Итак, уехавший на ту сторону унтер-фельдфебель Краузе уже через пять минут доложил по телефону, что он прибыл на место и приступает к выполнению задания. Рация, как я и предполагал в самом начале, через это странное облако не действовала, и приходилось пользоваться проводной связью. Еще через пять минут, шагая вдоль провода, в распахнутой шинели явился мокрый и промерзший рядовой Репке, который к тому же еще и пошатывался от изрядной дозы русского домашнего шнапса, которую в него влил наш добрый унтер-фельдфебель. Впервые за все время парни как-то по-новому посмотрели на этого увальня. Думаю, что теперь отношение к нему переменится, потому что он, пусть и по приказу командира, все же выполнил потенциально опасное задание и добыл важные сведения.

Повторно командир нашего первого отделения вышел на связь через полчаса, несколько возбужденным тоном сообщив, что он произвел предварительную разведку, взял в качестве языка местного жителя, и теперь возвращается обратно, оставив один Ганомаг с пулеметом под командой обергефрайтора Бонке охранять выход из этой штуковины. Делая этот доклад, Дитер как-то загадочно хмыкал и просил «держать наготове нашего доброго унтер-офицера Шульца». Неужели и там тоже русские? За это время, пока унтер-фельдфебель Краузе занимался разведкой по ту сторону этой штуковины, мимо нас на полной скорости, пыля и горланя песни, проскочил взвод оберлейтенанта Вальзера, и в самом скором времени следовало ожидать прибытия самого гауптмана Зоммера. Будет очень хорошо, если к тому моменту я смогу представить ему максимально полный доклад по этому делу. Может, он и отметит наш взвод в рапорте на имя командира дивизии, за образцовое выполнение разведывательного задания.

Языком, которого взял Краузе, оказался достаточно хорошо, пусть и несколько крикливо одетый молодой мужчина, ничуть не похожий на местных русских, что уже заставило меня насторожиться. Своим унылым выражением лица он напоминал мне выловленного из пруда карпа. Отчего-то при взгляде на него мне становилось немного не по себе. Но я даже не мог предположить, какое потрясение ждало меня впереди. Дитер с каким-то странным выражением лица протянул мне найденный у этого человека документ, я подозвал унтер-офицера Шульца и мы начали разбираться с этим делом. Заглянув в бумаги, мы с ним молча переглянулись и снова уставились в документ. При этом Дитер внимательно наблюдал за нами, приподняв одну бровь. Я моргал и протирал глаза, Шульц то склонялся над документом, то, наоборот, отодвигался – наверняка, мы с ним выглядели несколько нелепо. Но как еще можно выглядеть, если держишь в руках доказательства того, чего просто не может быть? Документ оказался паспортом. Причем паспортом гражданина неизвестной мне страны под названием «Российская Федерация». Но самым интересным и невероятным было вот что – документ этот свидетельствовал о том, что он был выдан в 2015 году гражданину Максиму Алексеевичу Тимофейцеву, 1985 года рождения, уроженцу города Брянска. Темно-красная книжечка содержала внутри бледно-сиреневые страницы, сплошь изляпанные царскими двуглавыми орлами…

Все это заставило меня посмотреть на обладателя этого странного паспорта более внимательно. Тот, в свою очередь, тоже откровенно меня разглядывал, но в его глазах не было ни страха, ни паники. На вопросы отвечал охотно – вообще, было похоже, что этот человек считает все происходящее необычным приключением – и не более того. С его слов выходило, что там, по ту сторону этой штуки, находилась не Тасмания или Аргентина, а все та же Россия, но только в апреле 2018 года. Так это дыра во времени! Конечно же, мы были шокированы. Шульц то и дело бросал на меня многозначительные взгляды и смущенно покашливал. Я же с трудом контролировал себя, чтобы не округлять от удивления глаза. Трудно было привыкнуть к мысли о том, что такое вообще возможно – связать мир прошлого и мир будущего…

Ну а следующее известие обладатель документа сообщил с некоторым самодовольством, одарив нас презрительно-сочувствующим взглядом – оказывается, Германия проиграла эту войну, русские орды ворвались в Берлин и разнесли его вдребезги не оставив и камня на камне… Мы слушали его рассказ с ужасом и были очень подавлены знанием того, что Третьему Рейху не удалось восторжествовать – в ходе этой войны, как и предсказывал унтер-офицер Шульц, после четырех лет тяжелейшей для обоих сторон войны он был начисто сметен с лица земли, а национал-социалистические идеалы низвергнуты в прах. Большевистское знамя, развевающееся над развалинами рейхстага – этого я не мог предполагать даже в страшных своих кошмарах.

Потом, сорок шесть лет спустя коммунизм сам рухнул под тяжестью своих преступлений, но значительная часть населения России сохранила пробольшевистскую красную ориентацию. При этом господин Тимофейцев был полностью уверен, что как только власти этой самой Российской Федерации узнают о существовании дыры, связывающей наши миры, они немедленно нападут на вермахт, нанеся ему удар в спину. По уверениям этого самого человека, русская армия не очень велика, меньше миллиона человек, но вооружена до зубов, фанатично предана своему вождю и прекрасно обучена, чего мы никогда не наблюдали у большевиков. И что самое страшное – большая часть населения (к которой этот Тимофейцев, как я понял, не относится) поддержит эту войну, назовет ее патриотической и новой Великой Отечественной. Эту информацию явно следует немедленно довести до самого высокого командования и, может быть, даже до самого фюрера.

Но нам действовать предстояло все равно строго по инстанциям, и гауптман Зоммер был первым, кому этот Тимофейцев должен повторить свой рассказ. Тем более что он вот-вот прибудет к этим Krasnowitschi вместе с подчиненным ему отделением управления и третьим взводом под командованием штабс-фельдфебеля Лейтнера. Гауптман Зоммер – и только он – будет решать, о чем необходимо доложить наверх, а о чем умолчать. Если солдаты узнают, о чем болтал этот штатский выходец из иного мира, то ничего хорошего нам точно не будет. В лучшем случае это штрафные роты, а в худшем нас просто пристрелят в ГФП и сделают вид, что таких никогда не существовало.

* * *

Тогда же и там же.

Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.

Иногда творческому человеку просто необходимо удалиться куда-нибудь подальше от мирской суеты. Послушать шум леса, пение птиц и даже кваканье лягушек – словом, удалиться на лоно природы, для того чтобы переосмыслить свое место в мире, подумать над тайнами бытия…

Вот и в этот раз, устав от повседневной рутины, почувствовав глубокую жизненную неудовлетворенность, я отправился на слияние с этой самой природой, покидав в свою «Тойоту» все, что необходимо для жизни – в том числе тарелку с тюнером, позволяющие подключаться к спутниковому интернету. Не люблю быть оторванным от мира или зависеть от милости местных сотовых операторов, у которых интернет обычно крайне медленный, да еще и регулярно глючит.

За скромную сумму я арендовал у приятеля дом в глухой деревне, принадлежащий его бабушке. Уж за что этот населенный пункт на Брянщине (в котором имеется только две улицы и обе они имени Котовского) окрестили Кучмой, я не знаю, но в некотором смысле это была если и Россия, то самый ее край. В деревне из восемнадцати домов заняты аборигенами оказались только три, еще два (в том числе и тот, ключ от которого мне отдал приятель), использовались в качестве дач, а остальные участки зарастали травой и кустарником. Тут бы мне всплакнуть, пустить слезу по погибающей русской деревне… Но сердце мое при виде трухлявых развалин оставалось холодным, а глаза сухими. По мне – пустить бы все это в оборот и позвать оборотистых людей, чтобы снесли к чертовой матери это старье и настроили чистеньких и аккуратненьких швейцарских домиков для проживания европейских туристов и обслуживающего персонала.

Одним словом, приехал я туда в последних числах марта, когда в полях еще лежал снег, и планировал пробыть где-то до середины мая, чтобы переждать и майские праздники с их дешевой патриотической трескотней, и президентскую инаугурацию. Последнюю особенно. Никогда раньше я так остро не чувствовал торжества победившего быдла, оказавшегося в огромном большинстве, как после президентских выборов в марте этого года. Нет, надо устроить в России все таким образом, как это уже устроено в Америке, и сделать так, чтобы почтеннейшая публика (именуемая народом или электоратом) имела право выбирать исключительно из абсолютно одинаковых «наших» кандидатов, отличающихся друг от друга только внешней мишурой. Например, между Явлинским и Собчак. И вот тогда мы бы могли устроить настоящую десталинизацию и всеобщее разоружение; а не как сейчас, когда ты гонишь Усатого в дверь, а он обратно забирается в окно через патриотическую пропаганду и воспитание.

Но кто же все это сделает и устроит? Не зря же восемнадцать лет назад, в критический момент нашей истории, почтенная бабушка русской демократии (а некоторые скажут – «баба-яга русской либерастии») Людмила Алексеева произнесла после выборного ночного телемарафона на НТВ: «Ну что, допрыгались, (вымарано цензурой), Путин – это навсегда!». Ей, старой зечке, хорошо знакомой со сталинскими лагерями и брежневскими психушками, уже тогда было понятно, что отныне никакие демократические кандидаты никаким законным не смогут путем попасть в демократическую власть. Все, окно возможностей, ненадолго приоткрывшееся в девяностые годы, с приходом Путина захлопнулось наглухо – и теперь таким как я, для достижения полного счастья (то есть слияния с окружающим нас свободным западным миром) придется ждать, как «они» говорят, следующей величайшей геополитической катастрофы.

И так я, значит, и жил в этой глухой деревне (хотя хотелось сливаться с природой на пляжах Майами или на Багамах), при этом иногда выбираясь в город (прим. авт.: городом этот персонаж считает только Москву), к цивилизации, для того чтобы купить самых необходимых вещей. Но проделывал я это не более чем раз в месяц, ибо семь часов за рулем туда и столько же обратно выматывают ужасно. Выезжаешь обычно еще затемно и возвращаешься на дачку уже за полночь – причем пакетами со всякой всячиной забит не только багажник, но и задние сиденья салона. Ну, вот и в этот раз было то же самое – возвращаюсь я в эту Кучму, на дворе два часа ночи с хвостиком, дождь моросит, темень. Сворачиваю у Красновичей налево – и почти у самого дома, метрах в трехстах-четырехстах от поворота, мне прямо в глаза светят фары, и какой-то мужик, вроде в форме, машет рукой, требуя остановиться. «Ну ни хрена себе, – усмехнулся я про себя, – гайцы так оголодали, что уже на деревенских проселках охотиться начали? Так я вроде ничего и не нарушал. Хотя эти и к телеграфному столбу за превышение скорости докопаются».

Останавливаюсь, как положено, выхожу из машины с документами…Смотрю – и тут кино и немцы! Точнее, никакого кина не видно, а вот не говорящие по-русски и наставившие на меня винтовки камрады в форме, удивительно похожей на ту, что показывают в кино, в наличии имеются. Причем в количестве шести экземпляров, если считать водилу бронетранспортера. Я в военной технике не разбираюсь, но ничем другим этот гибрид трактора и грузовика с пулеметом наверху быть не мог. Раритет дремучий, но в свете фар моей тачки видно, что на темно-сером борту этого раритета белой краской намалеван немецкий крест.

Сначала я было подумал, что это так реконструкторы забавляются, шутки шутят, но потом с удивлением понял, что реконструкторами тут даже и не пахнет. Немцы были вполне настоящие, словно появились здесь прямо из времен Великой Отечественной. При этом они не владели не только русским, но и, что удивительно, английским языком. Совсем дикие – короче, в наше время таких просто нет. Вот черт – они что, нашли машину времени? Такого же просто не может быть! На всякий случай надо пощипать себя – вдруг это сон… Не сон, однако. Хм, наркоты я вроде не употребляю, пил последний раз пару дней назад – бутылочку сухого белого… Ладно, допустим, это мне не чудится, и это вправду немцы времен войны – фашисты, стало быть (как говорится, «есть многое на свете, друг Горацио…»). Как мне себя вести с ними? Надо бы, конечно, поосторожнее, но что-то не могу отделаться от желания слегка поглумиться – ведь именно мы надрали им задницу в сорок пятом, и если уж они вылезли здесь, в 2018-м, чует мое сердце – недолго им осталось коптить небо XXI века…

А тем временем эти персонажи с удивлением пялились на мою вполне заурядную и потасканную тачку, на мой расейский паспорт, и особенно на мой смартфон, который при обыске вытащили у меня из кармана. Он у меня не самой последней модели – даже, наоборот, несколько устарел; но посмотрев на то, как эти бабуины вертят его в руках, писатель Крылов смог бы заново написать свою басню про мартышку и очки.

Потом они ткнули мне в спину стволом винтовки и приказали залезать в кузов своего бронетранспортера. Нет, вообще-то сначала они хотели, чтобы я куда-то поехал вслед за ними на своей тачке; один из этих «белокурых бестий» даже сел ко мне на пассажирское сиденье, но «Тойота», едва съехав с дороги, увязла в грязи как муха в варенье. Она ж таки не вездеход. Пришлось выгружаться и лезть в кузов ихнего железного гробика. Я совершенно не разбираюсь в военной технике, но понимаю, что защитить такая тонкая броня способна только от плевков горохом и пулек из рогатки.

Съехав с дороги, мутантное изделие фашистского автопрома зачавкало гусеницами по грязи, а я начал лихорадочно соображать. В конце концов, я не еврей и не большевик, к тому же зверства фашистов, наверняка преувеличены совковой пропагандой. А что касается евреев, то я их тоже не люблю. Кто же любит конкурентов. Эти пронырливые типы всегда оказываются первыми у кормушки и всегда получают самые жирные заказы. Нет, если это и в самом деле настоящие фашисты – тогда это шанс выдвинуться и стать заметным человеком, а не одним из многих, которые хотят жить как в Европе. Нет, в масштабах страны нас немного, но внутри тусовки конкуренция очень велика. Так что, если мне вдруг улыбнулась удача, я непременно должен ею воспользоваться…

В этот момент бронетранспортер въехал в своего рода облако тьмы, но чем дальше мы продвигались, тем теплее и светлее становилось. Наконец мы выехали в теплый, и даже жаркий, полдень. Впрочем, местность вокруг расстилалась вся та же, только обстановка была куда более архаическая. Пришлось расстаться с последними сомнениями – мы находились явно в другом времени. Выходит, это облако являлось некой дырой, соединяющей два временных периода. Просто ааафигеть – как сказала бы моя племяшка Юля. Вот я и «афигевал», но старался держать себя в руках – все-таки я взрослый и солидный мужчина для того, чтобы по-мальчишески восклицать «Ух ты! Вот это да!», хотя, если честно, подобные порывы возникали.

Итак, вот что я увидел по ту сторону дыры. Там расстилалось картофельное поле, и на нем стояло несколько таких же бронетранспортеров, как и тот, который приехал за мной. Вокруг них толпились немецкие зольдатены в расстегнутых мундирах с закатанными рукавами. Было откровенно жарко, и я тоже начал париться под своей теплой курткой. Да уж, ну и дела. Дыра между временами – и никакой машины времени… На одной стороне этой дыры немцы, на другой мы, а посередине нечто. Интересно, если дойти до середины, а потом повернуть обратно, то куда выйдешь – на ту же сторону или на противоположную? Немцы – они ведь аккуратисты и педанты, ставить эксперименты им даже не придет в голову. Я ведь видел, что на эту сторону они ехали вдоль какого-то провода, который служил им чем-то вроде путеводной нити Ариадны.

Кроме всего прочего, какими бы крутыми эти немцы ни считали себя тут в прошлом, на нашей стороне они всего лишь наивные дети природы, тупая деревенщина, а их рации и винтовки значат ничуть не больше, чем там-тамы и ассегаи каких-нибудь зулусов. Пусть я не разбираюсь в оружии, но все равно понимаю, что за эти почти восемьдесят лет человечество шагнуло далеко вперед. Кроме того, эти наивные парни даже не подозревают ни о цифровой связи, ни о спутниковой разведке, ни о приборах ночного видения. Если я поделюсь с ними информацией, то могу рассчитывать на приличное обращение и, возможно, даже вознаграждение. В любом случае, если наши им все-таки накостыляют (а это почти неизбежно), я смогу сказать, что меня взяли в плен и силой и угрозами принудили к сотрудничеству, а я гражданский человек, который не давал никаких клятв и поэтому не обязан проявлять мужество и героизм. Но если все-таки дело выгорит и эта дыра захлопнется так же неожиданно, как и открылась, то с моей помощью немцы сумеют разгромить здешний совок и прибить Усатого – а это значит, что весь остаток своей жизни я буду кататься как сыр в масле.

Мы подъехали к группе немецких зольдатенов. Захвативший меня немецкий командир, к которому молодые солдаты почтительно обращались «герр унтер-фельдфебель», а те, которые постарше, по-панибратски «Дитрих», приказал мне оставаться на месте. Сам он, забрав отобранные у меня вещи, пошел докладывать единственному в этой группе офицеру. Никем иным этот тип в фуражке быть не мог. Неужели и тут никто не говорит по-русски или хотя бы по-английски? Почти сразу к ним присоединился еще один тип, немного моложе и более интеллигентного вида, чем унтер-фельдфебель Дитрих. На того посмотришь – и на ум сразу приходит совхозный бригадир времен моего детства. Морда красная и сапоги в навозе по самый верх, но бо-ольшой начальник. Нет, второй был совсем другого поля ягодой – у него высшее образование было явно написано на физиономии, к тому же паспорт те двое показывали именно ему. Минут десять они там возбужденно базарили по-немецки, тыкали пальцем в мой документ, потом снова базарили. Затем офицер махнул рукой – и один из охранявших меня солдат несильно, но обидно толкнул меня в спину прикладом винтовки, сказав при этом только: «Комм, комм, швайне».

Я подошел. Этот интеллигентный немец, назвавшийся унтер-офицером Николасом Шульцем, действительно очень хорошо, почти без знаменитого немецкого акцента, говорил по-русски.

– Вы, господин Тимофейцев, – сказал он мне, – попали в руки солдат доблестной германской армии. С этого момента ваша жизнь в ваших же руках. Любое сопротивление или обман будут караться вплоть до расстрела, любое сотрудничество будет вознаграждаться по мере получения положительных результатов. Ваше положение дополнительно облегчится еще и тем, что вы не еврей и не большевик, а значит, в вашем случае возможны любые варианты – от самых положительных, до самых отрицательных. Скажите, господин Тимофейцев, вы меня поняли?

– Да, герр унтер-офицер, – ответил я, вытягиваясь в струнку, – я вас понял и согласен добровольно сотрудничать с Третьим Рейхом.

Унтер-офицер Шульц что-то сказал своему командиру, тот ему ответил, после чего Шульц снова обратился ко мне:

– Ну вот, господин Тимофейцев, герр лейтенант говорит, что вы умный человек, раз решили сотрудничать с германской армией. В награду за доброе поведение в разговоре лично со мной вы можете обращаться ко мне без чинов, просто по имени. А теперь, поскольку о расположении большевистских сил вас спрашивать бессмысленно, спокойно и по порядку изложите историю тех событий, которые произошли между августом 1941 года и вашим временем…