Глава 2
«Потерять, чтобы обрести»

– Я люблю эти ежегодные встречи лишь за то, что мы можем вот так долго с тобой болтать и проводить время весело, – сказал Андрей сестре.

Они ехали с Дашей до Коста-дель-Соль уже три часа, и впереди их ждало примерно столько же. Он очень любил свою сестренку и всегда был рад провести с ней хоть одну минутку. Ежегодные встречи на вилле у отца давали им возможность взять у времени кредит и наслаждаться обществом друг друга.

Когда мамы не стало, ему было около двенадцати. Сложный переходный период омрачился еще и тем, что ребенок никак не мог уложить в картину своего идеального мира. Тогда пришлось повзрослеть разом, как будто кто-то решил сделать из мальчика мужчину, даже не посоветовавшись с ним.

Мама для него была всем. С первых дней его жизни она окутывала его своими любовью и заботой. Он никогда не сможет забыть прикосновения этих рук с утра, которыми она заботливо проводила по его щекам и каждое утро, будто приглашая его в новый день, проговаривала: «Вставай, сынок, доброе утро». Ее руки всегда пахли ароматом печенья с корицей, и даже когда его не было на завтрак, они все равно так умело сохраняли этот запах в себе. Запах уюта и тепла, комфорта и безопасности, так пахла мамина любовь в его воспоминаниях.

И каждое утро этот запах чего-то родного сначала проникал в его еще дремлющее сознание, и лишь затем его глаза начинали приоткрываться. Своей теплой ладошкой мама проводила по его щеке, говоря ему о том, что «герою пришло время вставать, ведь его ждут великие дела».

Когда его мир рухнул, сестренка была совсем крохой, для Андрея уж точно. Ей было тогда пять. Еще у него был брат, которому на тот момент исполнилось пятнадцать, всегда правильный, педантичный и заносчивый оттого, что он старший и главный, после отца, конечно. И конечно, старший брат часто своим главенствующим положением пытался пользоваться, заставляя делать Андрея то, что он не хотел и что ему не нравилось. Все это его очень раздражало и раздражает до сих пор в брате. Но так было не всегда, когда-то ближе них не было никого на свете. И это тоже было заслугой мамы.

Благодаря тому, что она, несмотря на разницу в возрасте в три года, часто находила для них занятия, которые нравились им двоим. Это помогало старшему брату стать более самостоятельным и играючи, ненавязчиво получить опыт наставничества, обучая младшего какому-то навыку, которым тот еще не овладел. Не всегда проходило это гладко и хватало терпения, но чаще у них получалось проживать это время в дружбе. Андрей же в эти минуты видел в своем брате уверенность и опыт, и он становился для него авторитетом. Они даже так сдружились, что на плаванье ходили вместе. Вернее, изначально туда пошел Олег, а Андрей уговорил всех, что ему тоже надо к старшему брату, и именно в его группу, так и получилось, что он был в ней самым маленьким, но и при этом самым довольным, ведь он плавает со своим братом, он очень гордился им.

И конечно, вместе им было очень интересно играть, ведь по-другому быть и не может, когда рядом с тобой близкий человек, которому ты доверяешь и которого ты принимаешь полностью, без остатка.

Понятно, что, будучи пацанами с характерами, они не могли не драться, но, даже поругавшись и заявив, чтоб один не трогал игрушки другого, пока тот играет с ними, они всегда искоса посматривали друг на друга. Постепенно в их большой комнате с отдельным пространством для каждого как будто становилось все меньше места, солдатики и машинки приближались словно намагниченные, и наступал момент, когда вдруг начиналась общая игра, которая за собой приводила следом и их новую дружбу после не слишком затяжной ссоры.

Это было ровно до того момента, когда мамы не стало. После этого Андрей ушел в себя, а Олег, будучи уже подростком пятнадцати лет, не имел ни желания, ни времени разбираться с психологическими травмами брата. У него на уме уже были первые вечера с девчонками и ровесниками. Младший брат рассматривался как помеха и ненужный свидетель подрастающей молодости с ее первыми пробами и ошибками.

Поэтому очень скоро в жизни Олега для Андрея не осталось места. Прошло уже более пятнадцати лет, но братья так и не смогли вернуть те отношения, что им подарила мама, они стали чужими друг другу, как будто прилетели с разных планет. Каждый из них знал, что в этом мире есть другой, каждый помнил, что надо раз в год поздравить с днем рожденья, они даже соблюдали этот ритуал и «галочно» звонили друг другу, ограничивая себя общими фразами «как дела», «как здоровье», «как сам», «ну давай, пока». Чужие друг другу люди чаще позволяют себе больше эмоций, чем два родных брата. Они же закрыли двери в свои миры очень плотно, кто из них первый повесил замок, уже никто не помнит, так же, как и никто уже не знает, где ключи от них. Никто не интересуется, чем живет другой. Никто не знает, как складывался путь становления, как рождался из мальчика мужчина, как у них складывались отношения с девушками. Им просто было все равно.

Отец был единственным, кто мог в тот момент скрепить их мужскую дружбу, но его, как всегда, не было рядом. Пока мама была жива, Андрей его еще помнил дома, когда ее не стало, он все реже стал появляться в родных стенах и все чаще приходил к Андрею во сне, там он всегда был с ним, там всегда он был рядом, там они играли и вместе весело проводили время. Мальчик просыпался, и вместе с этим его ждало разочарование, его ждала реальность, наполненная горечью потери мамы, невосполнимой уже, и еще большей горечью потери отца, который физически существовал, но не в реальности Андрея, там было катастрофически мало отцовской любви. Когда он просыпался, папа уже уезжал из дома, когда ложился спать, то его еще не было.

Часто отец вообще пропадал на неделю-полторы. Мама, как мудрая женщина, в эти дни показывала ему семейный альбом и делилась воспоминаниями о совместном времяпрепровождении, она делала это для того, чтобы сохранить в памяти Андрея все то хорошее и светлое, что было между отцом и сыном. В этих воспоминаниях они с папой катались на лошадке, а на этом фото отдыхали на побережье и отец с ним устроил состязание по поеданию черешни и пулянию вишневыми косточками, кто дальше.

Андрей тогда проиграл и сильно расплакался, так как папа никогда не был готов уступать, он привык быть победителем. Об этом мама, конечно, в своих историях умалчивала, но он это почему-то помнил и без нее. Удивительно, какие-то моменты из детства не остаются в памяти, а какие-то теряются в лабиринтах сознания и неожиданно спустя время находят выход в твое настоящее.

Когда он повзрослел, то стал задавать маме много «неудобных» вопросов: «где папа», «почему он сегодня не с нами», «когда он будет» и так далее. Мама объясняла, что папа их очень любит и старается сделать все, чтоб они были счастливы. Он зарабатывает деньги, он много работает.

Но Андрею всего этого было не понять. Как правило, по воскресеньям отец был рядом. В этот день он старался не работать и проводить его с семьей. Он мог поиграть с мальчишками в футбол, съездить с ними в кино. Мог даже прочитать отрывок из книги. Это было счастьем для ребят. И если Олег как-то спокойно воспринимал его мимолетные появления в жизни семьи, то для Андрея всегда его было мало. Он никак не мог надышаться обществом отца, хотелось с ним больше говорить, хотелось с ним просто молчать, хотелось просто сидеть рядом и впитывать его мудрость. Хотелось, чтоб он рассказывал, как прошли его день, неделя, месяц. Что он делал, куда ходил.

Отец же чаще был молчалив и строг. Но иногда он рассказывал удивительные истории о тех временах, когда он был маленьким и со своим папой (дедом Андрея) ходил на рыбалку. Больше всего любил Андрей эти истории, они для него были погружением в другой мир, словно это не его папа и дед, а два героя – искателя приключений. Что сегодня их ждет: большой сом или извилистая дорога на речку? Кто там спрячется в кустах и попытается им помешать? После этих историй Андрей всегда долго не мог заснуть, придумывал себе уже свои продолжения, и все время скучал. Сколько себя помнит, он всегда скучает по папе. Просто сейчас, во взрослой жизни, он научился не реагировать на свои чувства. Зачем тратить на это свои силы и нервы?! Отец до сих пор где-то в параллельном мире. Ему наплевать на него.

Когда мамы не стало, дома практически не стало и отца. Теперь он мог не появляться неделями, иногда месяцами. Как понял Андрей, повзрослев, работа заменила ему семью и помогла пережить трагедию от потери самого близкого и любимого человека. Часто Андрей задавался немым вопросом: ну почему мы – его семья, его дети – не стали тем спасательным кругом, за который он мог бы ухватиться и выплыть? Вместе мы могли бы помочь друг другу. Он же старше, он же опытнее, он же тот, кто должен нас за собой вести и помогать. Но он не увидел смысл своей жизни в нас. Бежал и прятался в свою работу и бизнес. Неужели все эти цифры, доллары и франки ему интереснее и важнее первого выпавшего зуба Дашульки, неужели ему не интересно, сколько стоило сил и упорства Олегу, чтоб занять первое место в городских соревнованиях по плаванью, он даже не приехал за него поболеть.

Но больше всего Андрей не мог ему простить то, что его не было рядом тогда, когда он был между жизнью и смертью. Прошло уже больше двенадцати лет с того случая, но время было бессильно. Слишком глубокая рана была у Андрея, он как будто специально не позволял ей зарастать. Как будто это давало возможность в любой момент предъявить отцу счет, в любой момент оправдать свою обиду на него. Ведь он не был рядом…

В тот день он, как обычно, вышел из бассейна, но на улице дул сильный осенний ветер. Это был ветер перемен, который всем своим видом говорил о том, что скоро придет зима и от ее промозглого холода никому не спрятаться. Осталось совсем немного, еще пару листьев ветер смахнет с деревьев – и барыня-зима на своих ледяных санях ворвется в этот мир и вступит в свои морозные права.

В этот день пацаны решили над ним подшутить и, вытащив обувь из его кабинки, спрятали ее в девчачьей раздевалке. Будучи упертым пареньком, он решил не унижаться, уговаривать вернуть ботинки он никого не стал, просто посчитал, что в его мире всегда лето, поэтому он пойдет домой в сланцах для бассейна. Максимализм юности и самоуверенность молодости позволили ему выйти на промозглую осеннюю улицу с голыми ногами и недосушенной головой. Независимый и упертый, он гордо зашагал домой.

Естественно, через три часа его сначала зазнобило, затем все его тело стало ломать, голова постепенно превращалась в тыкву, которая готова была лопнуть в любую минуту, через еще час его температура зашкаливала за тридцать девять и пыталась взломать градусник. Ребенок попал в реанимацию с острой формой гриппа и воспалением легких.

Там, находясь несколько дней в полубреду, он мечтал об одном, он хотел, чтоб отец приехал к нему и, как мама, просто гладил его по голове и сказал ему, что он его любит. Чтоб он успокоил его и подарил уверенность в скорейшем выздоровлении. Андрей ждал день, второй, третий.

Пока он ждал, на самом деле находился между жизнью и смертью, иногда ему даже казалось, что он невесомый и видит себя сверху. Он отмахивался от этого, как от бредового сна, и, проваливаясь в белую мягкую вату, растворялся в ней. Иногда рядом появлялась мама, говорила, как сильно любит его, и просила не спешить к ней. Она уговаривала его еще побыть с папой, Софи, сестрой и братом. В эти минуты ему было очень тяжело сделать выбор, ему хотелось сильно к ней прижаться, снова почувствовать запах корицы, укутаться в ее безусловную любовь; в то же время он понимал, что там его ждут Софи, Даша, Олег и отец.

Выходя из бредового состояния на минуту, он вновь звал папу и, не успевая его дождаться, снова куда-то улетал. Один раз ему в бреду даже показалось, что отец рядом и гладит его по голове. И вот температура сдалась, иммунитет выиграл эту тяжелейшую битву, и он потихоньку, шагами новой жизни, пошел на поправку.

Когда Андрей открыл глаза, полные сознания, то он увидел сидевшую рядом на кровати Софи, на кресле, свернувшись как котенок, дремала Даша, Олег сидел на стуле у окна и читал книгу. Вся семья – вернее, почти вся – была здесь, ждала его возвращения. Но, как всегда, идеальная картина не сложилась, это противное «почти» все испортило. Его не было. Андрей отчетливо помнил, как отец появился ближе к вечеру, подошел к кровати и спросил: «Как твои дела, как ты себя чувствуешь, хочешь ли чего-нибудь вкусного?»

«Но я не хотел есть, как он не понимал. Я хотел, чтоб эта минута остановилась, и он здесь, в настоящем, стоял, сидел, молчал, чтоб он просто был в моей жизни. Почему все эти дни его не было рядом, почему, когда я открыл глаза, его не было? Опять какие-то дела, опять бумаги, встречи, люди, деньги, опять кто-то и что-то важнее нас, меня, моей жизни».

Андрей отвернулся, сказал, что устал и хочет поспать. Отец же сказал ему: «Хорошо, отдохни. И больше, пожалуйста, так не делай, мы волновались за тебя» – и просто ушел, закрыл дверь и ушел. Он просто растворился, как растворяется сахар в чашке горячего чая. Только чай при этом становится от этого слаще, а ему стало очень горько. Комок, подкативший к горлу, не давал ему плакать. Он просто сжимал все внутри.

«Он хоть знает, что мог меня больше никогда не увидеть, или ему вообще все равно?» – эти вопросы в никуда сильно пульсировали в его голове.

– О чем ты молчишь? – спросила Андрея Даша.

Он обожал свою сестру. Она была какая-то нереальная. И фразы строила такие же инопланетные.

– Сестренка, молчать о чем-то невозможно. О чем-то можно думать.

Надо было знать его младшую сестру, этот бочонок счастья, как он ее прозвал в детстве. Она была очень уперта. Если б не она и Софи, он бы точно сошел с ума, потеряв маму.

Изначальной задачей Софи было сделать так, чтоб дети ни в чем бытовом не ощущали себя сиротами, то есть всегда были накормлены, одеты в чистое, выглаженное и всегда с иголочки, чтоб, естественно, отцу не было за них стыдно перед учительницей, директором школы, тренером. Перед всеми они должны были быть идеальными в идеальном мире. Но он как будто не хотел понимать, что мир рассыпался, мамы не стало, а он продолжал запихивать себя и своих родных в идеалистическую картину. Она не поддавалась, багет ломался, а он не сдавался, будто этот портрет счастливой семьи висит в фамильном замке и не может быть изменен. Ни его состав, ни ощущения тех, кто там нарисован. У художника все идеально и правильно, он не ошибается.

Но отец ошибся, мир продолжал жить, осень сменяла зима, и снова приходила весна, она была уже новая, уже без мамы. Все – иллюзия, и лишь мы решаем, насколько позволяем жизни себя обманывать. Не важно, что и кто думает, гораздо важнее, знаем ли мы себя истинного, слышим ли мы себя настоящего и позволяем ли себе быть здесь и сейчас в мире, в котором иногда грустно, иногда больно, иногда некомфортно. Но этот мир есть, и либо мы его принимаем, либо всю жизнь живем ожиданиями других.

Софи отлично справлялась со своей изначальной ролью бытовой няни, при этом главной своей задачей она считала всестороннее развитие нас, поэтому наряду с чистыми и выглаженными сорочками, которые облекали наши физические тела, более тонкие тела надевали на себя мудрость и знания Вселенной, которыми Софи с нами делилась.

И конечно, будучи коренной парижанкой, она обожала свою страну и могла говорить о ней часами, днями, годами. Она часто нам повторяла, что Франция и Россия – это две сестры, между ними много общего, их очень многое связывает как светлого и радостного, так и печального и трагичного. Рассказывала, как в древние времена очень много наших соотечественников проводили свои дни и месяцы в Париже, что этот город был вторым домом для русских писателей, поэтов и художников. Параллельно с этим рассказами она нас знакомила с известными личностями творческой богемы.