Пробудив мои страхи из-за этого странного (а я уже нисколько не сомневался в странности этого заведения) шахматного клуба, Петрович, само собой, не выдал мне никакой информации. И я уже решил, что его желание напугать меня – это очередной розыгрыш, из числа тех, которые он очень любил.
Поэтому в ближайшую пятницу немного ранее назначенного времени, чтобы не опоздать, я отправился для выполнения общественного поручения в виде кураторства над учреждением, о котором слыхом не слыхивал.
Тамара Трофимовна не сказала мне адрес, но у меня не было никаких сомнений относительно того, что я сумею найти в нашем пусть и большом доме этот загадочный объект. И не ошибся: на полпути к подъезду, в котором находилось домоуправление, я увидел неприметную лестницу из нескольких ступенек, которая вела вниз – в цокольный этаж. И хоть вид лестницы и двери показывал, что ими пользуются крайне редко, я был уверен: мне именно сюда и нужно. Когда я нажал на дверную ручку, загорелась лампочка освещения и на небольшой запыленной табличке обнаружилась неровная надпись «Шахматный клуб».
Дверь открылась легко, и я попал в хорошо освещённый коридор, ближайшая дверь из которого вела в нужное мне помещение, заставленное столами с шахматными часами. За несколькими сидели юные шахматисты, по количеству фигур на досках было понятно, что партии уже подходили к финалу. В дальнем от входа углу восседал солидного вида мужчина, с которым я периодически раскланивался, встречаясь во дворе. Вернее, раскланивался он. Его приветствие иначе назвать было нельзя, так он изысканно прикасался рукой к своей шляпе, чуть-чуть приподнимая её и наклоняя голову, что невольно хотелось ему ответить тем же – настолько это изящно выглядело. Насколько я помнил, звали его Валериан Брониславович.
Увидев меня, он широко улыбнулся и приветственно помахал рукой, приглашая подойти к нему.
– Наслышан, наслышан, – почти пропел Валериан Брониславович, пожимая мне руку. – Рад, что вы согласились…
В этот момент в комнату вплыла Тамара Трофимовна и мой собеседник отпустил мою руку, став абсолютно серьёзным. Тем более к нему стали подходить юные шахматисты, чтобы сдать доски. Он принимал деревянные комплекты и складывал в открытый шкаф. Задержав очередную доску в руке, Валериан Брониславович вернул сдающему со словами:
– Чёрного коня не хватает.
Мальчуган прошептал:
– Извините, – и пошёл искать недостающую фигуру.
– Чёрный конь G8, – уточнил мужчина, помогая сузить поиски.
Не успел я попросить разъяснения, чем отличается чёрный конь, начинающий партию на G8, от точно такого же, по моему мнению, коня с поля B8, как подошла Тамара Трофимовна. Она с лёгкой долей осуждения посмотрела на меня и вместо приветствия сказала:
– Всё же лучше быть немного пунктуальнее. Мы же договаривались на восемь двадцать четыре, – прояснив тем самым причины своего недовольства.
– Извините, но когда не знаешь дорогу, то лучше выйти немного раньше… – начал я оправдываться, но строгий взгляд из-за больших стёкол очков заставил меня замолчать, потому что красноречивее слов говорил: «Всё нужно делать вовремя».
– Отклонение от плана в любую сторону не приветствуется, – процитировала ТТ. – Пункт двадцать два свода правил шахматного клуба, – после чего взгляд Тамары Трофимовны перестал быть столь холодным и она уже тепло добавила: – Впрочем, какие могут быть строгости, когда вы ещё не ознакомились с правилами.
После этих слов она посмотрела на вынужденно наблюдавшего за нашим разговором Валериана Брониславовича и представила его.
Мы опять чинно раскланялись, не упоминая, что уже знакомы.
– Мы будем вместе работать? – спросил я, не адресуя вопрос кому-то отдельно, и немедленно услышал, как одновременно и одинаково ответили оба собеседника, разве что с разными интонациями:
– Ни в коем случае.
– Я занимаюсь только шахматной секцией, – поспешил объяснить Валериан Брониславович скромность своей позиции. – Так сказать, третья лига.
В этот момент двое оставшихся членов шахматной секции протянули своему руководителю шахматные доски. Взяв их в обе руки, опытный наставник задержал на секунду, оценивая, и, буркнув:
– Теперь порядок, – положил к остальным.
Потом закрыл шкаф и ключ от него положил в карман. Но я предположил, что мне тоже может пригодиться содержимое закрытого шкафа, о чём и спросил. Мои собеседники переглянулись, и Тамара Трофимовна сообщила:
– У вас будут совсем другие фигуры и доски, – после чего, кивнув мне, что означало следовать за ней, пошла на выход.
Что я, разумеется, и сделал, а сзади за мной семенил Валериан Брониславович, и, когда домоправительница скрылась за дверью, он негромко сказал:
– Вы напрасно думаете, что оба чёрных коня одинаковые, милейший. Впрочем, к слонам это тоже относится. И к белым, между прочим, тоже.
Уже в коридоре, когда мы прощались, он добавил:
– Не обращайте на мои слова внимания, у вас ещё будет случай убедиться в этом самому и, вполне возможно, сложить совсем другое впечатление о происходящем.
Тамара Трофимовна шла не торопясь, но я с трудом её догнал уже возле кабинета.
– Я вынуждена признать свою оплошность и забрать своё замечание по поводу того, что вы пришли не вовремя, – произнесла она очень просто, даже буднично. – Мне следовало для начала дать вам, Лаврентий Дмитриевич, возможность ознакомиться со сводом правил. Тут уж простите мою легкомысленность, – слово «легкомысленность», которое она отнесла к себе, было очень странным, но я постарался не выражать эмоции, и дама закончила мысль: – Правила настолько просты и естественны, их не так много, что я как-то это упустила. Хотя первое правило шахматного клуба гласит…
– Не упоминать про шахматный клуб? – перебил я собеседницу, желая шуткой разрядить напряжённую, по крайней мере, для меня атмосферу.
– Первое правило шахматного клуба, – Тамара Трофимовна не обратила никакого внимания на мои слова, – знать все остальные три тысячи восемьсот сорок девять правил шахматного клуба, – и с этими словами она достала из ящика своего стола толстенный фолиант, на обложке которого значилось: «Актуальный свод правил шахматного клуба с изменениями относительно применения радио, телевидения, счётных машин и иных актуальных способов передачи информации».
Книга по всему была очень старой, но ее состояние было близко к идеальному. Тамара Трофимовна, перехватив мой удивленный взгляд на печатную продукцию, которой лет явно больше, чем тому же радио, пояснила:
– Правила здесь настолько естественны и просты, что в свод редко заглядывают.
Возвращаясь домой, я не мог не думать про книгу как минимум вследствие её тяжести. Но мысли мои были не столько о весе или дате издания, сколько о содержании. И пусть я с ним ещё не был знаком, но кое-какие вопросики уже имелись:
«Если этим манускриптом пользовались редко, поскольку сами правила были естественными для всех причастных, то почему именно у меня возникла необходимость в их изучении в первый же день? Я что, тупее всех предыдущих кураторов? А знакомы ли с содержимым книженции все члены клуба?»
По дороге домой я очень надеялся, что Петрович поможет мне во всем этом разобраться. Но, зайдя в квартиру, увидел, что чулан закрыт и перед дверцей в него стоит табуретка. Это означало, что мой любимый домовой спит и просит его не беспокоить.
Немного расстроившись, потому что самому придется искать ответы, я присел за письменный стол и включил настольную лампу под зелёным абажуром. Мягкий свет старого антикварного устройства был очень к месту для чтения книги издания неизвестного, но однозначно давнего года. Посему я успокоился и перевернул обложку. Уже титульный лист дал ответ на один из моих вопросов. На нём под названием труда была пометка «для куратора». Значит, для членов клуба имеется другой документ. Или не имеется вовсе.
С лёгким сердцем оттого, что ответы на вопросы находятся так легко, я приступил к изучению. Знакомый мне первый пункт я решил пропустить и начать со второго, но на глаза попалось примечание к пункту один, написанное мелким курсивом. Приписка гласила: «Остальные три тысячи восемьсот сорок девять правил содержат абсолютно естественные и логичные требования поведения, которые можно определить как само собой разумеющиеся, а следовательно, человек, имеющий здравый смысл, чистые помыслы и лишённый осуждаемых обществом пороков, может не изучать остальные правила досконально, а то не изучать их вовсе».
Так нашелся очередной ответ. Вот почему эта далеко не новая книга в таком хорошем состоянии. Скорее всего, многие просто прекращают её изучение после знакомства с примечанием к пункту один. Я бы не удивился, если бы, листая её, встретил склеенные страницы. Несмотря на интерес к старинной книге, я тоже неожиданно вдруг решил, что можно вроде как и отложить дальнейшее чтение на другое время. А как известно, всё откладываемое на потом откладывается навсегда, если обстоятельства не заставят наступить этому «потом» под воздействием определённых условий.
Поэтому я взял себя в руки и продолжил знакомство со сводом правил. Второй пункт гласил: «Нужно иметь в виду, что, когда дело касается шахмат, шахматистов, любителей этой игры, зрителей, а также тех, кто с шахматами вообще незнаком, нет ничего само собой разумеющегося».
Я уже было возмутился наличию противоречия между пунктом один и два, но книга, как услужливый собеседник, представила мне примечание к пункту два: «Если вы заметили, что в правилах имеют место противоречия, то просто примите это к сведению и следуйте требованиям обоих взаимоисключающих правил».
Как всё, оказывается, просто: необходимо выполнять взаимоисключающие правила. Такое положение – отличная мотивация для того, чтобы читать текст дальше. Вдруг и ответ найдётся, как это делать!
Я так увлёкся, что забыл про своего друга. Меня буквально очаровали правила шахматного клуба, который мне какое-то время придётся курировать на общественных началах.
Надо заметить, что в данный момент я не жалел о своём решении взяться за общественную нагрузку, потому что знакомство со сводом правил мне показалось если не полезным, то уж увлекательным точно. Достаточно прочитать третий пункт: «Не суетись, и у удачи будет меньше шансов с тобой разминуться». Это относилось ко мне в полной мере. Сколько раз я слышал советы в свой адрес (и не без основания) о том, что говорить нужно медленнее и желательно хорошо подумав. Получается, что мне указывали на то, что выполнять поручение нужно, разобравшись сначала, что и как делать, и подумать, нужно ли что-то делать вообще.
Примечание к этому пункту заставило меня посмотреть на ситуацию под иным углом и подумать, кому всё это мероприятие больше нужно: нашей домоправительнице или мне самому. Потому что фраза предупреждала о том, что некоторые пункты правил носят индивидуальный характер. В моём понимании сие означало их изменение в зависимости от того, кто книгу читает. Я даже не стал заморачиваться над тем, как это физически возможно с бумажным носителем информации. Просто признал исключительную полезность такого подхода лично для себя.
Но именно в тот момент, когда я уже восхитился перспективами прочтения мудрой книги, прямо за спиной прозвучал знакомый голос, полный недовольства:
– Так-так-так. Книжечки читаем. А дом не прибран, пол не мыт, посуда грязная в раковине. Это значит побоку? Новые интересы у нас появились и на порядок в квартире можно плевать? Правильно я понимаю ситуацию?
Такая реакция на чашку в раковине и брошенную на диван футболку могла быть только по причине серьёзного недовольства исключительно домового. К тому же чулан он покинул без привычного грохота табуретки, оставленной возле дверцы.
А недовольство, как я должен был догадаться, было вызвано моим хорошим настроением после посещения шахматного клуба. Похоже, приемлемым для меня Петрович считал лишь проклятия в адрес Тамары Трофимовны и шахматного клуба. Я решил всё же узнать причину негатива своего друга и предположил:
– Наверное, кто-то не умеет играть в шахматы, и поэтому ему так не нравится моё новое увлечение.
О проекте
О подписке