Нападение японской авиации на Перл-Харбор застало оба американских авианосца в море. Флагманский «Энтерпрайз» с адмиралом Хэлси на борту, вместе с сопровождающей его корабельной группой TF-8, уже побывал на острове Уэйк и сейчас возвращался обратно в Перл-Харбор, а авианосец «Лексингтон» в составе группы TF-12 только сутки назад вышел из Перл-Харбора в рейс на острова Мидуэй. Авианосцы – это такие «большие мальчики», что даже в мирное время их сопровождает почетная свита из тяжелых крейсеров и эсминцев, обеспечивающих противолодочную и противовоздушную оборону этих плавучих аэродромов. В состав группы TF-8, помимо авианосца «Энтерпрайз», входили три тяжелых крейсера и девять эсминцев. У «Лексингтона» свита была пожиже: тоже три крейсера, но эсминцев в сопровождении было всего пять.

Так уж получилось, что утром 6-го декабря оба авианосных соединения, следующих противоположными курсами, оказались на расстоянии примерно двадцати миль друг от друга и в пятистах милях от Гавайских островов. Первые истеричные радиовопли достигли американских кораблей как раз в тот момент, когда их команды, за исключением вахт по походному расписанию, были выстроены на палубах для проведения ритуала подъема флага. Вот и получилось, что вестовой с радиограммой не сразу пробился к адмиралу Хэлси, стоявшему в тот момент на мостике «Энтерпрайза». Настроение у американских моряков было приподнятое: уже завтра около полудня авианосцу предстояло бросить якорь в Перл-Харборе, и каждый офицер или матрос уже примерялся, как он проведет в увольнительной вторую половину воскресного дня. Девочки, бар, казино; ну или то же самое, но в противоположном порядке.

Двадцать миль – это только на карте Тихого океана две практически сливающиеся точки, а на самом деле это расстояние равно суточному пешему переходу – поэтому корабли не находились рядом в бытовом смысле этого слова, хотя и наблюдали друг друга на радаре. Что касается японской эскадры, то даже если бы адмирал Нагумо знал, где ему следует искать американских «коллег», то долететь до американских авианосцев японские пикировщики и торпедоносцы смогли бы, но только в один конец. Впрочем, японским летчикам хватало забот и с Перл-Харбором, ведь вражеская военно-морская база – это чудовищный по размеру объект собственности, который требуется разнести в мелкую щебенку. Ну вот они и старались, сосредоточив внимание на главной цели, во всем же остальном положившись на прикрытие из завесы подводных лодок, при пересечении которой вражескими кораблями на «Акаги» должен был поступить сигнал тревоги. Но сигнала не было, и потому японская авиация преспокойно превращала американскую базу в руины.

Впрочем, дальние крейсерские подводные лодки передового экспедиционного соединения не только составляли завесу, прикрывающую авианосную группировку от вражеских кораблей. Вдобавок к этому они, по приказу адмирала Ямамото, патрулировали район западнее Гавайских островов. Цель патруля внятно указана не была, ибо ранее предполагалось, что уцелевшие американские корабли попытаются покинуть Гавайи и отойти на восток в направлении территории США; а вот для чего патрулировать западное направление, командиры подводных лодок не понимали, хотя и исполняли приказ со всем возможным тщанием. С Ямамото на японском флоте не спорят, его приказы бросаются исполнять в буквальном смысле сломя голову. И вот сейчас, будучи осведомлен о том, что боевые действия уже идут (так как сигнал «Тора! Тора! Тора!» слышали все), командир подводной лодки I-26 капитан-лейтенант Ёкота Минору, получив сообщение акустика о том, что слышен шум винтов множества кораблей, осторожно поднял перископ и осмотрелся.

Увиденное заставило его вознести благодарственную молитву богам. Прямо на его позицию в окружении тяжелых крейсеров и эсминцев пер один из американских тяжелых авианосцев. Ну а если учесть, что на позиции вместе с I-26 находился весь 4-й дивизион подводных лодок и поблизости затаились еще I-24 и I-25, то наглых гайдзинов ожидали обширные неприятности. Субмарина I-26 вообще-то была лодкой совсем новой, вошедшей в состав флота меньше месяца назад, но ее команда, уходя в свой первый боевой поход, была полна решимости не посрамить славное имя японских подводников. И вот теперь на них идет добыча, от которой просто захватывает дух. Авианосец с эскортом прет прямо на затаившуюся лодку, и вот-вот сам должен влезть в перекрестье прицела.

Правда, с учетом плотного прикрытия из эсминцев шанс на выживание после такой атаки был не велик, но у японцев жизненные установки несколько отличались от тех, что исповедуют американские и европейские общечеловеки. Нельзя сказать, чтобы японские военные моряки совсем не дорожили своей жизнью, но совершить подвиг во имя императора, отдать свою жизнь за Японию – да так, чтобы твое имя было записано на стене храма Ясукуни – разве не в этом заключается подлинный смысл жизни настоящего самурая? И может быть больший подвиг, чем влепить полный залп носовых аппаратов во вражеский авианосец и успеть увидеть его агонию? Так что благодарите богов Синто, сукины дети, и принимайтесь за работу! Все до единого поименно попадете на стену храма Ясукуни, ни одного из вас не забудут.

Капитан-лейтенант Ёкота Минору не знал, что позиции для патрулирования дивизионам крейсерских подлодок нарезались штабом Объединенного Флота в строгом соответствии с мудрыми указаниями адмирала Ямамото, а тот черпал информацию из одной хитрой карты, которая среди прочих документов была доставлена из СССР военно-морским атташе капитаном первого ранга Ямагучи. Карта эта была настолько секретна, что о самом ее существовании знали всего два или три человека. Тем более что после того, как все приказы были изданы и позиции подводным лодками нарезаны, оригинал компрометирующего документа был безжалостно сожжен, а его пепел растерт в мелкую пудру. И хоть никто и не верил, что из этого будет какой-нибудь толк, а штабные офицеры втайне думали, что любимый адмирал чудит, все указания Ямамото были исполнены с той механической точностью, которая свойственна только японцам. Надо сказать, что по сравнению с сынами Ямато даже немцы с их знаменитым орднунгом могут показаться записными анархистами.

И теперь серая туша авианосца сама лезет в прицел. В шести аппаратах подводной лодки заряжены кислородные торпеды тип-95, на данный момент лучшие торпеды в мире: боевая часть из четырехсот килограмм тринитроазола и скорость в пятьдесят узлов на дистанции в пять миль. А американский авианосец должен пройти от I-26 на значительно меньшем расстоянии. А это значит, что враг никак не сумеет увернуться от смертельного залпа… Осечки быть не должно. Тикает секундомер, отмеряя время, остающееся до того момента, когда главная цель выйдет в расчетную точку встречи с торпедным веером. И этого времени остается все меньше и меньше.

А на авианосце кипели свои страсти. Командир «Лексингтона» был шокирован и приведен в состояние тяжкого недоумения известием о том, что японская авиация нанесла массированный бомбовый удар по Перл-Харбору, что началась война и что потери пока невозможно подсчитать, что командование в растерянности, а все предвоенные планы можно смело отправить в гальюн… Но самое главное – надо что-то делать, но что именно, непонятно. Можно продолжить выполнение миссии и доставить все-таки эскадрилью «Уайлдкетов» на Мидуэй. Можно броситься на север, где предположительно находится враг, пылая жаждой мести и желанием оправдаться за поражение, а можно лечь на курс в прямо противоположном направлении, ибо один или даже два авианосца легко станут жертвой полнокровного японского авианосного соединения. Но кэптен Фредерик Шерман отбрасывает все прочее и выполняет последний приказ, направляющий корабельную группу на Мидуэй. Любое другое решение может принять только его командующий адмирал Хэлси – и то лишь в том случае, если на то будет согласие командующего флотом адмирала Киммеля. А тот молчит. И добро бы его убило японской бомбой, и тогда командир авианосной группы был бы волен принимать решения без согласования. Так нет же – адмирал Киммель жив, здоров, и даже не оцарапан. Просто он сам растерян, как шулер, у которого из рук пинком выбили колоду карт, и не знает, что делать дальше, ибо флота, которым он собирался проводить наступательные операции после начала войны, в его руках больше нет.

И вот, наконец, вымученное решение: обоим авианосцам разворачиваться и на максимальной скорости спешить к Перл-Харбору, чтобы прикрыть базу от вражеских налетов, хотя бы палубными истребителями. Все понимают, что если оба авианосца развернутся и пойдут к Перл-Харбору полным ходом, то у цели они будут только спустя восемнадцать часов, то есть уже после наступления темноты. Но новый приказ – это все же лучше, чем никакого, и Фредерик Шерман уже готовится связаться с командирами кораблей эскорта и отдать команду на разворот походного ордера (тоже дело непростое), как вдруг матрос-сигнальщик, стоящий на площадке прямо над мостиком, вытягивает руку в направлении правого крамбола и кричит нечто отчаянно-невразумительное.

Мгновение спустя в том же направлении обращаются множество взоров, не исключая и взгляда командира корабля. И тут же выясняется причина паники матроса – прямо в направлении «Лексингтона» по воде стремительно бегут несколько цепочек пузырьков. Для каждого, хоть что-то понимающего в военно-морском деле, становится понятным, что это торпедный веер, выпущенный с японской подводной лодки, а человек опытный скажет, что, судя по дистанции, разминуться с подводной смертью у авианосца никак не получится. И напрасно вахтенный офицер дает команду «полный назад», а рулевой в отчаянье крутит штурвал, стремясь увести «Лексингтон» со смертельного курса. Кислородные торпеды, которые практикуют на японском флоте, очень быстры, и к тому же очень кусачи, а тридцать семь тысяч тонн водоизмещения авианосца обладают огромной инерцией.

Эсминец «Портер», сопровождающий «Лексингтон» со стороны правого борта, добавляет ход и буквально ловит своим бортом одну из торпед, принимая удар на себя. Мгновение – и ничего не происходит… Торпеда дальше чертит свой путь к «Лексингтону», а эсминец, закладывая циркуляцию, как гончая, кидается туда, где его гидроакустическая станция почуяла присутствие опасного подводного зверя. Осадка эсминца – три с половиной метра, осадка «Лексингтона» – девять, поэтому японские подводники, согласные только на крупную дичь, установили автомат глубины на торпеде на семь-восемь метров. Даже у сопровождающих главную цель тяжелых крейсеров осадка чуть более пяти метров, поэтому, буде такое случится, торпеда пройдет у них под днищем и не взорвется. Но желающих прикрыть авианосец своим корпусом больше нет, да это и невозможно. Торпеды уже совсем близко. Одна из них, кажется, проходит перед форштевнем, но зато остальные пять идут прямо к цели.

А на японской подлодке в это время кипят горячие мгновенья. Выпустив заведомо смертоносный залп, ее командир не любуется на дело своих рук, а старательно пытается избежать возмездия. Совершив рывок в сторону с полуциркуляцией, лодка стремительно проваливается в глубину, принимая в балластные цистерны воду. Пятьдесят метров, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят… Непрерывной чередой грохочут взрывы торпед. Рука капитан-лейтенанта Ёкота Минору, нервно сжимающая секундомер, невольно расслабляется. Они попали – и это главное; вражеский авианосец будет уничтожен, погибнут сотни гайдзинов, а они должны выжить, чтобы продолжать наносить по врагу смертельные удары. Погружение продолжается девяносто метров, сто… корпус гарантированно испытан на эту глубину, но лодка идет дальше, и в этот момент прямо над лодкой – такой звук, будто там пронесся скорый поезд. Это примчавшийся к месту пуска торпед американский эсминец мечет глубинные бомбы. Взрывы гремят прямо над головой, свет в лодке несколько раз мигает – но ничего страшного, к счастью, длинноносые варвары ошиблись с определением глубины. Погружение продолжается: сто десять, сто двадцать, сто двадцать пять… Хватит! Замерли! Тишина в отсеках и дышите через раз! Притаились и ждем – кто кого пересидит. А корпус лодки скрипит и жалуется под невозможным давлением океанских глубин. Сто двадцать пять метров – это запредельная глубина, и есть только одна надежда на то, что корпус субмарины совсем новый и выдержит даже такую чрезмерную нагрузку. А эсминцы там, наверху, похоже, потеряли свою цель. Ходят кругами; несколько раз сбрасывали бомбы, но все как-то в стороне, смещаясь все дальше и дальше…

А наверху сущий ад и светопреставление. На самом деле из веера промахнулись две торпеды, вторая прошла прямо перед форштевнем, но зато остальные четыре исправно нашли свою цель и взорвались, украсив корпус злосчастного «Лексингтона» подводными пробоинами впечатляющего размера. Они так огромны, что в них мог бы въехать дилижанс. В моменты попадания авианосец четыре раза подбрасывало со страшной силой, в результате чего выстроенные на палубе самолеты той самой авиаэскадрильи, которую требовалось доставить на Мидуэй, по большей части попадали за борт. А те, которые еще каким-то чудом удержались, должны были в ближайшее время последовать за своими приятелями, потому что авианосец начал ощутимо крениться на поврежденный борт.

Кроме того, одно из попаданий вскрыло емкости с авиационным горючим; разлитый по волнам бензин вспыхнул от случайной искры и теперь сторонний наблюдатель, если бы таковой нашелся, смог бы увидеть фантасмагорическую картину горящего моря… И вода тоже горит, когда по ней разлит бензин. Бушует огонь и внутри корабля, угрожая самое его важной и опасной части – хранилищам авиационного боезапаса. Крен непрерывно нарастает, и в самом ближайшем будущем неотвратимо грозит тем, что корабль просто перевернется кверху днищем. Поняв, что в ситуации, когда огонь и вода соревнуются за то, кто из них первым уничтожит «Лексингтон», авианосец уже не спасти, кэптен Фредерик Шерман приказывает команде покинуть корабль. Тяжелый крейсер «Чикаго» из состава эскорта вплотную подходит со стороны правого борта гибнущего корабля, чтобы ошвартоваться и принять к себе спасающихся от гибели людей.

И в этот момент – второй торпедный веер, на этот раз от лодки I-25, которая только и ждала своего. Торпеды опять же имеют заглубление, так что могут поразить только авианосец, но тяжелый крейсер стоит с авианосцем борт к борту, и взрывы трех попавших в «Лексингтон» торпед с равным успехом наносят повреждения корпусам обоих кораблей. Для авианосца этот удар оказывается смертельным. Потеряв слишком много плавучести, огромный корабль погружается стремительно и неотвратимо. Впрочем, и «Чикаго» в данном случае тоже не жилец. Для него этих взрывов почти под днищем больше чем достаточно. Мгновение спустя на крейсере взрывается носовой погреб боезапаса, корабль наваливается на корпус тонущего «Лексингтона» – и в таком виде, сцепившись будто в последнем объятии, они вместе уходят на дно…

Американские эсминцы, бросившиеся к месту трагедии, в очередной раз не смогли ухватить врага и оправдаться за гибель двух кораблей, только напрасно потратили глубинные бомбы. Тем более им сейчас не до охоты. Только эсминцы могут выловить из воды и принять на борт всех, кто после случившейся трагедии очутился в воде, потому что два уцелевших тяжелых крейсера, «Портланд» и «Астория», оставив все заботы на «маленьких» (то есть на эсминцы), набрав ход, быстро удаляются в восточном направлении. Стоять здесь без хода – для них ненужный риск. После гибели «Лексингтона» именно тяжелые крейсеры могут привлечь к себе внимание японских подводников, поэтому маячить без хода тут, у края огромной братской могилы, им совсем не с руки. А эсминцы продолжают спасательную операцию, но улов их крайне скуден. Из четырех тысяч человек команд «Лексингтона» и «Чикаго» из воды удается поднять лишь полторы тысячи спасшихся моряков.

Впрочем, надо заметить, что корабельная группа TF-8 во главе с «Энтерпрайзом», тоже подвергшаяся атаке японской подводной лодки, отделалась легким испугом. Случилось так то ли потому, что в ее составе было почти в два раза больше эсминцев, то ли из-за того, что командир атаковавшей лодки не обладал нахальством капитан-лейтенанта Ёкота Минору, стреляя широким веером издалека – и, как водится, промазал. Остальные же командиры и вовсе отказались от атаки, посчитав, что преодолеть такую плотную противолодочную оборону нереально.

6 декабря 1941 года, 22:05. 275 морских миль (450 км.) к северу от острова Оаху. Авианосец «Акаги», флагман ударного авианосного соединения.

Вице-адмирал Тюити Нагумо

Закончился этот самый долгий день. Потеряв треть боевых машин (и примерно четверть пилотов, штурманов и стрелков), авианосное ударное соединение с честью выполнило поставленную адмиралом Ямамото задачу. Американская база Перл-Харбор фактически прекратила свое существование, а все находившиеся в бухте корабли оказались потоплены или тяжело повреждены. По крайне мере, таковы были данные аэрофотографирования, произведенного в конце последнего налета уже в лучах заходящего солнца, а также доклады летчиков, участвовавших в нанесении ударов. Со слов пилотов следовало, что во время последнего налета, особенно во второй волне, цели для бомбометания приходилось искать, хотя еще утром с этим не было никаких проблем…

И хоть авиационный боезапас еще не был исчерпан, как того требовал адмирал Ямамото перед походом, на сердце командующего ударным авианосным соединением было неспокойно. После того как американские авианосцы не были обнаружены в своей базе, ему захотелось бежать отсюда сразу после завершения первого же налета. Ведь два вражеских авианосца находились в море неизвестно где. Можно было ожидать, что в любой момент они выяснят местоположение японского ударного соединения и поднимут в небо свои авиагруппы, чтобы нанести удар возмездия. В ситуации, когда местоположение и намерения сильного врага неизвестны, из охотника очень легко превратиться в жертву. Это не банальный страх и не трусость. Туман войны, будь он проклят – опасение удара из пустоты, когда враг появляется ниоткуда, наносит разящий удар и снова исчезает в никуда.

Но вице-адмирал Нагумо, борясь с этим чувством, с честью выдержал весь день, произведя на Гавайи целых три налета, приняв при этом, разумные, по его мнению, меры предосторожности, заключавшиеся в том, что во втором и особенно в третьем налете не участвовала большая часть самолетов-истребителей, отведенных в резерв на случай отражения вражеского налета. Потом пришла новость о потоплении японской подводной лодкой одного из американских авианосцев, и у адмирала немного отлегло от души, но все равно второй авианосец гайдзинов находился где-то в море и мог в любой момент нанести смертоносный удар по японским кораблям. Тем не менее, после того как задание было выполнено, а местоположение как минимум одного из вражеских авианосцев оставалось неизвестным, дальнейшее пребывание на позиции в окрестностях Гавайских островов можно было счесть ненужным риском.

Поэтому, едва на палубу авианосца «Дзуйкаку» опустился последний находившийся в воздухе самолет второй ударной волны, а командир гидроавиатранспорта (плавучей базы гидропланов) «Касуга Мару» капитан 1-го ранга Такацугу доложил, что все благополучно приводнившиеся пилоты сбитых над морем японских самолетов найдены и подобраны его гидросамолетами, Нагумо вышел на связь с адмиралом Ямамото и попросил разрешения покинуть позицию, так как дальнейшее нахождение на ней стало ненужным риском. Ведь наверняка сейчас гайдзины озабочены только тем, чтобы найти и уничтожить тех, кто доставил им столько неприятностей.

К его величайшему облегчению, такое разрешение было сразу же получено^[4]