Глядя на попутчиц, Леха вспомнил, что путешествовать в купе с таким шиком тоже было идеей Федора. «Дембель, – сказал, – не надо на впечатлениях экономить». А Леха бы сэкономил. Ехать-то всего ничего, да и привык он больше в плацкартном. Там весело, людей больше. Девчонок. Впрочем, что ни говори, а здесь все же приятнее. Никто мимо не снует, глаза не мозолит.

Едва он так подумал, как в приоткрытую дверь протиснулся помятый мужичок в сером замусоленном пиджаке с рваными карманами. Мужичок был невысокого роста, с опухшим лицом, на котором за версту читались криминальные наклонности. Он протянул Федору видавшую виды электробритву, бросил полный муки взгляд на бутылку пива и попросил:

– Братан, купи бритву. Мне на обед не хватает.

– Не свисти про обед, – не дал Леха ответить сержанту, – на пузырь сшибаешь. Вали отсюда, алкаш. Ты эту бритву, небось, в соседнем вагоне спер, а здесь втюхать решил.

Мужик перевел взгляд на Леху и сразу взъерепенился, словно тот задел его воровскую гордость.

– Не по понятиям живете, служивые.

Но тут в разговор все же вклинился Федор, не переставая удивлять Леху своим ученым красноречием. Ему, похоже, появление криминального элемента тоже удовольствия не доставило.

– Мы, мужик, последние годы жили по уставу, – медленно, с расстановкой, словно выступал перед отделением, и даже с некоторой душевностью в голосе произнес Федор Чайка. – А теперь, на гражданке, будем жить по закону. И если ты, мужик, будешь меня жизни учить, то я сейчас завяжу тебе уши на затылке и сдам наряду милиции вместе с твоей краденой бритвой. А они отправят тебя туда, где ты снова сможешь долго жить по понятиям. Уловил?

Мужик, словно зачарованный, не двигался с места, зажав в руке бритву. На него речь Федора тоже произвела неизгладимое впечатление. Леха не поручился бы, понял ли тот что-нибудь, а только подумал о том, что сам в подобной ситуации выразился бы гораздо короче.

Женщины на верхних полках, разбуженные громкими разговорами, проснулись, но не вмешивались, предоставив солдатам самим разобраться с непрошенным гостем.

– Чего, – нашелся, наконец, мужик, – значит, не купите? Тогда хоть десятку дайте.

– Сержант, – заметил вслух Леха, – а он нас не боится. У него, наверное, в соседнем вагоне банда.

– Чего вас бояться? – нагло заявил мужик, оглядывая сидевших на нижних полках морпехов. – Зря вы без стволов понтуетесь.

– Я тебя и без автомата уделаю, хроник, – успокоил его Леха, – пошел вон отсюда. Дай дембелям отдохнуть.

– Не по понятиям, живете, служивые, – повторил напоследок мятый мужик, но все же испарился из купе.

– Ходят тут всякие, – заявила, осмелев, женщина с верхней полки, когда незваный гость исчез из поля зрения, – а потом деньги пропадают.

В Туапсе приехали к вечеру. В начале шестого. Захватив с полок по вещмешку с нехитрыми пожитками, морпехи покинули душный вагон, сойдя на раскаленный асфальт привокзальной площади. Несмотря на вечерний час, казалось, что солнце продолжало нагревать прибрежный городок на радость оккупировавшим его туристам. Был самый разгар сезона. А из поезда, на котором приехали друзья, высаживалась новая туристическая армия, уверенная, что всем найдется место в этом резиновом городе. На перроне мгновенно стало не протолкнуться.

– Ну, что, брат Леха, – поинтересовался Федор, щурясь на солнце сквозь листья акации, когда они шагов на пятьдесят удалились от здания вокзала, кипевшего словно разворошенный медведем улей, – куда дальше двинем? Где живешь-то?

– Отсюда далековато, – ответил Леха, – нет, конечно, если вспомнить марш-броски со снарягой, то в двух шагах. Да только тут все в гору надо забираться. Если не бегом, то минут за сорок дойдем. А мне сейчас как-то лень.

– Ну, тогда пошли на автобус, – кивнул сержант.

Приблизившись к остановке, рядом с которой выстроилось друг за другом с десяток разнокалиберных автобусов, Леха тормознул первого встречного мужика с котомкой.

– Слушай, мужик, какой тут теперь до улицы Войкова идет? – поинтересовался Леха и вдруг смутился, глядя на вытянутые корпуса маршрутных «Мерседесов» и «Фольксвагенов», разбавленных «Газелями» и «ПАЗиками». – А то изменилось тут как-то все, пока меня не было.

Мужик понимающе подмигнул и молча указал на табличку с номером, висевшую в десятке метров. Друзья быстро отыскали нужный автобус и, устроившись на задней площадке забитого народом «ПАЗика», поехали вверх. Дорога огибала горные выступы, поросшие акациями и кое-где облепленные домами. Петляла серпантином. Минут через пятнадцать «ПАЗик» высадил их, скрипнув несмазанными дверцами, на берегу какой-то речки с бетонными берегами и укатил дальше.

Оказавшись на набережной, Леха, вечно куда-то торопившийся, на этот раз спешить не стал. Подхватив мешок, он подошел к железному парапету и остановился, глядя вниз. Федор потянулся, разминая косточки, осмотрелся по сторонам. Автобусная остановка находилась на открытом пятачке. На этой стороне дороги стоял небольшой стеклянный магазинчик с гордой вывеской «Маркет». Рядом с ним притулился ларек, где торговали всевозможным алкоголем, и несколько столиков, слегка накренившихся, поскольку набережная шла вниз с большим уклоном. Горы как-никак. В двадцати метрах от ларька продавали всевозможные фрукты, по большей части арбузы, два деятеля с ярко выраженной восточной наружностью. Федор в национальностях не очень то разбирался, все горцы для него были похожи друг на друга, как, положим, китайцы. Хотя русские для китайцев тоже наверняка были на одно лицо.

Ближайший дом у набережной находился в сотне метров вниз по течению. Сверху виднелся рынок, а рядом с ним целый квартал девятиэтажек, слепленных, как еще недавно было принято, по одному проекту во всех городах необъятной Родины. Прямо через дорогу стояла пятиэтажная хрущевка, окруженная зелеными насаждениями. Глянув туда, где стоял его друг, Федор рассмотрел за рекой массивные четырехэтажные сталинские «особняки». Тоже целый квартал с ведущим к нему нешироким мостом.

Вечерело. По обеим сторонам реки в сторону моря тек живой поток отдыхающих с надувными матрасами, желавших насладиться «полезным» солнцем. Федор провел рукой по своему обмундированию, и ему вдруг дико захотелось сбросить его и немедленно искупаться. Ведь он уже был одним из них, гражданским, только еще в форме. И мог делать все, что хочет.

– Ты чего здесь застрял, Леха? – поинтересовался Федор, приблизившись к другу, который изучал протекавшую внизу мелководную речку, более похожую ручеек, по сравнению с которой высота и ширина бетонной набережной казалась просто безумной. – Дорогу домой забыл?

– Да нет, – вяло отмахнулся Леха. – Не забыл. Приехали уже. Вон он, мой дом.

Федор проследил за вытянутой рукой. Она указывала на квартал девятиэтажек за рынком, прямо напротив моста.

– А чего стоим? – удивился сержант. – Думал, ты ближе к дому бегом побежишь. Родителей обрадуешь. Ты им хоть позвонил?

– Позвонил, еще с дороги, – кивнул Леха. – Батя на работе. Придет через час. Мать дома.

– Ну и чего ты тут торчишь? – удивился Федор. – Иди, обрадуй родителей. Они, небось, заждались.

– Прочувствовать хочу, что вернулся, – вдруг произнес Леха. – Вроде так давно дома не был. А вот постоять еще чуток хочется. Ведь как порог преступлю – все, другая жизнь начнется.

– Это верно, – согласился Федор, уловив настроение друга. – Тогда по пиву?

– Давай, – обрадовался Леха, словно только и ждал этого предложения.

Они взяли по бутылке пива. «Балтика» оказалась местного, «донского» разлива. Купили также вяленой рыбки и сухариков. Встали за столик, ближний к набережной. Выпили по глотку, помолчали.

Мимо сновали отдыхающие, но уже не раздражали своим довольным видом. Леха, которого обычно было не заткнуть, сейчас молчал, потягивая пиво. Федор хрустел вяленой рыбкой, рассматривая набережную и девушек, дефилировавших по ней в ярких купальниках. И в нем просыпалась жажда жизни. Ему вдруг захотелось быстрее вернуться в Питер, повидать родителей и Маринку, если еще не вышла замуж – в последние месяцы службы он ей писал редко.

Хотя с Маринкой можно и не торопиться, подумал сержант, разглядывая яркие купальники. Жениться ведь он не обещал. Да и Маринка не собиралась «вешать такой хомут себе на шею» в двадцать с небольшим лет. Еще рано. Так ей говорили все подруги, проводившие вечера напролет на дискотеках. Не по годам рассудительный Федор с ними соглашался. Времена наступили вполне фривольные, живи, с кем хочешь, если есть возможность. Для любителей развлечений – просто рай. Где бы только денег набрать на эти развлечения? Но это был уже другой вопрос, из взрослой жизни, краешек которой только-только обозначился. И Федор, подобно Лехе, тоже не торопился переступать через порог. Рано еще загружаться на эту тему. Гуляй пока молодой. Взрослая жизнь все равно догонит.

Взвизгнув покрышками по разогретому асфальту, рядом с лотком «арбузников» остановился в усмерть затонированный «Мерседес». Тонировка, впрочем, не скрывала его почтенный возраст. Из машины вылезло пятеро небритых восточных ребят в черных очках, расстегнутых на волосатых грудях цветастых рубашках с короткими рукавами и шортах. У всех, словно знак принадлежности к общему братству, с шей свисали одинаковые золотые цепи. А ноги при этом украшали рваные шлепанцы.

Неторопливо прошаркав по асфальту к продавцам арбузов, они обменялись короткими фразами на незнакомом друзьям наречии. Сразу стало ясно, что это не покупатели, а «проверяющие». И проверяющих что-то не устроило. Один из них, ни с того ни с сего, вдруг въехал кулаком в ухо продавцу. Тот рухнул на свои арбузы, поколов сдесяток полосатых шариков. Не обращая внимания на испуганных прохожих и бросив на прощанье продавцам короткую фразу, местные хозяева жизни направились к ларьку, где перепуганная девушка тут же выдала им пачку денег и бутылку вина. Один из парней махнул продавцам, и те быстро доставили к столику спелую дыню.

Леха, сначала молча наблюдавший за экзекуцией, вдруг отодвинул бутылку пива в сторону и, выйдя из задумчивости, громко произнес, обращаясь к тому, который дал в ухо продавцу.

– Эй, ты, урод, а ну-ка извинись перед мужиком.

Расположившиеся за соседним столиком восточные ребята разом обернулись. А тот, к которому обращался Леха, в недоумении переспросил.

– Это ты мне сказал, солдат?

– Тебе, – подтвердил Леха. – А если ты плохо слышал, могу повторить.

Горец оценивающе смерил Леху взглядом и снисходительно попытался дать ему шанс.

– Это мои бараны, солдат, – пояснил он, с трудом выговаривая слова на неродном языке. – А это, – он взмахнул рукой, – мой район. Так что не лезь, русский. Пей свое пиво и уходи. А то хуже будет.

– Ошибаешься, – назидательно произнес Леха, – баран – это ты. А район мой. И ни одна черножопая тварь теперь тут распоряжаться не будет.

После этого вступления в голову главного горца полетела бутылка. Тот едва успел увернуться. Бутылка со звоном разбилась об асфальт. Федор обернулся к другу, хотел успокоить, но Лехи уже рядом не было. Мгновенно перейдя из состояния романтической задумчивости в состояние атакующего морпеха, тот одним прыжком оказался рядом с соседним столиком и вмазал ногой по мужскому достоинству недавнего собеседника. Тот взвыл и согнулся пополам.

Но остальные черные ребята оказались проворнее. И подготовка у них, похоже, имелась. Да только расслабились они от жизни на южном солнце, жирком обросли. А Леха с Федором еще не успели.

Боец, стоявший рядом с главарем, скинул шлепанцы и начал скакать вокруг Лехи, делая призывные движения руками.

– Давай, русский, давай! – выкрикивал он, – посмотрим, кто сильнее. Я тебе все кости переломаю, а потом ты будешь у меня просить пощады.

Развязки Федор не увидел. Не до того было. Двое оставшихся боевиков бросились на него. И Федор с каким-то удовольствием выждал, пока первая накачанная и загорелая фигура окажется рядом, размахивая руками и ногами. А затем, немного отступив, обратил энергию наступавшего против него самого. Короткий захват руки, поворот корпуса, бросок, и горец, перелетев через парапет набережной, мешком рухнул вниз. Айкидо – великая вещь. Раздался глухой удар и отчетливый хруст. Федор даже решил, что перестарался. Горячий парень мог и насмерть разбиться, летел ведь с высоты не менее трех метров. Но раздавшиеся снизу вопли его успокоили. Значит, жив. Остальное залечит.

Федор бросил короткий взгляд на Леху. Тот, сбив первого противника, загнал второго в клетку с арбузами и просто месил ногами на глазах у перепуганных продавцов. Горец стонал, закрывая голову руками и орал «Не надо, русский, не надо!».

А последний, увидев столь неожиданный поворот, выхватил пистолет. И навел его на Федора.

– Не подходи! – заорал он. – Застрелю как собаку!

Сержант не поверил. Метнулся в сторону и вниз. Грохнул выстрел, вышибая кусок из бетонного парапета. Перекатившись через плечо, Федор «подрубил» стрелявшего под колени двумя ногами. Дуло вздернулось. Второй выстрел ушел вверх. Боец рухнул, выронив пистолет на асфальт и крепко ударившись затылком. Обезоружив противника, сержант оказался над ним и – уж очень обидно было здесь под пули подставляться – пару раз вмазал по морде и по ребрам для того, чтобы обезопасить себя от новых вариантов.

Встал, огляделся, решив, что дело сделано. Поле битвы осталось за ними. Трое лежали без движений. Один голосил снизу из полусухого русла реки, но его видно не было. Лишь главный «хозяин жизни» сидел, согнувшись под пивным столиком, обхватив свое поврежденное хозяйство, и скулил. Федор решил, что с него хватит. Но тут появился Леха и стал пинать его до тех пор, пока тот не затих. Затем поднял за рубашку и шорты, дотащил до «Мерседеса» и разбил его головой боковое стекло. Потом открыл дверь и «забил» туда тело горца так, что только ноги его теперь безвольно свисали из машины.

Озверевший Леха являл собой устрашающее зрелище. Давно его Федор таким не видел.

– Да ты, я смотрю, уже прочувствовал возвращение, – заметил он, оглядываясь по сторонам, где из всех щелей на них глазели испуганные прохожие. – Пора сматываться, дружище. А то сейчас наверняка менты пожалуют. Не хотелось бы в первый день свободы оказаться в кутузке. Да еще неизвестно кого мы с тобой только что отделали.

– Ты прав, – кинул Леха, подхватывая вещмешок, и устремился через дорогу в заросший деревьями двор. – Беги за мной.

Быстро прошмыгнув дворами, через минуту они уже оказались в квартале девятиэтажек и стояли у дверей Лехиной квартиры на пятом этаже.