У меня есть присказка «это моё мнение». Как привычка, уж не знаю, дурная или нет. Я знаю массу людей без своего мнения, и не меньше тех, у кого оно есть, но кто держит его при себе, если выражаться культурно, или засунув в самое тёмное место собственной сраки, если говорить, как я думаю на самом деле. Людей же, которые открыто говорят то, что думают, я, если поразмыслить, почти не знаю. Мой старший брат – вот кто точно был таким. Таким, каким не стать не только мне, вообще никому. Я не припомню ни разу, чтобы Ричард пошёл на попятную, чего-то испугался или поступил как-то нечестно ради собственной выгоды.

Я гордился им и боготворил его.

И он покончил с собой.

Что могло заставить брата так поступить – для меня загадка. Я пытаюсь её решить почти каждый день.

Мой брат, самый сильный из всех людей, которых я когда-либо знал, застрелился в своей комнате, не оставив никакой записки, объясняющей, почему он это сделал.

Наверное, вы уже поняли, как я отношусь к ресургентам. Но тут, в случае, когда это касается родных и близких, думаю, надо пояснить дополнительно. Несмотря на то, что брат не оставил себе шанса на возвращение, выстрелив в голову из охотничьего ружья, к чертям разрушив мозг, я ходил на его могилу не единожды, проверяя грунт. Естественно, напрасно. Даже если бы он выстрелил в сердце, стопроцентных гарантий не было. Сейчас это знают все, тогда это только начинали изучать. Подсчитано, что доля вернувшихся составляет не более 80 процентов и зависит эта цифра от целого ряда факторов. Полгода года своего детства я прожил в глупой, ничем не оправданной надежде, что брат всё ещё может вернуться ко мне. Не выдержав, я раскопал его могилу. Он лежал в гробу, мертвей некуда, и не собирался воскресать. Да и вернись он тогда с того света, даже с заново отросшей башкой, он был бы в крайне плачевном состоянии. Шесть месяцев в земле – это шесть месяцев. Это сейчас мертвецов кладут в специальные вентилируемые капсулы и ежедневно от пяток до макушки протирают не дающими гнить растворами. Воскресай не хочу! Если ты погиб не в транспортной катастрофе, с переломами конечностей, то сохраниться до ресургенции в полном порядке легче лёгкого. К чему я веду… Я не люблю зомби ещё и поэтому. Особенно, если ресургент из моего контингента – тупого, необразованного, жадного и незаконопослушного. Это не их вина, но каждый раз я задаю себе вопрос: почему они, а не Ричард?

Лучше бы этого сраного вируса не было вообще. Это моё мнение.

Я въехал на парковку дома престарелых «Второй рассвет Z» с вряд ли разрешённой тут скоростью. Я вылез из машины и, вертя головой, с надеждой осмотрелся, но либо Кэрол поменяла свою вечную, раздражавшую меня своим слишком салатовым цветом «хонду» на что-то другое, либо трубка была повешена не просто так.

Пройдя через ворота, я отправился к основному зданию, но в нерешительности остановился. Мама вполне могла сейчас быть не там, а, например, в парке. Он был довольно большим, набитым настраивающей на благостное увядание зелени, и занимал всё пространство между въездными воротами и самим домом престарелых – со всеми своими выкрашенными белым скамеечками и отрафареченными контрастной розовой плиткой прогулочными дорожками.

– Вы кого-то ищете? – просипел вдруг кто-то у самого моего уха.

Это был один из старичков-ресургентов, в изобилии шаркающих по тротуарным дорожкам. Лет ему было не знаю сколько, но судя по густому седому мху, украшавшему его уши как снаружи, так и изнутри, порядочно.

Не ожидая большой пользы, я назвал имя и фамилию матери. К удивлению, это помогло. Зомбарь с готовностью подсказал, где её искать.

– Лора была с семьёй в зимнем саду! Это рядом со столовой. Я вам покажу, мистер.

Для своего возраста передвигался старик довольно бойко, и буквально через пару минут я увидел мать. Она была одна, сидела на скамеечке в окружении разросшихся розовых кустов и смотрела вдаль. Я окликнул её и подошёл.

– Джереми… – услышал я дрожащий, почти незнакомый голос. – Ты приехал…

Я знаю, от каких слов она удержалась: «наконец-то» или «всё-таки». Признаю, я долго собирался с духом, чтобы увидеть её здесь. Чтобы увидеть её вообще.

– Да, мама. Я тут. С днём рождения!

Я вручил ей купленные по дороге цветы, приобнял и поцеловал воздух рядом с её щекой.

– Что Кэрол? Всё-таки меня не дождалась? – я постарался, чтобы вопрос не прозвучал зло.

– Она только что уехала, Джереми. Развлекала меня целый час, – мать улыбнулась, вспомнив. – Ты знал, что её пригласили преподавать? Она такая молодец…

Ну уж нет. Слушать про то, какая Кэрол перспективная и многообещающая я не собирался. Особенно после того, что она только что вытворила.

– А Кэтти такая умница!.. – продолжала умиляться мать. – И такая же красавица, как Кэрол. Кстати… Она осталась тебя дожидаться. Кэтти! Папа приехал!

Вот это была приятная новость! Мысленно я даже чертыхнулся – сам на себя. Зря наговорил на бывшую, какие бы отношения между нами ни были.

Кэтти с разбегу воткнулась в подставленные мной объятия и крепко обняла меня за шею. Она действительно была похожа на мать – такая же кудрявая большеглазая красотка, с неповторимыми ямочками на щёчках и обаятельнейшим курносым носом.

– Папочка! Мама подарила мне леопардового геккона!

– Ух ты! Круто! – я был на седьмом небе от счастья.

– Вот он! Смотри!

Я не успел отпрянуть. Кэтти сунула мне под самый нос что-то влажно-липкое – оно даже коснулось моего подбородка! Машинально я схватил это рукой и мне пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не заорать и не стряхнуть эту гадость с ладони на асфальт, чтобы тут же раздавить каблуком. Боже мой, какая мерзость!

– Боже мой, какая прелесть! – пропел я самым сладеньким голоском, на который только был способен.

– Тебе правда нравится?

– Ну ещё бы! Возьми-ка его обратно, детка, и положи в банку или что-там у тебя… Он, наверное, очень утомился и хочет спать.

Я осторожно перегрузил проклятую тварь в пищевой пластиковый контейнер с листьями салата на дне, который Кэтти вытащила из своего розового рюкзачка.

– Его зовут Мэгги. Я носила его в туалет, чтобы дать попить и охладить под водичкой.

Женское имя геккона меня смутило гораздо меньше, чем само его присутствие в такой опасной для моей нервной системы близости. Зазвонил телефон.

Кэрол.

– Ты уже доехал?

– Да. Спасибо, что оставила Кэтти.

– Мне не очень удобно ехать за ней обратно. Завезёшь её ко мне на работу?

– Нет проблем. С радостью.

Проблемы, конечно, были. Работала Кэрол в серпентарии Нью-Йоркского зоопарка, естественно, битком набитом гадами всех видов, что ползают по нашей планете. Я бывал там пару раз и при одном только воспоминании у меня, взрослого мужчины, копа, работающего в самых опасных городских кварталах, делались ватными ноги, и по всему телу вставали на дыбы волоски.

Но признаться в этом Кэрол? Размечталась!

Пока Кэтти носилась по парку с контейнером Мэгги, показывая его престарелым зомби и обслуживающему их персоналу, я поговорил с матерью, присев к ней на скамеечку.

– Как ты тут устроилась? – спросил я, чтобы слушать, а не рассказывать самому.

– Нормально, Джереми, – ответила мама. – Почти не отличается от того места, в котором я умерла. Только санитары из ресургентов. Ну и соседки с соседями тоже.

Последний год мама прожила в пансионе для обычных престарелых, с тем же названием только без приставки Z. Дом, в котором мы когда-то жили всей семьёй, всё это время стоял пустой. Мама не могла там больше оставаться одна, за ней нужен был уход. Я, конечно, навещал её, но переехать насовсем не мог. Переезд в пансионат хорошего уровня, а проверил я его досконально, был наилучшим выходом. Там она и скончалась. И, воскреснув через четыре дня, переехала сюда. Так делали многие, процедура была давно отработана и чаще всего оформлялась одним договором.

Мама подробно рассказала о том, как живёт, постоянно заглядывая мне в глаза. Я же избегал смотреть на неё, и просто слушал, кивая и изредка вставляя в паузы ничего не значащие междометия.

– Мне тут хорошо, Джереми. Единственное… не хватает вас. Тебя особенно, сынок. Я очень тебя люблю.

Она в который раз посмотрела на меня. В этот раз у меня хватило мужества не отвести взгляд. В её мёртвых глазах я увидел страх. Не дожидаясь, пока он захлестнёт и меня тоже, я обнял её и произнёс:

– Я тоже, мама. Я тоже люблю тебя. Так же, как и раньше.

Я врал. Я не чувствовал в этой момент никакой любви. Я любил её живой. Сейчас же она была мертва. Но… Зачем ей об этом знать?

– Джереми, я хотела поговорить с тобой насчёт дома, – сказала мама.

– Мы это обсуждали, – напомнил я. – Я не буду там жить. Отдай его Кэрол, если хочешь.

– Она тоже отказалась, – ответила мама. – Сказала, что не хочет ещё сильнее осложнять ваши отношения.

Надо же! Куда тут сильнее, действительно.

– Джереми, я говорю о том, – пояснила мама, – что хочу его продать, и отдать тебе деньги. Ну, кроме тех, что уйдут на моё содержание здесь.

Это было хорошей мыслью. В нашем семейном доме я не поселился бы никогда, это точно. Расходы же на «Второй рассвет Z» были мне хоть и по карману, но с немалым трудом, если честно.

– Как скажешь, мама. Спасибо, – я искренне поблагодарил её.

Мы немного поговорили о том, что делать с домом. Мне пришлось пообещать, что я заеду туда в ближайшее время и, как сумею, подготовлю к продаже.

– Я очень хочу, чтобы вы помирились с Кэрол., – не удержалась всё-таки мать от любимой темы. – Сынок, прошу тебя. Ради Кэтти, в конце концов. Вы оба могли бы…

– Мне пора ехать, – сказал я, для убедительности взглянув на часы на телефоне.

Я поднялся. Мама успела поймать меня за рукав.

– Джереми…

– Что, мам?

Она смотрела мне в глаза, отвести взгляд было просто невозможно.

– Ты не бросишь меня здесь?

– Мам…

– Я очень люблю тебя, сынок, – повторила мама то, что говорила совсем недавно. – Очень сильно тебя люблю!

Надо признать, случается, что правым оказывается даже такой ублюдок как Уильям Поттер. Есть ситуации, когда своё мнение стоит засунуть в задницу.

– Я тоже тебя люблю, мама, – повторил и я. – Всё будет хорошо.

Она улыбнулась. Пользуясь тем, что разговор можно прервать на позитивном моменте, я ещё раз её обнял и подозвал Кэтти, чтобы она тоже могла попрощаться.