Глава 3. Герхольд.

Римская провинция Сицилия, город Тиндари.

211 г. до Рождения Христа.

Арена разорвалась от очередного оглушительного рёва беснующейся человеческой толпы. Небольшой, построенный из камня полукруглый амфитеатр был до отказа забит жаждущими зрелища зрителями, которые требовали кровавого представления. Их громкие крики, сливающиеся в единый оглушительный рёв, были тому подтверждением.

На песке скромной, залитой помоями и кровью арены, корчился от боли одетый в рваную и грязную одежду человек. Сжимая в руке старый римский меч, он пытался ползти и, не выпуская из руки оружия оглядывался назад. С огромным трудом, сдерживаясь из последних сил, чтобы не потерять сознание от нестерпимой боли в груди он медленно двигался к стене арены. Как будто всё ещё надеясь на то, что там его ждёт чудесное спасение. Его пропитанная кровью одежда покрылась налипшим на неё слоем грязного песка. В глазах начинало темнеть, а левая рука уже практически онемела.

В очередной раз оглянувшись, мужчина издал непонятный звук, чем-то похожий на визг загнанного в угол зверя, который предчувствуя свою неминуемую гибель, начинает метаться по загону и охваченный паникой начинает скулить.

Подбадриваемый яростными криками толпы, за ним медленно шёл тот, от кого и пытался спастись израненный воин. Преследователь как будто бы не обращал на него внимания. Он поднял руки вверх и короткими взмахами подбадривал сидящих на трибунах зрителей, призывая их поддержать его своими криками. Одет он был так же просто – рваная набедренная повязка и лёгкие кожаные сандалии, перевязанные ремнями до самого колена. На голове у него был круглый шлем. На правой руке была надета большая железная перчатка, из которой торчал прямой, но достаточно длинный клинок. Всё тело преследователя было покрыто глубокими шрамами. Они кривыми белыми полосками впивались в его загорелый, сильный торс.

Раненый подполз к стене арены и упёрся спиной в разогретые солнцем камни. Тяжело дыша, он огляделся по сторонам и поднял взгляд на своего преследователя. Воин в шлеме уже натешился криками толпы и одним резким движением выбил меч из руки поверженного бойца. Толпа взревела с новой силой. Тяжёлая нога опустилась на раненую грудь и, уже практически потерявший сознание воин закричал от боли.

Взор бойца устремился в сторону открытого ложа, на котором в окружении слуг и приближённых сидел сам наместник этого маленького городка Гай Квитий с улыбкой наблюдавший за схваткой. Его жена почтенная Октавия, которая поддерживала своего супруга даже в том, что ей самой было не по вкусу. И единственная любимая дочь Квинтавия. Девушке, по всей видимости, разыгравшаяся в центре арены трагедия, была не по душе, и она надменно отвернулась. Мгновения ожидания, казалось, превратились в целую вечность. В помутившемся сознании раненого воина проносились странные звуки, мелькали непонятные образы. Он попытался открыть глаза, но едкий пот залил всё его лицо, и теперь мешал рассмотреть происходящее вокруг, разъедая глаза.

Наместник Квитий медленно поднялся с кресла, с восхищением осмотрел окружающую его беснующуюся толпу.

– Зрелище удалось и народ доволен этим, а впереди ещё целая неделя игр, и значит, моё благосостояние в очередной раз многократно пополнится. Наёмник сделал своё дело, и теперь я могу спать спокойно. Надо бы его отблагодарить, – наместник слегка улыбнулся. – Ну вот и поблагодарил. Пожалуй, ему этого хватит. Он повернулся в сторону ожидающего кровавой развязки бойца, стоявшего на песке арены, и легонько кивнул головой. Воин наклонился, и одним рывком схватив за горло своего противника, поднял его на ноги. Раненый уже не сопротивлялся, и удержать его в вертикальном положении стоило воину больших трудов. Тело врага обмякло и превратилось в тушу избитого мяса. Одним резким движением боец вонзил в умирающего свой клинок, торчащий из железной перчатки, и когда последний вздох вырвался из груди поверженного, отбросил уже мёртвое тело обратно к стене.

Арена содрогнулась от очередной волны крика. Зрелище короткого боя и невероятной жестокости финала действительно поразило публику. Люди кричали, свистели и требовали продолжения. Мужчина опустил окровавленную перчатку, и лезвие клинка мигом исчезло во встроенном в ней механизме. Он ещё раз посмотрел на поверженного им бойца и, развернувшись, пошёл прочь. Навстречу ему уже бежали люди с готовностью зарыть тело в специально приготовленной возле арены яме, а в центр песчаной площадки уже выехала телега гружёная булками свежего хлеба.

– Отличное зрелище Герхольд, – услышал боец, входя в ворота арены. – Жаль только короткое, – встретивший его мужчина рассмеялся.

– Да плевать, Залух. – грубо ответил ему Герхольд. – Моё дело убивать, а уж быстро это будет или медленно, зависит не от меня. Но результат всегда один и тот же.

Сказав это, он громко рассмеялся и, снимая шлем, направился в купальню. Мужчина посмотрел ему вслед и, покачав головой, подумал: «Совсем озверел. А ведь раньше ты не был таким».

Уже долгих десять лет он знал Герхольда. С того самого дня, как купил его на севере Италии, заплатив приличные деньги за раба, который приглянулся ему своей злобой. Но та злоба не была наполнена кровью и убийством, она была сплошь покрыта ненавистью к тем, кто заковал некогда простого кузнеца в кандалы. Когда Римские легионы разгромили кельтов и готов в долине реки По, Герхольд не стал воевать, считая что его ремесло и его трудная жизнь и без того слишком давят на него. Он остался в своём родном городе Отон и продолжал работать. Война не повод, чтобы бросать семью – считал он. Его жена как раз вынашивала третьего ребёнка, и работать Герхольду приходилось много. Он целыми днями торчал в своей кузнице и лишь на несколько часов возвращался домой. В деревне его уважали за столь усердный труд, да и мастером он был отменным, и никто не посмел сказать ему поперёк слова. Хотя и шептались люди у него за спиной, обвиняя кузнеца в трусости, но когда в деревню пришли римляне, то только он один встал на защиту своих соплеменников, защищая их и свою семью от тех бесчинств, которые творили распоясавшиеся легионеры. С огромным мечём в руках он отбивался от настырных врагов и положил не один десяток, пока силы не оставили кузнеца. Римляне налетели на него оравой, связав по рукам и ногам. Генерал Римской армии долго осматривал кельта и избивал своим хлыстом. А потом на обозрении всей деревни и на глазах Герхольда зарезал всю его семью, включая беременную жену. Самого упрямого кузнеца заковали в кандалы и отправили в ближайшую Римскую провинцию, где его и встретил Залух. Он как раз возвращался с границы, где полно всякого сброда готового служить кому угодно, и работать кем угодно. По поручению своего Господина, Залух покупал на границе беглых рабов, выбирал из их числа мужчин покрепче и отправлял в господский дом, где в дальнейшем из них делали превосходных наёмников и бойцов для боёв на арене. Проходя по рынку, он заметил прикованных к стене мужчин. Они были неимоверно грязны, небриты и практически без одежды. Вокруг не было никого и это Залуха весьма заинтересовало. Он подошёл к закованным и спросил:

– Кто ваш Господин? – ему не ответили. Он повторил свой вопрос на германском наречии, но и тут его ждало молчание. Пожав плечами, Залух осмотрелся по сторонам. Когда он вновь взглянул на рабов, то встретился глазами с довольно бледным мужчиной. Мурашки пробежали по спине Залуха, настолько сильно он испугался этого человека. Он даже попытался отвести глаза, но вдруг понял, что это за взгляд. Страх, который сковал его в тот момент, был вызван не самим человеком, сидевшим в оковах, а именно его взглядом. Взглядом полным ненависти, злобы и безумного желания мести. Залух увидел в этом взгляде, всё то, что ему требовалось. Именно такой взгляд бывает у людей, способных на всё ради своей цели. А главная цель сидевшего напротив него человека в данную минуту была, по всей видимости, месть.

Отвлёк его от размышлений голос. Залух повернул голову и увидел Римского легионера.

– Чего уставился торговец? Знакомого что ли встретил? – солдат рассмеялся. Залух уже знал что делать.

– Чьи это рабы? – спросил он у солдата. Тот ещё больше зашёлся смехом.

– Это не рабы, это мертвецы. Ожидают казни. Вот этот особенно! – и он пнул смотревшего на Залуха того самого человека. – Убери глаза, пёс! – проорал он на закованного. Понимая, что такой подарок судьбы упускать нельзя, Залух вновь обратился к солдату:

– Я хотел бы купить нескольких. С кем я могу поговорить? – солдат от таких слов явно опешил.

– Купить??? Ты что торговец, совсем из ума выжил? Это же звери, они тебя разорвут, как только ты снимешь с них оковы. Особенно этот. – Он снова пнул того же мужчину. – Убил, говорят, многих прежде чем его скрутили. Ты давай топай отсюда подобру-поздорову, да брось эту затею. – Но Залух знал своё дело и не отступался.

– Я всё-таки рискну, – ответил он. – Сколько ты за него хочешь? – и снял с пояса увесистый кошель с монетами. Солдат мигом забыл о своих словах и уставился на качающийся кошелёк.

– Ну, ты знаешь, они вообще-то не продаются. Их ведь… на казнь. – Он запинался в словах и был похож на щенка, которому показали кусок мяса.

– Я дам тебе за него десять денарий, – начал свой натиск Залух. Солдат проглотил слюну, и с трудом отведя взгляд от серебряных монет, высыпавшихся на ладонь торговца, сказал:

– Я же говорю, они для казни.

– Двадцать, – выпалил Залух. Солдат судорожно осмотрелся по сторонам.

– Двадцать пять, и я тебя не знаю.

– Хорошо, – согласился торговец.

– Но смотри, если он тебя убьёт, я тут не причём. Я тебя предупредил, – оглядываясь по сторонам, – сказал солдат.

– Договорились, – ответил Залух, и отсчитав двадцать пять монет, протянул их солдату. Тот быстро спрятал монеты в нагрудный карман, и стал отстёгивать раба. Залух тем временем подозвал к себе своего телохранителя, огромного мулата, сопровождавшего его во всех поездках такого рода. Тот без лишних вопросов схватил грязного мужчину за волосы и потащил к повозке. Пристегнув его сзади телеги цепью, он махнул Залуху рукой.

– Спасибо тебе! – сказал Залух и, попрощавшись с солдатом, отправился дальше.

Ещё полдня он шатался по рыночной площади, покупая заказанные товары. А к вечеру его гружёный караван направился в родные земли. Путь предстоял неблизкий, и в среднем занимал около месяца. Маршрут пролегал через северные земли Италии на юг, в портовый город Неаполь. Оттуда по Тирренскому морю гружёные суда спускались в столь родную провинцию Сицилия.

Залух задумался, вспоминая родные края. Тёплые солнечные дни были там обычным делом, а вот ненастье было редкостью, чего не скажешь, о тех местах, в которых он сейчас находился.

Огромные оливковые рощи, со спелыми плодами, запах свежего масла, кипарисовые склоны. Хвойные леса спускаются вниз, пастбища сменяются виноградниками, нивы – фруктовыми садами и лугами вплоть до обрабатываемых полей и красной черепицы крыш. Ещё сильнее захотелось домой. Он откинул навес своей телеги и подозвал к себе телохранителя мулата.

– Притащи мне этого кельта, – скомандовал он. Мулат без лишних вопросов скрылся за повозкой, устремляясь в конец каравана. Через некоторое время он появился, таща за собой шатающегося от усталости мужчину. Не говоря ни слова, он быстро пристегнул раба к повозке своего Господина и, отступив на пару шагов назад, продолжил свой путь.

Залух презрительно взглянул на раба и спросил:

– Как тебя зовут? – мужчина не ответил, лишь его глаза налились кровью, и Залух увидел в них всё ту же злобу. – Хорошо, можешь не отвечать, и тогда я дам тебе имя, которое сам захочу. Но тебе оно может не понравиться, а деваться от этого будет уже некуда. Так что, будешь и дальше молчать? И не смотри на меня с такой злобой, я не виновен в том, что там с тобой случилось. Я лишь спас тебе жизнь от неминуемой гибели. Так что прояви уважение к своему спасителю, – он закончил свой монолог и пристально уставился на раба.

– Герхольд. Меня зовут Герхольд, – спустя некоторое время ответил прикованный к телеге мужчина. – Я не хочу иного имени кроме своего. А уважать тебя я всё равно не буду, поскольку ты совершил то, чего я не желал. Ты продлил мои мучения. Так за что тебя уважать? – пленник замолчал, но продолжил смотреть на Залуха своим жутким взглядом.

– Продлил мучения? – удивился Залух. – Да я ведь спас тебя!!! – с возмущением прикрикнул он на наглого раба. Тот вновь взглянул на торговца с нескрываемой злобой и сказал:

– Я не просил меня спасать. Я всего лишь хотел умереть, чтобы успокоить свою душу и воссоединиться со своей семьёй.

– Ты хотел умереть??? – взорвался смехом торговец. – Ты видно самый тупой кельт, которого я встречал. Открою тебе маленький секрет. – Он наклонился слегка вперёд и оказался практически перед самым лицом раба. – Когда ты умираешь, ты этого не осознаёшь и вряд ли сможешь понять, что умер. Просто в один прекрасный миг твоя жизнь резко изменится, в зависимости от того что ты за человек и чего ты заслужил. Если ты был прилежным праведником, поклонялся Богам, чтил традиции, был честен с женой и своей семьёй – в твою жизнь придёт покой и достаток. Ну а если всё наоборот, то я даже боюсь предположить, в какие кошмары мироздания занесёт твой разум. Одно лишь знаю. Люди никогда не осознают, насколько ценна их жизнь, до того, как придёт время умирать. Так что не торопись кельт. Живи и наслаждайся каждым днём, что дарован тебе Богами. А там, кто знает…

Он закончил и отстранился назад, вновь вернулся в своё прежнее положение. Залух много смертей повидал на своём веку и прекрасно понимал, что есть жизнь. Династия его господина была известна некогда в Риме, как лучшая в подготовке наёмников. А Залух был тем человеком, который сопровождал бойцов Господина с самого их появления в имении до последнего их вздоха.

– Что со мной станет? – вдруг неожиданно спросил раб. Залух не сразу сообразил, о чём он. Находясь под впечатлением собственных слов, он какое-то время смотрел на Герхольда, затем, наконец, сообразив, в чём смысл его вопроса, как бы нехотя ответил:

– Ну, сейчас главное доставить тебя в дом живым и здоровым, иначе Господин мне голову оторвёт, когда узнает, что я заплатил за тебя такие деньги. Так что ты уж будь добр не умирай.

Залух наклонился и достал, откуда-то из глубины своей телеги, приличный кусок хлеба. Он протянул его рабу и добавил:

– Запомни ещё кое-что. Самое простое, что может человек в этой жизни – это умереть. А вот жить не всем удаётся достойно. Так что забудь все эти бредни по поводу спокойствия души и всё такое прочее. Твоя семья уже давно в других мирах и своей смертью ты им не поможешь. Так что живи и продолжай жить. Сам себе помоги. – Залух замолчал, и жестом руки подозвал огромного мулата. Тот отцепил раба от телеги и утащил в конец каравана.

Спустя три недели их караван благополучно достиг порта Неаполь. Пробыв в городе несколько дней, погрузив наконец на корабли все свои богатства, они отправились дальше на юг. Климат здесь был уже не такой суровый, и всё чаще светило солнце. Погода стояла по-летнему тёплая. Дожди практически прекратились, лишь изредка по ночам с моря набегали тучи, шёл сильный ливень, который прекращался также неожиданно, как и начинался. А лужи мигом высыхали, образовывая засушливые потрескавшиеся корки глины. Отплыли они рано утром, и ближе к полудню земля окончательно скрылась за горизонтом, уступив место величественному Тирренскому морю. Пока дул попутный ветер, судно шло под парусом, но к вечеру ветер стих, и всех рабов посадили на вёсла. Герхольд, обладавший хорошей выносливостью, без труда управлялся с огромным веслом. Справа от него за таким же веслом сидел ещё один мужчина. Судя по его крепкому телосложению, огромным рукам и могучей шее тоже был претендентом на место в доме. Остальные мужчины были рассажены по двое на весло и были не столь могучи. Пару раз Герхольд и его сосед по гребле поворачивались и смотрели друг на друга оценивающим взглядом, но заговорить так никто первым и не решался. Герхольд лишь одобрительно усмехнулся, когда здоровяк, в очередной раз попавшийся ему на глаза, стал отставать в темпе.

Они гребли практически всю ночь, и лишь под утро подул ветер, наполнивший паруса. Рабов загнали в трюм и бросили несколько кусков чёрствого хлеба. Приковывать на этот раз их не стали, по-видимому, посчитали, что уставшие до изнеможения рабы, да ещё в открытом море, совершенно не представляют никакой опасности. Герхольд уселся на мокрый пол и прикрыл глаза. Всё тело болело от долгого перенапряжения, мышцы были словно натянутые канаты и очень сильно хотелось пить.

– Угощайся! – услышал он очень плохо произносимые слова. Открыв глаза, он увидел стоявшего перед ним того самого здоровяка, что грёб с ним по соседству. Снизу он казался ещё больше. Его светло русые волосы были мокрыми от пота, а голубые глаза сияли, несмотря на усталость. – Испей водицы! – произнёс на сильно ломаном греческом незнакомец. Герхольд с трудом приподнялся и, принял из рук незнакомца глиняный кувшин с водой. Он склонил голову в знак признательности. – Ты сильный муж, прими моё уважение, – крепким басом произнёс незнакомец. – Меня зовут Коловрат, я Русс, – и он протянул Герхольду свою могучую руку.

– Герхольд! – кельт представился здоровяку кузнец и пожал руку.

Они вместе уселись на сырой пол и Герхольд напившись, вернул кувшин Коловрату.

– Русс? Почему Русс? – спросил Герхольд.

Коловрат пожал могучими плечами.

– Не знаю. Сам я из Лесных народов. Но работорговцы совсем не разбираются в этом, так что зовут Руссом по цвету волос.

Герхольд улыбнулся.

– Я бы тоже тебя так назвал.

Они дружно посмеялись.

– Скажи, Русс, а твои Лесные земли это где? – с любопытством спросил Герхольд своего нового знакомого. Тот улыбнулся своей широкой открытой улыбкой и, задумавшись, сказал: