Цитаты из книги «Искусство оскорблять»

н никогда и нигде не преподавал, почти не читал лекций, да и вообще избегал академической среды. В частности, известно, что по необъяснимым причинам Декарт уклонился от знакомства даже с Галилеем. Свои дни он закончил при дворе шведской королевы Кристины, приняв отравленную облатку из рук иезуита Жака Виоге, так как орден Иисуса стало раздражать влияние Картезиуса на юную королеву. Конечно, ему больше пошел бы костер, но сентиментальные иезуиты решили по-братски обойтись с выпускником школы Ля Флеш и

Сегодня у нас есть законы естествознания. Все, что им противоречит может быть смело и безоговорочно отбраковано. Мы можем не принимать во внимание (или не воспринимать всерьез) летающие препуции, психотерапии или «внетелесные ощущения».

Культура бросала в бой легионы поэтов, теноров, дизайнеров и режиссеров. В результате она отвоевала почти все позиции, потерянные в XIX веке. Поправ обломки научного мировоззрения, тенора вновь закрепили культ гениев, необъяснимость искусства, мира, любви, а через это и метафизику в чистом виде. Прекрасный пример – Ричард Докинз.

Мы помним, что в первой трети XIX века какой-то поэт провозгласил, что «тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман», и этот принцип стал стержнем паранаучных дисциплин. «Возвышающий обман» принарядился в психологические и философические облачения, окутался эзотерическими флёрами, и возглавил глухую, упорную войну против физиологии.

Дело в том, что метафизическая идея быстро адаптировалась к новой реальности. Она научилась любые промахи и нестыковки науки трактовать в свою пользу. Это без сомнения, было спекулятивным, но очень мощным приемом. Как видим, прием работает, и по сей день. Его механизм прост: любая помарка или недоработка естествознания тут же объявляется доказательством наличия некоего «сверхъестственного начала» мира, все, что еще не получило своего простого объяснения всегда трактуется в пользу метафизики. Тут годится и путаница с рисунками эмбрионов Геккеля, поддельность питлдаунского черепа, отсутствие «переходных форм», неразгаданность роли ферментов в образовании ДНК или некоторые квантовые неясности. Неизбежность ошибок в деле накопления и очищения точных знаний – очевидное и естественное дело. Но метафизика научилась присасываться к ошибкам науки и трактовать каждую из них, как свою личную победу. Согласно такой логике, любая заминка выступающего на арене атлета должна добавлять очков злобствующему калеке на двадцать пятом ряду трибун, который и в соревнованиях-то не участвует. Ситуация, конечно, забавная. Но, строго говоря, все это характеризует не саму метафизику, а лишь метафизиков.

дисперсию света и начать свой основной труд «Математические начала натуральной философии»

Вспомним английскую чуму 1665 года. Да, ее жертвой стали несколько миллионов человек. Но она же загнала Ньютона в «Линкольнширское отшельничество», где он, полностью изолировавшись от мира, наконец нашел время

Вне зависимости от субъективных оценок большевизма надо признать его безусловно положительную роль в создании должных условий для Павловской физиологической школы и огромного количества проводимых ею экспериментов, а через это и на развитие принципиально важных, глобальных параметров точного знания. У Павлова, несомненно, была исключительная свобода научного поиска, обеспеченная ему условиями революционной среды. (Мы опять видим, что не самые эстетичные события очень благотворно влияют на ход истории наук

(Можно (и нужно) презирать общество, но не следует забывать о финансовой зависимости науки от его прихотей и увлечений.)

Но нельзя считать фрейдизм и просто пустым местом. Он навсегда останется примером того, насколько паранаучная фантазия может быть для публики соблазнительнее и реальной