Цитаты из книг автора «Александр Невзоров»

Какое-то время наука рассматривалась как придворный фокусник, обязанный изготавливать гаджеты вроде мобильников и ракет. Но потом выяснилось, что Корея с гаджетами справляется лучше, а космическая гонка с США проиграна навсегда. Искать в науке что-нибудь «русское», что можно было бы пустить на «скрепы», оказалось бессмысленно – она транснациональна по своей природе.

Москве, изгнание и травлю Ивана Федорова. В XVIII веке – аресты типографов, осмеливавшихся печатать западную научно-просветительскую литературу, как это было с Новиковым. В XIX веке оно же громило анатомические музеи и требовало (устами митрополита Исидора) ссылки И. М. Сеченова на покаяние в Соловки за «Рефлексы головного мозга», анафематствовало писателей и проклинало строительство железных дорог, электричество и наркоз. Сегодня оно – снова главный воспитатель страны. Оно снова учит добру и правде. По примеру своих святых. Таких, как кроткий и благостный Иван Сергеев (церк. псевдоним – Иоанн Кронштадтский). В 1908 году Иоанн Кронштадтский… молился о смерти Льва Толстого, прося своего бога убить старого писателя: «Не дай ему дожить до праздника… Возьми его с земли, этот труп зловонный, гордостью своей посмрадивший всю землю» («Дневник 1908 г., сентябрь»).

Напомним, что агрессивное отрицание науки не затерялось в веках, вместе с Кормчей Книгой, проклинающей «премудрости бесовские», с архаичными трудами св. Лествичника, Ф. Затворника или Т. Воронежского. Возьмем относительно свеженького идеолога православия, почитаемого и авторитетного св. Игнатия Брянчанинова. Он откровенно пишет: «Ученость есть мерзость и безумие перед богом, она – беснование» («Слово о человеке»); «Науки – плод нашего падения, произведение поврежденного падшего разума» («Письма о подвижнической жизни»).

Сегодня для любого из «творцов традиций» не нашлось бы иного места, кроме как на цепи. Или на скамье подсудимых международного трибунала. Изобретенные ими «под себя» и «для себя» правила жизни, понятия о добре и зле – должны были бы быть захоронены вместе с ними, а «могильники» изолированы тщательнее, чем концентраторы сибирской язвы.

Основной ценностью объявлены традиции, так как именно они являются питательной средой для религии. Именно через традиции прошлое успешно диктует настоящему свои дикарские правила. Напомню, что «творцы традиций» не имели (и не могли иметь) ни малейшего понятия об электричестве, Павлове, Циолковском или Хокинге, о квантах, о происхождении жизни, о канализации и нейрохирургии, о дамских тампонах, космосе, теории относительности, туалетной бумаге или происхождении человека. Незнание этих факторов с современной точки зрения является элементарной неразвитостью.

Вспомним прекрасную идею: национальным, «родным» праздником нейтрализовать праздник сюжетно похожий, но навязанный Западом.

Православная идеология лукавит, делая вид, что напрочь позабыла и еще один пикантный факт: уровень умственного развития основы Св. Руси – русского крепостного крестьянина (того самого «богоносца») – не только в X–XVIII, но даже в начале XX века ничем не отличался от уровня туземца Соломоновых островов, Новой Зеландии, Новой Гвинеи или народностей Нижнего Конго. Мировоззрение тех и других, их представления о пищеварении, болезнях, родах, зачатии, эмбриогенезе, жизни, смерти, механике мира, добре и зле были практически идентичны. Как и уровень интеллекта.

В реальности XXI века православная идеология выглядит особенно забавно. Она опирается на «традиционные ценности России», позабыв, что все они – порождение того общества, в котором работорговля, рабовладение, публичные побои, вырывание ноздрей, гаремы из крестьянских девок, клеймение лбов и травля детей собаками для потехи, лакейство, холуйство, «запорки вусмерть» и челобитные – были не просто обыденным делом, но являлись узаконенным государственным нормативом, важной компонентой существования Св. Руси.

Конечно, на первый взгляд правильнее было бы характеризовать депутатов как тружеников «зада и рта». Ведь они должны не только заседать, но еще и издавать звуки.

Исключительно для того, чтобы напомнить, что ошибки остаются ошибками вне зависимости от «высоты», с которой они прозвучали.