Часть первая. Повелитель проклятий

Глава первая

Садоводство «Вишневик» в семи километрах от Корзова показалось Варнаку самым удобным из всех возможных для «лежки» мест. И город недалеко – даже пешком в любой момент за пару часов дойти можно, – и лес вокруг влажный и густой, почти непролазный. Видать, каждую весну затапливается, на половину лета превращается в болото, а потому к осени в нем ни грибов, ни ягод искать смысла нет. Да и дрова все трухлявые, больше намучишься собирать, нежели тепла получишь. Яркое наследие заботливой советской власти, обожавшей давать труженикам дачные участки в самых что ни на есть невыносимых неудобьях – на болотах, каменных суглинках и солончаках. И, разумеется, извечным трудолюбием русским мертвые пустоши неизменно превращались в цветущие сады и обильные огороды. А болота или солончаки окрест оазисов как были мертвыми, так и оставались.

Однако негодные для грибов и ягод болотины давали безопасный приют множеству уток, прочих мелких птиц и всякого водяного зверья, часть которого оставалась в гнездовьях и норах и после пересыхания топи. А значит, Вывею тут было где порезвиться и безопасно отдохнуть. После московского асфальта и газонов с кустами наперечет – настоящий земной рай!

Варнак искренне радовался здешней благодати вместе со звериной своей сущностью, но для себя предпочел бы укрытие более человеческое. Хотя бы комнатку с одной кроватью и душевой во дворе. Однако объявлений о сдаче внаем на столбах и стендах, увы, не наблюдалось. Вестимо, владельцы маленьких хаток предпочитали отдыхать в них сами, а обладатели больших особняков не нуждались в мелкой копеечке, которую можно снять с забредшего в такую глухомань квартиранта.

Еремей бродил по длинным, поросшим ивами, садоводческим линиям, с надеждой вчитываясь в бумажки на заборах и калитках и колеблясь между желанием нагло забраться в какой-нибудь из заброшенных домов с выбитыми стеклами, и мыслью выкатить спрятанный в кустарнике у ручья мотоцикл и поехать поискать удачи в другом поселке. Он уже почти решился переехать к соседнему селению, когда вдруг услышал тихую жалобную просьбу:

– Пропустите, пожалуйста, мальчики… Не мешайте.

Бывший спецназовец вздохнул, вспоминая слова полковника Широкова о том, как охотно находят Еремея Варнака неприятные приключения даже в самых тихих безопасных местах, и повернул на звук, шагая прямо через участки, благо высоких заборов в садоводстве, соблюдая доисторические советские правила, никто не ставил.

«Приключение» оказалось совершенно безобидным. Утонув в облаке пивных паров, трое парней призывного возраста окружили бледную очкастую девицу повышенной упитанности, стриженную «под мальчика» и одетую в длинное серое платье, да вдобавок еще и с холщовой сумкой. По возрасту – старшекурсница, по виду – монашка-монашкой из категории «собирательниц на восстановление». Возможно, таковой она и была, ибо один из мальчишек, дергая ее за рукав, звал на танцы вместо молитвы, а другой предлагал спеть им мантру прямо сейчас. Третий был занят – посасывал пиво из полупустой бутылки.

– Пропустите, мальчики. Вы ведь люди. Люди должны быть добрыми друг к другу!

Парни дружно расхохотались, и Варнак не утерпел:

– Веселитесь, ребята? – спросил он, втискиваясь в середину. – Можно, я тоже с вами?

Он решительно забрал бутылку и вылил остатки пива на голову его владельца. Засмеялся в меру своего артистического мастерства. Получилось, наверное, не очень, поскольку парни отчего-то загрустили:

– Мужик, ты чего, охренел? Тебе звездюлей навешать?

– А чего, разве не смешно получилось? – удивился Еремей, отступая чуть назад и влево, чтобы все трое были у него на виду. – Ну, тогда прощения просим. Будем веселиться по старинке. Кто кому чего и больше навешает. Чего застыли? Начинайте!

– Да они безобидные совсем, брат мой, – неожиданно вступилась толстушка. – Они ничего плохого не думали.

– Так и я ничего плохого не сделал, – развел руками Еремей. – Видишь, даже пальцем никого не тронул.

– Ты козел! – храбро выкрикнул обтекающий пивом юнец.

– Давай я тебя провожу, добрейшая сестра без плохих мыслей, – предложил Варнак. – Здесь продолжения сеанса божьих дел явно не ожидается.

– Дебил поганый! – нашелся второй из парней. – Навалять бы тебе, да мараться неохота.

Варнак был с ним полностью согласен. В своей жизни он переломал столько костей и выпустил столько человеческой крови, что стремления самоутверждаться над косенькими мальчишками не испытывал. Он просто взял девушку под руку и повел дальше по линии. Облако пивной кислятины осталось за спиной – приключение закончилось, практически не начавшись.

– Святоша! – крикнул напоследок еще кто-то, и вся троица торжествующе засмеялась.

– Не сердись на них, брат мой, – крепче взяла его за локоть девушка. – Их души мечутся в смущении, желая чистоты, но они не решаются войти в наш ашрам, ибо привыкли проводить дни в дурмане и безделии. Они хорошие, просто еще не нашли правильного пути для своей жизни.

Здесь, в стороне от подростков, наконец ощутился ее образ: запах тмина с лавандой на фоне сенной душистой пряности. Ростом она едва доставала Варнаку до плеча, а когда ветерок прижимал ее хламиду к телу, то девушка казалась не такой уж толстой, нежели когда тряпье просто свисало с плеч.

– Что за ашрам? – заинтересовался Еремей. – Откуда он тут мог взяться.

– Брату Нирдышу дед в наследство дачу оставил, вот мы сюда и переехали. В городе за аренду нужно платить, а здесь мы живем бесплатно.

– Нирдыш? Откуда такое имя?

– Он прошел посвящение, стал просветленным. А меня зовут Маалоктоша, – скромно потупилась она. – Можно просто Тоша.

– А меня зовут Еремей. Можно просто Рома. Значит, ты тоже просветленная?

– Да. Мы посылаем фотографии в главный ашрам в Индии, и там просветленные брахманы, обладающие высшей мудростью, определяют по ним, кто из послушников достиг нужной степени просветления, чтобы обрести новое, святое имя, и пишут это в ответном письме. Мое имя именно это и означает: Светлая.

– Что же то за религия такая, Светлая?

– Буддизм. Мы следуем путем Будды, но только истинным путем.

– А есть еще и ложный? – стало любопытно Варнаку.

– Да, и он наиболее известен среди человечества.

– Я так полагаю, ты как раз на обычный буддизм намекаешь, с его храмами и «колесницами»?

– Будда учил, что богов нет, есть люди, достигшие совершенства, – нараспев ответила просветленная. – Поэтому богам бессмысленно молиться. Нужно следовать их пути, и тогда сам сравнишься с ними в своих возможностях. Ты обретаешь покой, сливаешься с миром в единое целое. Ты становишься счастливым, подобно деревьям и травам, подобно птицам и зверям, не отягощенным никакими заботами. Это так прекрасно – впитывать чистый солнечный свет, ощущать себя частью восхода или теплого летнего дождя.

– Главное не простудиться после подобного ощущения, – прагматично заметил Варнак.

– Ты просто никогда не испытывал такого наслаждения, Рома, – ответила девушка, останавливаясь возле участка с обшитым вагонкой, просторным, но ветхим домом, покрашенным в зеленый цвет и крытым железом, тоже густо замазанным краской. Видимо, кровля была не оцинкованной, и прежний хозяин старательно заботился о ее целостности, прокрашивая каждый год или два. Смену владельца наглядно доказывали земляные полоски вдоль металлических гребней. Раз накопились – значит, последние три-четыре года крышу не мыли. И уж само собой – не прокрашивали. Вдоль самого фундамента рос густой бурьян, такой же тянулся у стен дальнего жердяного сарайчика. Ну, а наличие новых обитателей определялось по хорошо утоптанной площадке размером чуть не во весь участок, и нескольким грядкам по углам, на которых росли вперемешку лук, укроп и какие-то розоватые цветочки.

– Ты даже не представляешь, Светлая, что я успел в своей жизни испытать, – усмехнулся Варнак.

– Если мы хотим достичь гармонии, то должны быть частью друг друга, а не шарахаться в страхе поодиночке.

Тоша взяла его за руку и повела за собой по гаревой дорожке к крыльцу, потом наверх по ступеням, толкнула входную дверь и вошла в пахнущий воском, укропом и брусникой дом. Из-за ее спины Еремей не увидел, кто именно издал восторженный крик:

– Тоша вернулась!!!

Почти сразу послышался громкий топот, со всех сторон к Светлой кинулись молодые люди и девушки, обнимая ее, прижимая к себе, целуя в щеки, словно увидели родную сестру после долгой разлуки. Волна радости схлынула только через несколько минут, и тут Маалоктоша внезапно подтянула Варнака ближе к себе и вытолкнула чуть вперед, лаконично сообщив:

– Это Рома. Он хороший.

– Рома, как здорово, что ты к нам пришел! – тут же обняла его плоская как доска девица с длинными черными косами.

– Рома, рада тебя видеть! – чмокнула его в щеку конопатая девчонка лет пятнадцати.

– Хорошо, что ты с нами, Рома, – сжал его в объятиях крепкий паренек спортивного вида, и почти сразу за ним так же стиснул и прижал к себе хипповатый жидкобородый переросток лет тридцати с большими голубыми глазами.

Потом опять обнимали и целовали девушки, уступив наконец место совсем уже взрослой женщине в джинсах и вытертой водолазке. Взгляд у нее был усталый, как у приведенного на бойню престарелого быка, кожа лица серая, а пахла она лекарствами, причем пахла настолько сильно, что выпирающий из пор больничный дух перебивал все остальные ароматы – и одежды, и тела, и дыхания.

– Я рада, что ты пришел к нам, Роман. – Она тоже обняла гостя, но без старания. – Заходи, ищи себе уютное место. Мы как раз собирались пить чай, а потом будет медитация. Ты знаешь, что такое «кундалини»?

– Нет. А еще мое полное имя Еремей, а не Роман.

– А мое – Галина Константиновна, – кивнула она.

– Вы не прошли посвящения? – удивился Варнак. – А мне вы показались здесь старшей.

– Ты не ошибся. Но быть старшей и быть просветленной это совсем не одно и то же. Давай я объясню тебе, как проходит медитация. Она делится на четыре части. Ты ощутишь переходы, когда услышишь музыку. Первая часть – это расслабление. Ты должен отключить разум и делать под музыку те движения, который захочется твоему телу. Так ты достигнешь гармонии с ним и полного расслабления. Вторая часть – это стряхивание с себя негативной энергии, накопившейся за день. Каждый из членов ашрама должен стоять и трястись, чтобы энергия слетела и впиталась в пол, ушла в землю. Дальше идет отдых, когда ты просто лежишь и позволяешь влиться в себя свежей, чистой энергии взамен ушедшей. И, наконец, завершающая часть – это период релаксации, отдых после медитации. После этого мы сможем снова собраться в чайной комнате и побыть вместе.

– Прекрасно, – кивнул Еремей, мысленно прикинув необходимое на все это время. – Я попробую. Возможно, у меня получится.

– Нужно стараться, – ответила старшая ашрама. – Умение чувствовать потребности тела – это очень важные азы на пути постижения законов гармонии и покоя.

Варнак не смог сдержать счастливой улыбки – в этот самый миг Вывей в стремительном прыжке сцапал крупную утку. Теперь он, вместе со своей звериной частью, ощутил, как рот наполняется свежей парной кровью. Разве может быть что-то приятнее и сладостнее, особенно после долгого заключения в мертвых городских трущобах?

– Если это окажется твоим путем, я буду только рада, – сказала Галина Константиновна. – Ашрам всегда рад принять ищущих истину.

Отпущенный женщиной Варнак пошел осматриваться. Ашрам занимал самый обычный дачный домик примерно сорока квадратных метров с верандой и вынесенной в отдельную пристройку кухонкой. Однако, благодаря снятым внутренним дверям, он казался куда просторнее, нежели был на самом деле.

– Это наша чайная комната, – охотно пояснила, пристроившись рядом, конопатая девчонка, пахнущая полынной горчинкой, странной мускусной шанелью и слабым раствором известки, как это бывает при застарелом пристрастии некоторых дам к дезодорирующему увлажняющему мылу. – Мы готовим мало, поэтому оставили только плиту, чтобы чайник кипятить, и стол, за которым все собираемся. А вот это, – указала девушка на веранду и большую комнату, – это помещения для медитаций. Вон та комнатка, которая с дверью, она нашей учительницы. Она там спит, а когда все уходят – убирает туда музыкальный центр. На всякий случай. Ведь ашрам всегда открыт для всех.

– Галина Константиновна ваша школьная учительница? – не понял Варнак.

– Нет, она учитель духовности. Она добрая и заботливая, она создала наш ашрам, и она нас любит.

– А твоя мама знает, куда ты ходишь?

– Не нужно говорить со мной, как с маленькой, а то я могу обидеться, – вскинула нос «конопушка». – Мне уже семнадцать лет, и я вполне взрослая, могу жить, где хочу, даже если родители против!

– Вполне тебя понимаю, – подмигнул ей Варнак. – Я сам больше десяти лет провел там, куда маме очень не хотелось меня пускать.

– Ты сидел в тюрьме?! – округлила глаза девчонка.

– Типун тебе на язык! Я служил в армии.

– Ой, прости! – Она кинулась Еремею на шею, поцеловала в щеку, крепко прижалась ухом к плечу. – Я не хотела тебя обидеть!

– Да я и не обиделся.

– Тогда меня Юлей зовут, – чуть отступила она и взяла его за руку. – Ты молодец, что пришел. Тут хорошо! Ни с кем в нашем ашраме мне не хотелось бы расставаться ни на минуту!

– Но на ночь-то ведь приходится расходиться?

– Зачем? У нас наверху, под кровлей, большой сеновал. Мы всегда там ночуем. И травы самые душистые туда летом собираем. Полынь, лебеду, крапиву. Она, когда высохнет, не жжется и очень сильно пахнет. Ну, и просто еще косим, когда есть где. Зимой, правда, холодно будет там, придется в залы для медитаций перебираться. В них от печки тепло.

– Как же у вас тут хорошо! – громко и искренне ответил Варнак. Он наконец-то выяснил самое главное: здесь есть место для ночлега. И ради этого он готов был изобразить любое «кундалини». Тем более, что и Вывей успел утоптать себе в густом крапивнике, под ветер от спрятанного мотоцикла, уютное логово.

В медитации не оказалось ничего страшного: вместе со всеми прочими сектантами Еремей немного поплясал в стиле «диско», дрыгая ногами, кружась и вскидывая руки, потом минут десять мелко вибрировал всем телом, «сбрасывая негативную энергию», и наконец упал на пол, отдыхая. Или, говоря буддистским языком – «вбирая чистую энергию».

Когда, наконец, зазвучала расслабляющая музыка, перемежаясь с журчанием воды и пением птиц, сектанты стали один за другим подниматься и убредать на кухню. Варнак не торопился. Ему было хорошо: то ли и правда медитация помола выкинуть из тела что-то нехорошее, то ли он просто по-настоящему расслабился впервые за долгое, долгое время.

На кухонке гудела набитая хворостом печь, тяжело пыхтел большой чайник с длинным изогнутым носиком. Еремей вошел сюда одним из последних, перед мальчиком-переростком и бледной девицей с длинными немытыми волосами.

– Вот мы и стали еще немного чище, еще немного совершеннее и еще немного ближе к гармонии с миром, – воодушевленно произнесла Галина Константиновна. – Давайте возьмемся за руки и еще раз вспомним чудесные мгновения этой медитации, дабы запомнить их и сохранить в душе чистоту и ощущение нашей близости.