3

На завтрак был омлет, начинённый луком, обжаренными кабачками, кусочками колбасы на исполинской чугунной сковороде и посыпанный местным, «литвинским» сыром.

– Ты знаешь правила сервировки? – вдруг спросила бабушка.

– Ну… – Целестина читала пару романов из жизни высшего общества. – Красное вино – к мясу, белое – к рыбе!

– А к яичницам?

– Не знаю…

– К яичницам – шампанское!

И действительно, Бзур-Верещака уже вносил ведёрко с тёмной бутылкой, обложенной льдом.

Холодильники тогда были великой редкостью. Практически никому из обычных людей они были не по карману. Генеральша Крашевская, пожалуй, могла себе его позволить – но у неё и в мыслях не было захламлять кухню подобной «новомодной дурницей».

Целестина подумала, что вкус, наверное, должен получиться очень специфическим. Но ей никто не предлагал и её мнения никто не спрашивал. Поэтому она решила подождать. А после первого бокала – решилась спросить:

– Бабушка, скажите, а у нас в городе есть призраки?

Пани генеральша нахмурилась. Но вилка с куском омлета продолжала движение.

– Должны быть, – ответила Анна Констанция. – В городе, говоришь?.. Скорее, они в крепости будут. Там и старый город был, и монастыри. Его перенесли сюда, когда крепость строили.

– Этот был в городе. Я видела его через круглое окно на втором этаже. Он шёл по крыше на той стороне улицы. Но когда я смотрела через другое окно, его уже не было.

– Да, через круглые окна всегда видишь больше. Именно поэтому окна обычно делают в виде прямоугольников. Нечего быдлу куда попало смотреть!

– А поэты живут на чердаках, потому что там окно круглое? – осведомилась Целестина.

– Да, возможно. Ты думаешь, этот призрак – поэт?

– Не знаю. Я просто его увидела. Скажите, что с этим мне делать?

– Никому про это не говори, – приказала генеральша.

Это было настолько неожиданно, что Целестина невольно оглядела своих соседей по столу. Она ещё не привыкла к слугам, и ей казалось: она говорит всё равно что на публике.

– Вы думаете, девочки будут надо мной смеяться? – спросила она.

Бабушка отправила в рот очередной кусок яичницы. Прожевала, запила шампанским.

– Мне нет дела до твоих девочек, – произнесла Анна Констанция, – почти так же, как им нет дела до меня. Я уверена, что ты что-то видела. Что – предстоит узнать. Но сейчас такая эпоха, когда даже нам с тобой лучше не видеть того, что видеть не положено. Пойдут слухи. Доложат в комендатуру. Вызовут на допрос. Будут спрашивать: что за призрака ты видела? Не тот ли это призрак, который, по мнению партии, бродит по Европе – хотя эта шутка с бородой ещё больше, чем у самого товарища Энгельса… Ну и подумай: зачем тебе это надо? Призраки похожи на звёзды – их наблюдают долго, внимательно и в ночной тишине. Вот что я об этом думаю.

– Но что если я его больше не увижу.

– А зачем тебе так уж его видеть? – осведомилась генеральша. – Он тебе что – понравился? Обычно люди стараются держаться подальше от призраков. Если ты, конечно, сама не полутруп.

Целестина ощутила, что у неё предательски вспыхнули щёки.

– Ну… интересно же, – только и смогла выдавить девушка.

– Соглашусь, интересно, – вилка бабушки уже подцепила очередной кусок омлета. – И я тебе помогу.

4

Обедали, как положено, в столовой, на хрустящей скатерти и сверкающими серебряными ложками. Только уселись – и мордатый, с лихими шляхетскими усами на красном от кухонного жара лице Алесь Бзур-Верещака уже вносит суп-крупник, рубленые котлеты и немыслимо длинные огурцы на закуску.

Конечно, хозяйство Крашевских было слишком невелико, чтобы содержать отдельного повара. Даже если никто из домашних не желал готовить, хватило бы и обычно приходящей кухарки, чтобы накормить всех слуг. Её хватило бы даже, чтобы приготовить на всех гостей в тот знаменательный день, когда пани генеральше будут нужны уже настоящие похороны.

Но генеральша Крашевская жила по-старинному, денег не считала и умирать не спешила. К тому же, повар её развлекал.

Целестине тоже было с ним весело. Его кухня ей тоже нравилась – это было куда вкусней, чем у родителей. Ей немного нравилось даже его ворчание.

А ещё ей понравилось происшествие этой зимы. Бзур-Верещака узнал от мясника, что в ресторане «Белая Русь» повар использует эстонский разрыхлитель, нарезает мясо вдоль волокон и стряпает ещё какую-то несуразицу, а называет это «народной кухней». Возмущённый кухмистер вспомнил, что он потомок литвинских рыцарей, и немедленно отправился в этот вертеп кулинарного разврата. Прошествовал через банкетный зал (посетители решили, что это этнографическая постановка), вошёл на кухню и потребовал к себе самого главного повара. Потому что этот повар – неправ!

…Но никакого главного повара там не оказалось. Вместо него были помощники, которые и объяснили, что главный повар на кухне упразднён. Каждый готовит теперь сам, как привык и как бог на душу положит. Чтобы получилась настоящая народная кухня.

– Это вы у красных этому научились? – сурово спросил Бзур-Верещака.

– Нет, сами придумали. Никто не жаловался пока.

Домой потомок литвинских рыцарей вернулся понурый, и даже его знаменитые усы обвисли.

– Теперь уже на кухне большевизм, – возмущался он за столом ближайшего ужина.

– В каком смысле? – спросила Целестина. – Там вся еда теперь красная?

– Там вся еда теперь партийная! – говорил он. – А это похлеще, чем проверка на кошерность. Никакого начальства, одни советы. Ты просто не понимаешь, насколько важна для большевиков – партия! Партия из большевиков состоит, и она же за них всё решает. Вообще, наш век – это век партий. Это страшно, конечно. Непонятно, с кем бороться, кто виноват. Партия решила – всё, будет делать, и никак ты этот холодец ползучий не остановишь. Она тянет к тебе руки, и, сколько их ни руби, голову не отрубишь. Просто не власть, а холодец! И в этом холодце кто угодно завязнет. Ох, горе нам, что с ними будет. Понаставят фабрик-кухонь и пустят нас всех на гуляш!

– Может быть, они так защищаются? – предположила Целестина, невольно косясь на бабушку.

Пани генеральша смотрела всё так же невозмутимо, без тени испуга – но было заметно, что она стремится не пропустить ни слова в рассуждениях шляхетного повара.

– Раз у партии нет головы – то ей и отрубить нечего, – продолжила Целестина. – Хитрая стратегия, очень эффективная, – на этом месте у неё в памяти всплыли воспоминания с урока истории. – Коммунисты научились, я думаю, у казаков. Казаки тоже нарочно гетманов из разных семей выбирали, чтобы с правящей династией никто не мог ни расправиться, ни породниться.

– А если они сюда придут? – продолжал возмущаться Бзур-Верещака. – В наш дом, на мою кухню. Да, если они сюда придут… то никто и не заметит! Сделают вид, – в его голосе уже звенели слезы, – что ничего не случилось. Будут есть что дают!

И вот неделю назад в город вошли немцы. Велели сохранять порядок. И порядок был – горожане ели то, что дают.

Когда Бзур-Верещака понял, что его пророчество сбылось, он схватился за голову – но это тоже не помогло.

А потом сбылась и вторая часть пророчества – пришли большевики. И теперь у Бзур-Верещаки был ещё один повод для ворчания и мрачных прогнозов.

– Кончат они нас, вот увидите, – бормотал он, расставляя тарелки. – Скажут, что нечего в красивых домах жить. Это, скажут, раздражает всех рабочих лесопильного завода.

Старая генеральша вместо ответа повернулась к внучке.

– Твой призрак больше не появлялся? – спросила она.

– Нет, – Целестина дула на суповую ложку. – Я думаю, призраки только ночью приходят.

– Призраки – они разные, – со знанием дела произнесла генеральша, а потом показала, чтобы ей подали ещё вишнёвой настойки. Пока сверкающий хрустальный графин путешествовал над столом, она повернулась к Целестине и спросила: – Так что там с твоими призраками?

Девушка нахмурилась.

– Ну, я его раньше видела, – произнесла она, – а теперь не вижу. Собственно, всё. Наверное, если он и появляется, то в то время, когда я не смотрю.

– Призраки просто так не приходят, – сказала бабушка. – Завтра я научу тебя, как можно его поймать.

5

Как ни странно, но молчать о призраке оказалось почти так же интересно, как было бы о нём говорить. Так что тот учебный день стал одним из самых примечательных за все годы в гимназии. Настолько странный день, что она даже не запомнила, о чём говорили на уроках.

К тому же, Цеся увидела призрака только мельком. Так что рассказывать пока было толком нечего, а сочинять не хотелось. Почему-то сочинять о призраке – казалось неуважением к бабушке.

К тому же, Цеся увидела призрака только мельком. Так что рассказывать пока было толком нечего, а сочинять не хотелось. Почему-то сочинять о призраке – казалось неуважением к бабушке.

Когда Целестина вернулась домой, дом был погружён в полумрак, а за закрытыми дверями лаборатории слышалось бульканье. Казалось, работает насос, огромный и невидимый.

Но когда Целестина вошла, никакого насоса там не было. Бабушка, как и прежде, сидела на своём кресле с распахнутым фолиантом на коленях и, прикрыв веки, посасывала кальян. От фолианта почему-то пахло сухими апельсиновыми корками.

Конец ознакомительного фрагмента.