– А на минарете? – негромко спросил Линь. – Там есть кто?

– На башне-то? Двое. Парни какие-то, отроки, совсем мелочь, – пренебрежительно ответил Федька. – Небось, где повыше, спрятались, думают – не найдут.

– Не-ет, они не просто так спрятались, – возразил приятелю Аким. – Сверкают чем-то… пускают зайчики.

– Знаки подают?

– А то!

– Знать бы еще, что это за знаки.

– А я посмотрел, – слова Акима явно заслуживали самого пристального внимания. – Как ордынцы на площади пробежали, они два раза сверкнули, а как кто-то из наших показался – один.

Понятно…

– Так парни, слушай сюда, – Вожников поднял палец. – Делайте что хотите, но этих двух парней на башне быть не должно. Вы сами вместо них встанете. И нужные знаки подадите. Справитесь?

– Еще б! – разом заверили подростки.

– Только нам бы это… самострел бы, – добавил Федька.

– У Карбасова возьмете, да скажете, пусть сам с отрядцем своим сюда идет. Ясно?

– Угу.

– Что стоите тогда?

Парни умчались, а Егор, дождавшись подхода Карбасова, подозвал и Никиту Кривоноса, и Осипа Собачий Хвост – поставил тактическую задачу, объяснил все подробно, как сам себе представлял…

– Ха-ха-ха!!! – уяснив, расхохотался Никита. – Ну ты, атаман, голова, не зря некоторые тебя Удачей кличут. Это ж надо удумать… Да сполним все, не сомневайся, сполним.

Окунев Линь тоже хмыкнул:

– Хороша придумка, эх!

Растолковав свой план, молодой атаман дальше действовал в полном соответствии с решением, принятым на совете, – обходя мечеть, повел своих людей ближе к реке, слева. На грабежи пока не отвлекались, хотя соблазнов вокруг было много, ждали врагов. И те не замедлили появиться – из пыльных улиц вынырнула конная сотня, помчалась с гиканьем… Выставив щиты, ушкуйники встали стеной, уперлись копьями…

Удар!

Часть врагов, сбитых стрелами, слетела с коней прочь, остальные завыли, загикали, пытаясь перестроиться, окружить… Ан не тут-то было, чай, не в чистом поле война, не степь – город, попробуй тут развернись. На улицах – ну, никак… а вот на площади, у мечети…

Предводитель ордынцев, в золоченом, с серебряной полумаской шлеме и в изысканно переливавшейся кольчуге с большим зерцалом, махнул шестопером, направляя своих людей на прорыв… Да не обязательно прорываться – сбить, сместить, сдвинуть ушкуйников к площади, а уж там окружить…

– Поддаемся! – отмахиваясь саблей, передал по цепочке Егор. – Отходим… Медленно, не ломая строй.

Так и шли, как сказал Капитан Удача, отступали не торопясь, маленькими шажками, не обращая никакого внимания на жуткие вопли нападавших, укрываясь стеной щитов от града стрел. Кто-то уже упал замертво, кто-то стонал… раненых, по возможности, подбирали, тащили с собой.

А враги напирали, их становилось все больше и больше – или это просто расширилась улица…

– Хур-а-а-а!!! – заорали, бросаясь в очередной натиск, татары, и вождь их в златом шлеме взмахнул шестопером: – Вперед!

Вожников оглянулся, увидев сразу за собой вымощенную аккуратными камнями площадь. Кругом платаны, кусты – зелень, посередине – изящный фонтан с искристой свежей водой. Напиться бы! Увы, некогда… Теперь лишь бы ребята не подвели, справились бы, успели… Жаль, минарета не видно – забор.

Ладно, менять план уже некогда, пусть уж будет, что будет:

– Слушай сюда! Приготовились… По сторонам – брысь!!!

Может быть, и не по-уставному прозвучала команда, да зато оказалась весьма даже действенной – ратники Вожникова со всей возможной резвостью расступились, пропустив мимо себя понесшихся во весь опор врагов. Те, грозно крича, выскочили на площадь – туда ведь и надо было, туда и рвались, закружили, заулюлюкали…

Что-то сверкнуло на минарете. Один раз.

И тут же упал в толпу всадников тяжелый камень, поразив сразу с десяток, в том числе и того, в золотом шлеме, главного. Где-то поблизости вякнули пушки, ударил и стреломет – полетели, звеня, длинные стрелы, насаживая ордынских воинов… словно жуков.

– Ай, атаман, молодец! – взмахнув саблей, ухмыльнулся во весь рот Никита Кривонос. – Лихо! Татарва сама себя бьет! Сейчас… сейчас я им и помогу.

– Обожди с помощью, Купи Веник, – осадил его Егор. – Тут и без тебя управимся, давай-ка вон, бери Федьку с Акимом, да ищи со своими парнями пушки, баллисту, стреломет. Живенько!

– Сладим, мой атаман! – радостно заверил ватажник и крикнул своим: – Эй, Митря, Махоря, Онисим!

Едва они ушли, Окунев Линь опустил окровавленный палаш и радостно указал в небо:

– Дым! Белый дым… А вон там еще.

– Наши взяли город, – облегченно улыбнулся Капитан Удача.

Вожников сам себя так прозвал – для себя. Как-то само собой вышло. Черт побери, а ведь неплохое прозвище. Капитан… А ведь Микифор Око, он, получается, не генерал-майор, а контр-адмирал, так выходит? Хотя Микифор и на суше не хуже, чем на воде, действовал. Харизматический человек, пассионарий, конкистадор – как еще обозвать-то?

Белый дым стлался над взятым на сабли городом, белый дым полной победы. Приветствуя освободителей, радостно кричали многочисленные рабы, многие плакали навзрыд, не стесняясь, а кое-кто уже побежал мстить своим бывшим хозяевам. Размашисто крестясь, невольники хватали ватажников за руки, тащили за собой, показывали – здесь вот богатый дом, а там, стервецы, все свое золото в выгребной яме спрятали – пусть теперь сами за ним и ныряют.

Белый дым стлался над городом, белый дым…

Поглядев в небо, Онисим Морда удовлетворенно кивнул и махнул рукой своим – мол, я тут еще пошарюсь, а вы идите. Заметил он невдалеке, за фонтаном, одну закутанную в покрывало девку – небольшую, но юркую… Эх! Сердце злодея-ватажника радостно-сладко заныло. Сейчас… сейчас… лишь бы никто не отвлек, не помешал… как тогда, в сарае. Ну, атаман, бог даст, еще и сквитаемся!

С остатками сопротивления ватажники из десятка Никиты Кривоноса покончили быстро: обслугу баллисты просто перестреляли из луков, а пушкарей и стрелометчиков живенько взяли на сабли – да те уже и сами наполовину разбежались. Все хорошо, все быстро сладилось – и вон он уже, в блекло-голубом небе – белый победный дым. Все! Теперь можно приступить к главному – к грабежу, чем ватажники и занялись на горе побежденным. А вот нечего приходить с набегами на Русь-матушку, жечь, убивать, захватывать да уводить в полон рабов! Все правильно, все так – око за око.

– Онисим, ты с нами?

– Да не… вы идите, а я тут погляжу.

– Смотри, с осторожкою. Мы тут, рядом, зови, если что.

– Ла-а-адно.

Махнув рукой, ватажник ужом шмыгнул к фонтану. Где там девка-то? Ага, вон она. Сверкает глазами… ух, и глазищи… красивая, эх-ма!

Онисим сглотнул слюну, вот оно, вот ради этого-то и стоило быть здесь, в ватаге, хотя иногда и тосковал он по тем простым и добрым временам, когда хаживал себе по темным проулочкам с кистеньком, на пару с кривоносым Никиткой. Ни забот тебя, ни хлопот особых. Вот, как сейчас… А может, и здесь, в Орде, повезет? А что? К тому покуда все-то и шло. Главное, не зевать, тогда запросто можно домой богатым человеком вернуться или… или не возвращаться вовсе. На что он, этот черт Ларион, старший дьяк Ларион Степаныч? Сиди себе на Белоозере, Ларион, а он, Онисим, Бог даст, в иные земли подастся – богатым купцом, своеземцем – а не худо! Коли так покуда везло.

– Ну, что ты хоронишься-то, дура! – ватажник поманил девчонку пальцем. – И-иди сюды… цып-цып-цып. Иди, сказал, не то пощекочу саблей!

Татарочка несмело подошла, задрожала… это – когда боялись – Онисиму Морде очень нравилось, делался он тогда сам не свой… Эх-ма!

Не тратя времени даром, хватанул девку кулачищем в лоб – та и обомлела. Ватажник не терялся, подхватил добычу, потащил под деревья, да, бросив в траву, рванул одежонку…

– Эх, плоскогрудая какая-то нынче попалась… Да ты парень! Ах ты ж… ничо, помучишься и ты, ничо… сейчас, сейчас, узнаешь.

– Гоподине, я просто слуга, – придя в себя, застонал юный пленник.

– Ишь, ты, по-русски знаешь!

– Тот дом богат, и там нет мужчин – одни женщины остались. И много золота, серебра, каменьев.

– Каменьев, говоришь?

– Я покажу, только не надо… саблей! – парнишка от ужаса часто заморгал.

Ну, вот она, удача-то, вот оно, счастье!

– Ладно, веди! – Онисим рывком поставил пленника на ноги. – Да смотри не вздумай бежать, не то…

– Что ты, что ты, господин. Что ты! Вон тот дом, совсем рядом.

В другой раз ватажник, возможно, и поостерегся бы, позвал, на всякий случай, своих. Однако парень этот, слуга, выглядел так жалко, дрожал, как осиновый лист и, похоже, говорил правду, все лепетал: не убивай. Да и с чего бы ему – слуге – врать? За хозяйское-то добро голову сложить никому неохота. Ладно, глянем сперва… А там…

– Вот эта дверца, господин.

Затолкнув слугу первым, Онисим на всякий случай выхватил саблю, вошел во двор… И в самом деле – золото, не обманул парень! Прямо здесь, во дворе, с раскрытыми крышками сундуки, а в них… ох, как блеснуло в глаза!

И ударило в голову…

Ударила… ловко брошенная кем-то дубинка.

– Я все сделал, как надо, господин Ильяс-бей?

– Ты молодец, Азат, и достойнейший сын своего отца, славного сотника Берды-бея.

Пир затянулся до ночи, на головном судне атамана Микифора Око гуляли так, что икалось всем татарам в округе. С вином, взятым на не успевших до конца сгореть складах, с удалыми песнями да пленными ордынскими девками.

– А ну, выпьем, робяты! Йэх!

Вожников, приглашенный на гульбу вместе со своими «сержантами» – Линем Окуневым, Иваном Карбасовым и Никитой Купи Веник, – хмуро сидел на роскошном, брошенном на кормовую палубу насада ковре и думал о том, что ему делать дальше. Веселье как-то не шло… нет, все остальные-то веселились, а вот молодой атаман… Не то чтоб он не радовался победе, но… Как-то сейчас о другом думалось. Ну, взяли Жукотин, что там дальше? А какой-нибудь другой город и, как накопится достаточно сил – Сарай. А что, можно и сжечь – запросто. Сегодня один город разграбили, завтра – другой, послезавтра – третий. Путь в никуда.

– Эй, господа ушкуйнички! – перебивая мысли Егора, взбежал на корму небольшого росточка сивобородый мужичок из только что освобожденных невольников, кажется, каменщик или плотник, или просто крестьянин, смерд.

Взобрался, поклонился всем:

– Дозволь, князь-атаман, слово молвить!

– Ну, молви, – милостиво кивнул Микифор Око. – Только выпей сперва. Налейте ему чашу!

Взяв чашу, спасенный, однако, пить сразу не стал:

– За вас хочу выпить. И за всех нас, полоняников бывших, скажу… Нет для всех нас, рабов ордынских, лучше и святее людей, чем вы, нет дня радостней и светлее! Выходит, не перевелись еще на Руси-матушке богатыри, есть еще кому за честь ее постоять, да за славу… ну и за нас, сирых да обиженных, есть кому посчитаться, есть кому злых татаровей унять! Смотрел я сегодня, как горит проклятый Жукотин, и сердце радовалось, а вспоминались наши горящие нивы, селения да города. И ордынцы с плетками, с саблями острыми, да с арканами да веревками – для полона, увесть в рабство людей. Славные вы мои, наши… – мужичок неожиданно прослезился и, обернувшись, махнул рукой: – Эй, отроки, бабы, да все… Чегой стоите-то? Неужто не желаете богатырей наших чествовать, благодарствие свое объявить?

– Да желаем, Онфиме, как же не желать?

Тут уж к корме подошли все ордынские рабы, кто смог пройти на атаманский корабль. Подошли – мужики, отроки, бабы да детишки малые – упали разом на колени, заплакали:

– Ай, господине ушкуйники, да живите вечно, и знайте – за дела ваши простит вам Господь все ваши грехи!

– Слава, слава атаману!

– Всем атаманам слава!

Радовались, как в песне – со слезами на глазах, многие из освобожденных даже не верили еще своему счастью, что такое вот может быть, случилось уже – наши православные воины явились почти в самое сердце черной и злобной Орды, отмстили за смерть, за позор и унижения, заставили считаться с собой надменных эмиров… считаться, уважать и бояться! А ну, пригнись, Орда, – ватага идет: горе вам, проклятые работорговцы, смерть вам, охотники за людьми, око за око, зуб за зуб – а накось, получите-ка!

Вожников неожиданно улыбнулся – а ведь и впрямь, не зря ведь сражались-то, не зря кровушку – и свою, и чужую – лили, не зря! Переломить хребет Орде, людей спасти, не только из пасти ордынской вырвать, но и от набегов будущих тоже – худо ли? Не это ль для богатырей русских самое главное нынче дело?

– Ой, господы-ы-ы, – заголосила какая-то женщина. – Давайте-ка, одежку вам постираем, починим, еду сготовим, да… да что хошь!

Микифор Око нахмурился:

– Угомонитесь, бабоньки… Давайте-ка сюда, к нам – вот вам вино, вот яства ордынские, а вот ткани персидские! Ешьте, пейте, наряжайтеся, натерпелись поди в Орде.

С новой силой зашумел пир, теперь и Егор повеселел, привалился к какой-то разбитной молодушке, песни вместе со всеми горланил, да чашу за чашей – пил. А чего ж не выпить-то? Этакое-то дело сделали… с десяток таких набегов – и нет Орды! Никакой – ни «Синей», ни «Белой», ни серо-буро-малиновой. Да будет так, да не прольется больше кровь русская, да не застонут русские рабы под ордынской плетью! Никогда!

– Господине Егорий… – кто-то тихонько подошел сзади, позвал шепотком.

Вожников обернулся и увидел самого лучшего своего ватажника Онисима Морду.

– Атаман, ты все про волшбиц спрашивал.

Про волшбиц? Ах да…

– Ну да, спрашивал.

Егору показалось на миг, будто весь хмель куда-то вышел, вылетел, растворился.

– Есть одна волшбица, – перекрикнул Онисим затянувших протяжную песню ушкуйников. – Там, в лодке, пленница. Говорят – сильная ведунья, так наши хотят ее того… утопить, чтоб не наколдовала чего.

– Утопить? – Вожников оперся на плечо сидевшего рядом Линя и, пошатываясь, поднялся на ноги. – Не! Топить-то пока погодите. Может, волшбица и пригодится еще.

– Да язм ведь так и подумал! И сказал. Токмо, мой атаман, долго они ждать не будут. А меня не слушают!

– Ладно, сейчас сходим, глянем на твою волшбицу. Дорогу укажешь?

– За тем и пришел.

Егор ухмыльнулся – ишь ты, черт мордастый, прогнулся-таки. И про колдунью – про то, что атаман волшбиц всяких искал – не забыл, вспомнил. Молодец, чего уж. Вот вам и маркиз де Сад!

Оба спешно спустились по сходням и, быстро пройдя по полному пьяными ватажниками причалу, вышли на пристань, где тоже, конечно, пили, но и – видно было – несли службу. У костров важно прохаживались относительно трезвые часовые, а пару раз мимо неспешно проехали всадники – тоже свои.

Ватажники – молодой атаман и Онисим Морда ходко прошли вдоль реки к каким-то полусгоревшим складам. Онисим остановился у кусточков, где уже кто-то храпел…

– А ну-ка, Онуфрий, налей! И… и… и где та мясистая? А?

Нет, и там тоже пили! Впрочем, не только пили, но еще и щипали ордынских девок.

– Куда теперь?

– Вона, господине – челнок.

Егор повернул голову, увидав в дрожащем свете луны и пожарищ длинный и узкий челнок с крытой беседкой посередине, на каких любила прогуливаться местная знать.

– Так что нам, плыть к нему, что ли?

– Не, господине – они сами к нам подплывут.

Зайдя по колено в воду, Онисим неожиданно громко свистнул.

В кустах, недалеко, заругались:

– От свистуны чертовы! На бабу не дадут взлезть.

Челнок между тем повернул на свист, сидевший на корме гребец в черной накидке чем-то напомнил Вожникову Харона. Да-а-а… ну и ассоциация, однако.

– Вот, господине… Ближе им не подплыть.

– Вижу, что не подплыть.

Хмельной атаман, качнувшись, едва не упал в воду, и Онисим Морда заботливо придержал его под руку, повел. Заплескалась под ногами вода… вот и челн. Егор рывком забрался:

– Ну, где тут волшбица?

– Да эвон, проходи, господин.

– Легко сказать – проходи… – пробурчал Вожников, становясь на коленки – беседка-то оказалась низенькой, в полный рост никак не войдешь.

Молодой человек сплюнул, нетерпеливо откинул рукой полог, продвинулся чуть вперед…

…и сразу получил чем-то тяжелым по лбу!

Заплясали перед глазами яркие ядовито-зеленые искры. Мир померк.

А гнусный предатель Онисим Морда, радуясь, пробирался к своим. Эк, как все хорошо устроилось, как ладно вышло – и сам от неволи татарской упасся, и врага… пусть не врага, пусть пока просто недоброжелателя, но весьма важного – погубил! Не своими руками – ха! Икнется тебе еще та татарская девка, господин атаман…

– Господин Онисим? – откуда ни возьмись вынырнула наперерез ему юркая небольшая фигурка.

Женщина? Ах, нет… тот самый ордынский отрок.

Ватажник на всякий случай попятился и схватился за нож:

– Э! Стой, где стоишь, парень! Чего еще? Я все, что обещал, исполнил честно. Пусть не самого главного, но самого удачливого атамана привел.

– То так, – спокойно согласился мальчишка. – Просто господин Ильяс-бей хочет вам заплатить. Вот ваше золото – двадцать цехинов, двадцать румийских монет. Будете пересчитывать или возьмете так?

– Так возьму, – разбойник гулко хмыкнул. – Подойди на три шага да кидай калиту.

– Какую калиту, господин Онисим?

– Ну, мешок с золотом! Где он у тебя? Сам же сказал – двадцать монет.

– Так вот он… Слышите, как звенит?

– Да слышу! Кидай!

Предатель вытянул руки… что-то пролетело в воздухе, ударив бедолагу в грудь! Онисим хотел что-то сказать, позвать на помощь, да не смог – захрипел, повалился наземь.

– Подлая собака! Умри ж!

Подойдя ближе, сын сотника Берды-бея Азат наклонился, вырвал из груди убитого кинжал и, плюнув на мертвое тело, побежал к реке.