Сердце все еще стучало гулко и часто, разгоняя по жилам кровь, руки дрожали от предвкушения смертельного боя, голова была светлой, словно только что помытое окно, сознание работало ясно и четко, как отлаженные часы. Тело оставалось готово к схватке – но сражаться было не с кем. Изуродованные тела некоторых големов еще ворочались в снегу, истыканные стрелами тела ящеров подергивали лапами, перепуганные насмерть лошади продолжали биться в постромках – однако битва уже завершилась.

Олег вернул кистень в карман, оставив болтаться снаружи только петлю тросика, перекинул щит за спину, глубоко вдохнул сладкий морозный воздух, любуясь ослепительно-голубым небом, ажурными росчерками черных березовых ветвей на его фоне, бриллиантовыми блестками инея… Воистину – чтобы почувствовать вкус жизни, нужно заглянуть в глаза смерти. От прикосновения черного плаща Мары и краски становятся ярче, и вода слаще, и хлеб вкуснее. Сидя дома у телевизора, с банкой пива в одной руке и бутербродом с ветчиной в другой, – этого не понять, не ощутить.

– Откуда путь держишь, добрый человек?

Середин вздрогнул, повернул голову к старцу. Встретив внимательный взгляд голубых глаз, вежливо поклонился.

– Зовут меня Олегом, еду из Новгорода, через Ярославль. Мир хочу посмотреть, себя показать. А там и видно будет.

– Благодарствуем тебе за помощь, Олег из Новгорода, – склонил голову старец. – Вестимо, сам Сварог вел твою руку супротив слуг Чернобоговых.

– Да, я молился ему о помощи, – признал ведун, разглядывая незнакомца.

Тот был худощав, словно постился не менее года. Щеки впалые, подбородок туго обтянут бледной старческой кожей, брови густые, но совершенно бесцветные, нос длинный и острый, с небольшой горбинкой. Выглядел человек изможденным – но вот дышал ровно, словно и не махал только что тяжелым посохом добрых полчаса. Никакой одышки – не то что у тренированного и привыкшего к стычкам Середина. Свободный балахон, где могло бы поместиться как минимум пятеро людей такого же телосложения, не говорил абсолютно ни о чем. Серая дерюга, из которой он был скроен, с одинаковым успехом могла свидетельствовать и о нищете владельца, и о ею высоком духовном сане – когда плоть уже не так важна для духа, а каждый встречный должен знать путника в лицо, вне зависимости от одеяния.

– Ты знатно бился, добрый человек, – покивал старик. – Однако же откуда столь чудное оружие взялось в твоих руках? Слуги Чернобога разлетались от него, ако от перуновых молний.

– Бил сильно, вот и разлетались, – пожал плечами Середин. – Кое у кого посох вообще не хуже гранатомета работал.

– Так заговоренный посох-то, – легко признал старец. – Никак и твое оружие заклятиями усилено?

Что такое «гранатомет», он почему-то не поинтересовался.

– Ничего особенного, – отмахнулся Олег. – Кистень серебряный. А нечистая сила этого металла зело не любит.

– Не любит, – согласился старик, и его губы расплылись в улыбке. – Да токмо я, мил человек, первый раз слышу, чтобы добрый молодец заместо крепкого стального серебряное оружие носил. Поди, с тварями болотными да ночными куда чаще встречаешься, нежели с половцами али хазарами проклятыми?

– Встречаюсь, – кивнул Середин.

– Олег.. – задумчиво повторил старец. – Слыхивали, слыхивали мы о таковом. Бродит якобы такой по свету. Где серебра отсыплют, там оборотней да ночниц истребляет. Где злата нет, за баню и ночлег то же самое делает. А коли жилья человечьего нет в зачарованном месте – так и без платы рубится. Помнится, ведуном тебя кличут. Потому как от звания колдовского и волховского отказываешься. Вот, значит, кого Белобог всевидящий нам в помощники и защитники послал…

– Никто меня не посылал, – оглянулся Олег на своих топчущихся у излучины лошадей. – Повезло вам просто. Слух до меня дошел, что у предгорий уральских Баба-Яга есть. Любопытно стало посмотреть – вот я в эту сторону и поехал. Извини, отец, пойду я. Сбегаю, лошадям ноги спутаю, добро свое со снега соберу. Потом вернусь, помогу с ранеными.

Когда Середин начал накладывать шины на переломанные руки и ноги ратников, нашептывая лечебные заговоры, туго перематывать ремнями тела с переломанными ребрами, укладывать увечных людей к огню, на принесенный из леса лапник, он понял, что его поездка к Бабе-Яге накрылась медным тазом. Без него огромному количеству раненых не обойтись – кто-то должен сопроводить их до ближайшего крупного селения.

Из полусотни воинов больше двух десятков оказались убиты – затоптаны, переломаны, как куклы в руках несмышленого ребенка, забиты ударами тяжелых костяных шаров. Из тридцати оставшихся в живых без переломов из схватки вышли только семеро – считая самого Олега. Пятеро теперь рубили в лесу лапник, таскали дрова, раскладывая на прибрежной поляне сразу четыре костра. Старец, не расставаясь с посохом, так же как и ведун, прикладывал к переломам палки, фиксируя повреждения с помощью ремней или длинных полотняных лент, с неожиданной легкостью относил одетых в тяжелую броню ратников к огню.

Медицинские хлопоты заняли весь день – к тому времени, когда Олег, зажав меж двух толстых сосновых веток сломанное плечо лежащего без сознания бородача, выволок бедолагу из-под конских туш и оттащил его к пылающим кострам, на лес спустились сумерки.

– Все, что ли? – устало опустился Середин рядом со стариком, задумчиво взиравшим на пляску огненных языков.

– Настало время уступить свое место Маре, ведун, – степенно кивнул тот. – Теперь уже она выберет тех, кому предстоит уйти в мир далеких предков.

– Луба бы надо надрать. – Олег пошевелился, поудобнее устраиваясь на лапнике, и протянул руки к огню. – На палках кости нормально не срастутся.

В мире, куда неудачно произнесенное заклинание зашвырнуло бывшего кузнеца из автобусного парка, лубки заменяли медицинский гипс. Содранная с вяза или липы кора, разрезанная в виде лодочки, накладывалась на сломанную конечность и туго заматывалась, плотно прилегая к руке или ноге, надежно фиксируя перелом. Палка такой надежности обеспечить не могла – как ни привязывай, а все одно кости смещаются. Вместо сращения ложный сустав образоваться может.

Старик поднял посох, поставил его между ног, прижался лбом к отполированному дереву:

– Прости, Триглава, недостойного слугу твоего. Слаб я, силы моей на деяния достойные не хватает. Пришли хранительниц твоих, берегинь лесных и речных, снизойди до нас своею милостью.

Подошел возчик с первых саней. Распарившись от тяжелой работы и жара костров, тулуп и рукавицы он скинул, оставшись в холщовой рубахе и пухлых шароварах. За толстой веревкой, заменявшей ремень, торчал топор, сквозь черную кудрявую бородку просвечивали румяные щеки. Настороженно покосившись на Олега, он поклонился старцу, поставил перед ним в снег медный котелок, в котором из темного густого варева выглядывали золотистые бока двух крупных луковиц.

– Благодарствую, Православ, – кивнул старик. – О госте нашем не беспокойся, он со мной похлебает. Раненым отвар погуще навари, им сие зело полезно.

Мужик опять поклонился, отступил, а старик, легко взяв раскаленный котел за край, переставил его ближе к Олегу, чтобы еда оказалась на равном расстоянии от обоих.

– Угощайся, ведун. День у нас долгий выдался, силы потребны изрядные. Сей отвар для меня с весенних двугодков тройным варом творят, через день на третий. Не побрезгуй трапезой старого волхва.

Середин дважды себя упрашивать не заставил, вытянул из чехла на поясе главную драгоценность каждого русича – большую серебряную ложку, – запустил ее в котелок.

Тройную уху на своем веку Олегу доводилось пробовать не раз – но то, чем угощали его ныне, больше походило не на суп, а на густой, еще не застывший, холодец. Можно было подумать, воды к рыбе при варке не добавляли вообще, а просто прогревали крупные куски белорыбицы до тех пор, пока они не расслоились, превратившись в месиво из мясных прядок и костного желатина. Разумеется, по здешнему обычаю, кашевары не пожалели и перца с солью, и лук добавили для аромата, и мелко порубленную репу с морковкой. Получилось, надо сказать, вкусно и сытно. Уже после трех ложек ведун почувствовал, как по телу растекается сладкая горячая истома, после пяти – желудок приятно потяжелел, глаза начали слипаться.

– Ешь, ешь, не останавливайся, – подбодрил его старец. – Опустошить надобно, дабы воды для увечных накипятить. Кабы не замерзли на морозе-то.

Середин выловил луковицу, прожевал, зачерпнул себе еще две полные ложки, после чего в бессилии отвалился на лапник:

– Все, спасибо. Больше не могу.

– А и ладно. – Старец взял котел в руки, допил остатки супа через край. – Коли так, то подымайся. В дорогу нам пора, и без того засиделись. Распутывай своих скакунов.

– Куда? Зачем? – сонно отозвался Середин, закрывая глаза. – Ночь на дворе. Нам ныне только седло под голову да налатник на ноги, ничего больше и не нужно.