И вот оно было уже вытащено на берег, сделали для него четыре деревянные подпоры, а вокруг поставили деревянные изображения, подобные великанам (кумиры). Лодку притащили и поставили на столбы – подпоры. Люди начали ходить взад и вперед и говорили слова, мне непонятные. Затем принесли скамью (ложе) и поставили ее в лодке. После этого пришла старая женщина, которую называют ангелом смерти. Она покрыла скамью коврами, а по ним греческою золотою тканью и положила подушки из такой же ткани. Она управляет шитьем и его приготовлением. Она же принимает (убивает) девушку. Я видел ее, она смуглая, толстая, лоснящаяся, с лютым видом.

Когда постель была изготовлена, руссы пошли за покойником к его могиле, сами раскрыли крышу, вынули мертвеца, как он был, со всеми предметами, которые с ним были положены. Я видел его почерневшим от холода этой страны, а впрочем, он ни в чем не изменился.

Ему надели шаровары, носки или чулки, сапоги, куртку или кафтан из толстой ткани с золотыми пуговицами; надели ему на голову шапку из золотой ткани с соболевой опушкой; понесли его в палатку, которая была устроена в упомянутой лодке, посадили на постель и обложили его подушками.

Затем принесли пьяный напиток, плоды, благовонные растения и положили к нему; принесли также хлеб, мясо, лук и положили перед ним; принесли собаку, рассекли ее на две части и положили в лодку. Принесли все оружие покойного и положили сбоку его. После того привели двух лошадей, гоняли их, пока не вспотели, затем разрубили их мечами и мясо покидали в лодку. Принесли петуха и курицу, зарезали их и поклали туда же.

А девушка, которая должна была умереть, ходила повсюду, заходила в каждую палатку руссов, прощалась с ними.

В пятницу, между полуднем и закатом солнца, руссы повели девушку к чему-то, сделанному наподобие навеса или выступа у дверей. Она стала на ладони мужчин и, поднятая ими, посмотрела на этот навес, сказала что-то на своем языке и была опущена. Она сказала: «Вот вижу отца моего и мать мою». Затем ее подняли во второй раз. Она сделала то же самое и сказала: «Вот вижу всех родителей, умерших родственников, сидят». Подняли ее в третий раз, и она сказала: «Вот вижу моего господина; сидит в саду, в раю, а рай прекрасен, зелен; с ним сидит его дружина и отроки. Он зовет меня. Ведите меня к нему». Ее повели к лодке. Она сняла свои браслеты с рук и подала их ангелу смерти – старой женщине. Она сняла обручи – кольца со своих ног и отдала двум девушкам, которые ей прислуживали; они прозываются дочерями этой старухи, то есть дочерями ангела смерти. Потом ее подняли на лодку, но не ввели в палатку, где лежал мертвец. Пришли мужчины со щитами и палками и подали ей кружку с пьяным напитком. Она взяла ее, пела над ней песню и выпила ее. Это она прощалась со своими подругами. После того ей подали другую кружку. Она взяла и запела длинную песню. Старуха торопила ее выпивать кружку скорее и идти в палатку, где ее господин. Я видел ее в нерешимости, она изменилась. Неизвестно, желала ли она войти в палатку. Она просунула туда голову. Старуха взяла ее за голову, ввела ее в палатку и сама вошла за ней. Мужчины начали стучать по щитам палицами для того, вероятно, чтобы не слышно было ее криков, чтобы это не устрашило других девушек, готовых также умереть со своими господами.

В палатку вошло шесть человек и простерли девушку обок с ее господином; двое схватили ее за ноги и двое за руки, старуха – ангел смерти обвила ей вокруг шеи веревку, за конец которой взялись остальные двое мужчин. Старуха-ведьма, ангел смерти, подошла с большим ширококлинным ножом и начала вонзать его между ребер жертвы, а двое мужчин тянули за концы веревку и душили девушку, пока не умерла.

После того под лодку подложили дров, и ближайший родственник покойного, взяв кусок дерева, зажег его и, держа в руке, пошел к лодке задом. Он первый зажег костер; за ним стали подходить остальные люди с лучинами и дровами; каждый бросал в костер зажженную лучину и дрова. Вскоре огонь охватил дрова, затем лодку, потом палатку с мертвыми и со всем, в ней находящимся. При этом подул сильный, грозный ветер, пламя усилилось и все больше и больше распространяло свое могущество. Подле меня стоял человек из руссов, и я слышал, как он разговаривал с толмачом (переводчиком). Я спросил толмача, о чем он вел с ним речь. Он ответил, что русс сказал ему: «Вы, арабы, народ глупый. Вы берете любимого и почтеннейшего для вас человека и бросаете его в землю, где его поедают гады и черви. Мы в одно мгновение сжигаем его в огне, и он в тот же час входит в рай». Затем этот человек засмеялся и проговорил: «Бог любит покойника: послал сильный ветер, и огонь унес его в одночасье»; и действительно, не прошло и часа, как лодка, дрова и оба мертвеца превратились в пепел».

Так рассказывали арабы, посещавшие нашу родину для торговых целей, про нравы и обычаи руссов в половине IX столетия.

Из приведенных рассказов мы видим, что нравы наших предков были в это время уже несколько мягче, чем во времена скифов, но тем не менее они оставались такими же язычниками, как и прежде, и поклонялись идолам. Главным идолом, изображавшим древнего арийского всемогущего бога, считался Перун – бог молнии. Потом очень почитался Велес, или Волос – бог скота и домашнего богатства; за ним шли Ладо – бог веселия, любви и согласия, Ярило – бог плодородия, Купало – бог земных плодов и некоторые другие. Кроме этих главных, или, так сказать, общих богов, народ верил также в местных или домашних богов: в домовых, водяных, леших, обитавших в лесах, в речных русалок, в ночных кикимор и в прочую нечисть.

Храмов у наших языческих предков не было; места же, где стояли идолы больших богов, назывались капищами; это были площадки, где идолы помещались на каменных плитах и колодах. Тут совершались и жертвоприношения; жертвовались обыкновенно плоды, овощи и скот. Человеческие же жертвы в те времена приносились уже редко. Особого сословия священнослужителей или жрецов не было, так как жертву приносил каждый сам за себя или за свою семью и род, но в народе было довольно много волхвов или кудесников, к которым любили обращаться за советами и предсказаниями.

Кроме рассказов арабов о состоянии Русской земли в половине IX века, у нас имеются сказания о тех же временах и нашего первого летописца. Свою летопись он начинает повествованием о расселении народов, происшедших от колена Иафета. Из этого повествования видно, что в половине IX столетия Русскую землю заселяли следующие славянские племена: по Днепру у Киева и ниже – до хазарских владений – сидели поляне; выше их, по Днепру же, там, где широкая русская равнина, идущая от Черного моря, – поле – сменяется русским же могучим лесом, сидели древляне, так прозывавшиеся, ибо жили в лесу среди деревьев; севернее древлян по реке Припяти жило племя дреговичей; восточнее дреговичей по реке Соже – радимичи; еще восточнее, по рекам Сейму и Десне – северяне. По реке Полоте, притоку Западной Двины и по верхнему и среднему течению последней реки, сидели полочане. В Волковском лесу, на возвышенной местности, откуда берут начало почти все великие русские реки, было расселено племя кривичей, так называвшееся по причине большой кривизны рек, на которых они жили.

Восточнее кривичей, по реке Оке, сидели вятичи, а севернее кривичей, вокруг озера Ильмень, в нынешней Новгородской стороне, – славяне ильменские.

Наконец, на Западном Буге сидели бужане, или волыняне; между Южным Бугом и Днестром – тиверцы, а у устья самого Днестра – уличи.

Вот названия славянских племен, населявших Русскую землю в IX столетии по Рождеству Христову.

Все эти племена жили родовым бытом и сохраняли все обычаи этого быта: отдельный человек подчинялся порядкам своего рода, а целый род покровительствовал каждому своему родичу, причем за обиду его полагалась кровавая месть целым же родом.

Безродный же человек назывался сиротой и имел самое убогое место среди людей, между которыми жил.

Большинство славян, как люди, занимавшиеся сельским промыслом, жило селениями; несколько селений одного рода или племени составляли обволость, или волость; в такой волости власть принадлежала старейшинам – князьям. Эти старейшины жили зачастую в городках или городах. Там же, вокруг них, жили ратные люди, составлявшие княжескую дружину, промышленники, ремесленники и купцы. В некоторых городах, главным образом торговых, где собиралось много разного люда со всех сторон, вместе с князьями дела решало вече, то есть собрание выборных людей от города. Городки рубились также и тогда, когда предки наши продвигались в местности, заселенные туземным коренным населением, по большей части финскими племенами, обитавшими на севере и востоке Русской земли. В этом случае городки представляли крепости, в которых порой отсиживались и выдерживались осады до прихода подмоги.

Из городов IX века более значительные были следующие: Ладога на озере Нево, Изборск на Великом озере; вскоре около него возник и Псков, затем Новгород на озере Ильмень; Смоленск на верхнем Днепре; Полоцк на реке Полоте; Чернигов на Десне – притоке Днепра, а на самом Днепре Любек, и затем Киев – в том месте, где когда-то святой апостол Андрей Первозванный водрузил крест.

Наконец, славяне имели свои города и среди финских племен на востоке: Белоозеро среди веси, Ростов у мери и Муром среди муромы, мещеры и мордвы.

Вот главнейшие древние города Русской земли.

Вообще, в Русской земле городов было тогда много, почему шведы и прозвали ее «Гардарик», или страна городов.

Про сооружение Киева существует два предания: по одному – его построили три брата: Кий, Хорив и Щек, жившие со своей сестрой Лыбедью на соседних к Киеву горах, а другое предание гласило, что когда-то, в отдаленное время, здесь был перевоз через реку Днепр, и перевозчиком был некто Кий, почему и говорили – едем к Киеву перевозу; отсюда и пошло название Киев.

Наибольшими городами были, конечно, те, где могла бойко идти торговля.

В этом отношении первое место принадлежало Киеву, а затем и Новгороду.

Через эти города проходил великий водный путь «из варяг в греки», по которому шла главнейшая торговля между племенами, жившими по Балтийскому морю, то есть варягами, с далеким Царьградом. Путь из варяг в греки шел от Балтийского моря через реку Неву в озеро Ладожское, или Нево, по реке Волхов на озеро Ильмень, а оттуда вверх по реке Ловати до ее верховьев в Волковском лесу; здесь суда перетаскивались по сухому пути волоком – в верховья Днепра и спускались по нему в Черное море.

По пути этому шло множество различных товаров: от варягов шло сукно, холст, полотно, медные и железные изделия, олово, свинец и драгоценный янтарь; кроме того, шла в большом количестве соленая сельдь; Русская земля торговала, как и в Геродотовы времена, хлебом, дорогими мехами, медом, лесом, салом, скотом, лошадьми и рабами; из Царьграда шли главным образом паволоки, каковым именем назывались греческие шелковые ткани с золотом или без него; паволоки были в большом ходу, как в Русской земле, так и у варягов, и всякий человек с достатком непременно шил себе одежду из паволок; затем греки торговали золотом и серебром в различных вещах женского и мужского убора, каковыми были серьги, браслеты, обручи, перстни, запонки, кольца и пуговицы; наконец, из Царьграда же шли тканые и кованые кружева для отделки платья, разного рода южные плоды и вина.

На этот путь «из варяг в греки» прибывали и товары из далекой Пермской страны – самоцветные камни и редчайшие меха, а также ковры из Вавилона, индийские ткани с причудливейшими узорами, бусы, бисер, пряности и благовония из Аравии.

Деньги в это время на Руси были кожаные: «куны» (мордочки куниц), «резаны» (отрезки) и «ногаты» – лапки и ушки белок с серебряными гвоздиками (с тех пор и идет название «полушка», то есть пол-ушка белки). Эти кожаные деньги ходили не только на Руси, но в Италии, Франции и на Востоке. Кроме кожаных денег, для крупных оборотов употреблялось необделанное серебро и серебряные шейные гривны, которые весили по фунту каждая.

Наконец, деньгами в то время на Руси служили и монеты различных государств, с которыми мы вели торговлю; больше же всего было в ходу монет греческих и арабских.

Торговлю на пути из варяг в греки начинали весною по вскрытии рек и оканчивали к осени – до замерзания. Множество купцов и разного люда, причастного к торговле, жило по всему пути; главным же их средоточием был Новгород и особенно Киев. И в самом деле, на всем Днепре не было места привольнее и приятнее Киева, особенно для первоначальных действий торга и промысла. Оно доставляло все способы защиты и засады при нападениях врага, давало всякие средства вовремя уйти от опасности и в то же время открывало всякие пути для обеспечения себя продовольствием. Здесь окончательно собирались караваны судов для отправки в Царьград; здесь делались наряды на товары и заключались разного рода торговые сделки; здесь же набиралась для этих караванов судов охрана из вооруженных людей, чтобы пройти по далеко не безопасным от хищных жителей южным степям; наконец, здесь же нанимались и опытные кормчие, чтобы провести суда через опасные пороги на южном Днепре. Поэтому в Киеве, наряду с своим славянским населением, всегда жило много разного люда: греки, варяги, поляки и евреи; последние не только торговали, но, как представители хазарского кагана, были в описываемое время и чиновниками, собиравшими с коренных обитателей дань. Ввиду большого количества жителей, принадлежавших к различным народам, целые концы города Киева носили название по имени их обитателей, так: хазары жили в Козаре, поляки у Лядских ворот, а евреи у Жидовских.

Торговое дело считалось у наших предков весьма важным и большим делом. Купцы, или гости, как их тогда называли, были всегда, везде и всюду почетными и желанными людьми. Они должны были не только отлично знать все условия жизни тех стран, с которыми торговали, но должны были также обладать немалой отвагой и воинским искусством, так как нередко им приходилось в своих торговых странствованиях выдерживать бои с разбойниками или дикими туземцами. Наибольшей известностью, как мореходы и славные торговцы, пользовались в те времена варяжские купцы, принадлежавшие преимущественно к племенам, сидевшим по южному побережью Балтийского моря; они совершали отважные плавания по самым дальним странам и морям; однако не отставали от них и купцы из природных уроженцев Русской земли. Они тоже смело пускались на своих ладьях по рекам нашего севера и востока в отдаленные края и доходили до северного Урала и Югры, где происходила с тамошним населением любопытнейшая немая торговля: когда славянские купцы приезжали в их землю, то в назначенном месте раскладывали свои товары, положа на них заметки, и уходили; по их уходе приходили местные жители и раскладывали рядом с славянскими товарами свои, большею частью меха; затем купцы приходили опять, и кому мена кажется сходною, тот забирает разложенный товар, а свой оставляет; кому же цена не покажется подходящею, тот не берет туземного товара, пока не сойдутся в цене.

Насколько ценились у нас гости, показывает старинный обычай провожать их по своей земле, чтобы им не чинили каких-либо обид; при этом старейшины и князья не только наряжали ратных людей для охраны гостей, но на большом пути из варяг в греки сами со своими дружинами провожали купеческие караваны, когда они шли по Днепру и возвращались назад.

Это было постоянное занятие старейшин и князей в весеннее и летнее время, пока не закрывалось судоходство по рекам. Осенью же и зимой, как только становились реки, они отправлялись со своими дружинами в особые зимние походы, которые назывались полюдье, по подвластным себе областям. Здесь они собирали дань, творили суд, охотились, а также принимали участие и в той торговле, которая велась зимой.

Так жили наши предки в половине IX века, во время владычества над ними хазаров. Владычество это, как мы видели, было не особенно жестоко; обычаи и распорядки жизни у нас остались те же, что были всегда и встарь у славян. Подвластность же хазарам выражалась главным образом в платеже дани. Но подвластность эта была тем не менее весьма унизительна. Ввиду зависимого положения наших предков в описываемое время от хазар и другие народы обходились с нами пренебрежительно. В Царьграде гостей наших постоянно обижали, не впускали порой в самый город, иногда изгоняли, словом, чинили разные притеснения, зная, что некому было за них вступиться. И на севере, в Ильменской стороне – многочисленные воинственные обитатели Варяжского моря также захаживали сюда и накладывали порой дань на отдельно жившее здесь славянское племя.

Наименее могущественными были в эти времена сами наши владыки, хазары; они сильно побаивались своих могучих данников – русских славян, и для своей защиты, на случай их набегов, хазарский каган выстроил в 834 году на Дону, в том месте, где Дон ближе всего подходил к Волге, каменную крепость Саркел, или Белую Вежу.

Когда же однажды поляне, жившие по Днепру, на требование хазар дани дали им от каждого дома по мечу и когда хазары принесли эту новую дань своим старшинам, то те крепко подумали и сказали своему князю: «Княже, дань недобрая. Ее доискались мы одной стороной оружия, – то есть саблями, – а у этих оружие остро с обеих сторон; это – меч. Будут они брать дань и на нас, и на других странах».

И действительно, для этого нужно было только, чтобы могучие племена, отдельно сидевшие на Русской земле, собрались в одно единое несокрушимое целое.

Наконец, это важнейшее событие в жизни нашего народа свершилось.

В 862 году ильменские славяне прогнали каких-то заморских пришельцев, наложивших на них три года тому назад дань. Затем они стали управляться сами, и сейчас же началась обычная славянская усобица, восстал род на род, «и начали они, – говорит летописец, – воевать сами между собой».

На этот раз, однако, они вскоре сознали, что так жить дальше нельзя, и, не видя конца распрям, решили обратиться к стороннему племени, чтобы оно дало им князя, который владел бы ими и судил по праву.

И вот пошли ильменские славяне, кривичи и владевшие финским племенем чудь, к варягам, с которыми имели постоянные сношения, и сказали: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; придите княжить и владеть нами».

И отправились три брата со всем родом своим и племенем, и сели: старший Рюрик – в Новгороде, другой Синеус – на Белоозере, а третий Трувор – в Изборске.

Этим призванием князей и было положено начало Русскому государству.