Селяне продолжали платить (помимо выкупных денег) еще и подушную подать, поставлять в армию своих сыновей и выполнять разнообразные повинности. Право частной собственности на землю и свободного выхода из общины даровано было крестьянам только в 1906 году, когда делать это было уже, скажем прямо, поздновато. Отменять крепостное право, по мнению многих историков, необходимо было не позднее года 1814-го – после победы в Отечественной войне 1812 года. Тогда, кстати говоря, русские мужики, не жалевшие на этой войне своих жизней, не только сражавшиеся в регулярной армии и ополчении, но и партизанившие по собственному почину в тылу оккупантов, именно этого и ждали, а не мелочей в виде прощения какого-то количества недоимок и отмены на пару лет рекрутчины. Однако император Александр I отделался циничнейшим: «Крестьяне, верный наш народ, да получит мзду свою от Бога!», и тем не только упустил исторический момент для изменения судеб России, но и нанес глубочайшую обиду большинству ее жителей – согласно переписи 1858 года «сельские сословия» составляли 82,55 % населения России. Слишком много впоследствии накопилось таких обид и глухой, подсердечной злобы. К 1917 году еще предостаточно было людей, помнивших, как «баре», будучи в полнейшем своем праве, таскали на сеновал их матерей, а отцов запарывали или затравливали борзыми до смерти просто ради забавы! Вот это все и отлилось потом – сперва Февралем, а потом и Октябрем.

Продолжим, впрочем, рассказ о сословном делении Империи. Городские сословия или мещане изначально делились на людей ремесленных, «цеховых», и купечество. Для занятий ремеслом человек должен был непременно принадлежать к тому или иному цеху, чтобы торговать – входить в одну из купеческих гильдий. «Цеховые» при этом подлежали рекрутской повинности и телесным наказаниям точно так же, как и крестьяне. И так же платили подушную подать. Купцам, понятное дело, жилось куда вольготнее. Однако на государственную службу поступить могли дети только представителей из высшей, первой гильдии. Исключение делалось лишь для тех, кто сумел получить высшее образование, да и то далеко не всякое. Как несложно догадаться, таковых счастливчиков было немного. Согласно имеющимся данным о процентном соотношении различных сословий среди студентов университетов и прочих высших учебных заведений в 1912 году более трети таковых составляли дворяне. Около 9 % – выходцы из среды духовенства, около 12 % – дети купцов и почетных граждан. Еще более четверти студентов была из мещан и цеховых. На крестьян и казаков приходились оставшиеся 16 %. От унизительной порки и обременительного подушного налога мещанское сословие было избавлено лишь в середине-конце XIX века. Реальное же отношение власть предержащих нашего Отечества, вплоть до самых мелких чиновников, к тем же купцам прекрасно изображено в бессмертном «Ревизоре» Гоголя. Настоятельно рекомендую перечитать.

К «городским сословиям», с началом бурного развития в России промышленности конечно же, добавились фабричные и заводские рабочие. Те самые пролетарии, на которых уповали сперва Маркс и Энгельс, а затем и верный их ученик – Владимир Ильич Ленин, планируя революционное переустройство сначала собственной Родины, а потом и всего остального мира. Все они, за самым редким исключением, были сбежавшими от бедноты и беспросветности, царившей в их родных крохотных деревеньках, крестьянами. То есть опять-таки нищими и бесправными потомками недавних рабов, не имевших никаких надежд на то, чтобы выбиться в люди, подняться по социальной лестнице. Теоретически, конечно, любой человек мещанского сословия мог записаться в те же купцы, однако на это нужны были деньги, которые даже не снились какому-нибудь работяге. Можно (опять-таки чисто теоретически) было выбиться даже и в дворяне – дойдя на военной службе до офицерского чина или получив один из высших орденов Империи. Более того – подобные случаи были. Вот только составляли они ничтожнейшую долю процента от реальных судеб тех 90 % народа российского, на которых, собственно, все и держалось в государстве.

Трагедия Империи состояла в том, что при наличии в ней великого множества талантливейших людей, настоящих патриотов, умных и честных, страной управляли абсолютные ничтожества, имевшие родословные на зависть породистым лошадям или псам. И – ничего более за душой… Остальные же пробиться сквозь дебри устоявшейся веками жуткой сословной Системы не могли ни за что. Генералы, которые вовсю тормозили в конце XIX века принятие в российской армии на вооружение магазинных винтовок и револьверов с самовзводом, поскольку считали, что это приведет к «неоправданному перерасходу патронов глупыми солдатами» – еще что! Морской министр, недрогнувшей рукой чертящий на поданном ему рапорте о необходимости закупки за рубежом свечей зажигания для русских подлодок резолюцию о том, что хватит с лихвой и обычных – стеариновых! Это вам как?! А дело было в 1905 году. После этого Цусима – никакая не «роковая случайность», а как раз-таки неизбежность. Как и все, что за ней последовало.

Вот, кстати, вспоминая о делах военных, мы вполне можем перейти к разговору о самом малочисленном, но при этом наиболее привилегированном сословии Империи – дворянском. Испокон веков дворянство было не просто привилегированным сословием, а кастой людей служилых, обязанных всю свою жизнь посвящать защите Отечества, отстаиванию его интересов там и тогда, когда сочтет это нужным верховный сюзерен – государь. Собственно говоря, и образовалось оно как сословие профессиональных воинов – отсюда старорусское «боярин», имеющее один корень со словом «бой». Да и во многих прочих языках и наречиях эти корни нашли свое отражение – в той же Франции общепринятое обращение к благородному человеку «шевалье» переводится попросту как «всадник».

Права и привилегии дворян всегда и везде были велики, вот только платить они за них были обязаны исключительно собственной кровью, проливаемой на полях сражений. И как же обстояло дело с готовностью пролить собственную «голубую» кровь за Россию-матушку у отечественного дворянства в 1917 году? Хреново обстояло, чего уж там… Если верить «Военно-статистическому ежегоднику русской армии на 1912 год», потомственные дворяне в русской армии составляли: среди генералов – 87,5 %, штаб-офицеров – 71,5 %, обер-офицеров – 50,4 %. Однако все та же статистика безжалостно свидетельствует – к началу Первой мировой войны офицерский корпус Русской армии состоял из дворян менее чем наполовину! О чем говорить, если среди руководителей ее Генерального штаба при его общей численности накануне мировой войны в 1135 человек из 425 генералов потомственных дворян по происхождению было 184 (43 %), из 472 штаб-офицеров – 159 (33 %), из 238 обер-офицеров – 106 (44 %), т. е. в среднем потомственные дворяне составляли около 40 %?

Более того – с течением войны ситуация менялась от плохого к худшему. Кадровые офицеры, среди которых дворян была, дай бог, половина, сложили головы если не в первые месяцы войны, то во время летнего наступления 1915 года. К осени 1917 года в войсках их оставалось не более 4 %! Кто же командовал? На более высокие офицерские должности выдвинулись проявившие себя в боях и набравшиеся опыта прапорщики (напомню – тогда это был младший офицерский чин). «Низовые» вакансии замещались все теми же прапорщиками, но обученными и произведенными в чин уже в военное время. Что это была за публика? Слово генералу А. А. Адлербергу, состоявшему в распоряжении Верховного главнокомандующего (то есть – императора). Вот вам цитата из его доклада о результатах осмотра запасных батальонов в конце 1915 года: «Большинство прапорщиков состоит из крайне нежелательных для офицерской среды элементов. Среди них были даже чернорабочие, слесари, каменщики, полотеры, буфетчики и т. д.» Генерал сокрушался о том, что ситуация, при которой «нижние чины часто, не спросив даже разрешения, отправляются держать экзамен (на прапорщика. – Авт.)», приводит к фактам, когда «совершенно негодные нижние чины» попадают в прапорщики. И что же начертало собственною рукой на сем документе Его императорское величество? Резолюция Николая II: «На это надо обратить серьезное внимание»…

Речь сейчас, впрочем, не о том, во что ко времени Февральской революции превратилась Российская императорская армия – хотя этот момент для нашей темы крайне важен. Вопрос, собственно говоря, в том, почему громадные кадровые «дыры» в армейских рядах приходилось буквально затыкать черт знает кем? Что, в России не имелось дворян призывного возраста, годных к военной службе? Да с избытком – сотни тысяч. Вот только проливать кровь и гнить в окопах они не желали-с. Следует признать очевидное – к 1917 году русское дворянство попросту выродилось. Не поголовно, конечно, но в основной своей массе. Именно упертое нежелание помещиков расстаться хоть с какой-то частью принадлежавшей им земли, хоть с малой толикой собственных безграничных привилегий, чтобы и дальше продолжать хрустеть булками, пусть и чуть менее интенсивно, привело к революционному взрыву.

Фактически спасти Российскую империю могло только, как написал один хороший писатель, «разумное сочетание террора и реформ». Перед самой Февральской революцией Николая II умоляли лишь об одном – немножко поиграть в «конституционную монархию», разрешив создать так называемый «ответственный кабинет». Это означало правительство, вроде бы подотчетное не императору, а Государственной Думе. Разумный человек и тонкий политик воспользовался бы этим как спасательным кругом – ни отречений, ни чего-то подобного от монарха на тот момент не требовали. Ну, создал бы это «ответственное» правительство. Ну, свалил бы на него чохом потом все беды – да и разогнал ко всем чертям, можно и с Государственной Думой заодно! России нужно было продержаться любой ценой до выхода из войны, которая ее толкала к пропасти. Но нет – Николай уперся как вкопанный: как можно, он же самодержец, помазанник Божий! Вот и закончилось его «самодержавие» все мы знаем, чем…

Вообще говоря, то, что сделали для полнейшей дискредитации монархической идеи в России тогдашние представители династии Романовых, не под силу было бы никаким большевикам и за сто лет. Казнокрадство, воровство, пикантные, мягко говоря, скандалы… Недаром же некоторых членов царской фамилии приходилось отправлять в ссылку – да не на пресловутый «сто первый километр», а намного дальше. Ну, а уж жена Николая – императрица Александра, урожденная Алиса Гессенская… Не было, пожалуй, на Руси царской супруги, к которой чуть ли не все без исключения сословия испытывали бы столь дружную неприязнь. Дело было даже не в омерзительных сплетнях относительно Григория Распутина и совершеннейшем уже бреде вроде того, что из спальни императрицы (имевшей немецкую кровь) проложен «прямой провод» не куда-нибудь, а в «ставку Вильгельма», естественно – для передачи секретнейших военных данных… Все эти слухи, между прочим, после Февраля расследовались самым тщательным образом и ни малейших подтверждений, конечно, не получили. Но вот постоянное вмешательство Александры в государственные дела (прежде всего – в вопросы назначений на самые ответственные посты), ее влияние на императора, сказывавшееся на нем далеко не лучшим образом – это как раз было.

С огромным сожалением приходится признать – великая триада «За Бога, Царя и Отечество», веками служившая опорой русскому народу в любых испытаниях, к 1917 году распалась, утратила свой смысл и значение, превратившись для большинства людей Российской империи в пустой звук. Едва ли не всем было в сложившемся укладе душно, тесно, невыносимо. Не вступи Российская империя в войну, возможно, взрыва бы и не произошло – во всяком случае, именно в 1917 году. В таком варианте был шанс на смену императора, которая бы не привела к слому государства, на изменение страны путем реформ, а не «кровавой бани». С другой стороны – даже заменив Николая II на более деятельного, решительного и авторитетного монарха, что было делать с окружавшей трон толпой дворян, упорно не желавших идти вообще ни на какие изменения, поступаться хотя чем-то? Заскорузлая, омертвевшая, выгодная десятой доле ее жителей Система душила страну, не давая ей нормально развиваться. Развязать этот узел сумели только Ленин со товарищи – увы, самым радикальным и кровавым путем.

И, наконец, о том, кто же все-таки «устроил» Февральскую революцию в 1917 году. Голодный бунт в Петрограде подняли рабочие и городская голытьба, раздуть его до масштабов вооруженного восстания помогли одетые в солдатские шинели крестьяне. Но политическим «двигателем» именно февральской революции были вовсе не они, а интеллигенция, состоятельные «разночинцы» и даже дворяне! При СССР Февральская революция носила полупрезрительное определение «буржуазная». Пора, наконец, сказать правду, господа! В феврале 1917 года в России произошла классическая либерально-демократическая революция. Именно эта горластая публика, помешанная на идеях «всеобщей свободы» и прочих «общечеловеческих ценностях», и дорвалась тогда до руля – впервые в истории России. С более чем предсказуемым результатом.

Сметя монархию, эта компашка, одержимая разрушением всего «реакционного», не остановилась – в самые кратчайшие сроки уничтожены были армия, полиция, вообще, практически вся система государственного управления. Империя начала стремительно разваливаться на куски, и окончательная гибель ее казалась неминуемой. Спасли Россию, как ни парадоксально это звучит для кого-то, большевики. Можно сколько угодно ставить им в вину Брестский мир, «красный террор» и много чего еще, но факты остаются фактами – профуканные Временным правительством огромные территории России вернуть смогли только «красные». Что-то, как Украину и Закавказье – раньше, ту же Прибалтику – позже. Упустили только Польшу с Финляндией, за отделение которых «спасибо» опять же либералам и демократам из Временного правительства. Если бы эти деятели, не дай бог, «правили» подольше, от России не осталось бы вообще ничего! Отделяться от них собирались чуть ли не все – от Кубани и Дона до Сибири. А вчерашние союзники по Антанте уже устраивали конференции, на которых нарезали себе из нашей земли колонии пожирнее… Впрочем, к подробному рассмотрению этого вопроса мы еще вернемся.

Нельзя не признать – история России пошла далеко не по самому худшему из возможных путей. Февральская революция, к которой Империю привели как действительно объективные процессы, так и совокупность трагических обстоятельств и субъективных причин, вполне могла уничтожить российскую государственность как таковую. Но она лишь столкнула Россию в Смуту, которую та смогла пережить – пусть и неимоверно дорогой ценой. А еще – показала раз и навсегда, к каким последствиям приводят либерально-демократические эксперименты на нашей земле, и какой невероятно жесткой властью их приходится впоследствии компенсировать.