«Он сказал: “Поехали!”…»

И вот, наконец, настал, день, который все так долго ждали, и которого, если сказать честно, все немного боялись. К тому времени «кузина-белошвейка» – так мужчины стали называть Ольгу Румянцеву – сделала два костюма для хронопутешественников. И им понадобилось хотя бы пару дней, чтобы обносить новую и непривычную для них одежду.

Антон еще и еще раз проверял и перепроверял свою аппаратуру. Работала она безукоризненно. Явных багов он не обнаружил, все технические параметры были в норме. К тому времени Антон научился немного управлять машиной, и вместо Гагаринской улицы, куда первоначально был пробит временной тоннель, он вывел выход из портала в Летний сад, здраво рассудив, что там, среди зарослей декоративных кустарников и зеленых лабиринтов, появление людей из ниоткуда будет менее неожиданным, чем явление их перед всем честным народом где-нибудь на оживленной столичной улице.

Для подстраховки Шумилин взял с собой в прошлое пистолет ПСМ, одолжив у одного бывшего коллеги. Пистолет был наградной, вполне легальный. Александр пообещал, что в сводке происшествий по городу этот ствол стопроцентно не всплывет. Кроме того, он прихватил баллончик с перцовым газом. Ну, это скорее была защита от тамошних собак. Уж очень не хотелось быть покусанным каким-нибудь Трезором из прошлого. А для психологического воздействия на предков он приготовил нетбук, положив его в небольшой саквояж.

Вроде бы все должно пройти нормально, но друзей бил внутренний мандраж. Чтобы немного успокоиться, они решили выпить для храбрости по сто граммов хорошего дагестанского коньяку. Ну, и заодно – за удачу, чтобы первое путешествие в прошлое не стало для них последним.

– Крайним, – Александр осторожно, по старой ментовской привычке поправил Антона.

Потом они облачились в непривычную и неудобную одежду – накинули сюртуки, натянули узкие штаны – панталонами их назвать ни у кого язык не поворачивался, – примерили цилиндры и, покрутившись у зеркала, полюбовались друг на друга. Выглядели они, конечно, смешно, но как будто все было на месте. Значит, пора в путь.

Антон включил аппаратуру перемещения на полную мощность. В центре комнаты появился голубоватый мерцающий круг. Сияние стало сильнее, и прибор загудел, как детский волчок. Еще одно нажатие на кнопку, и яркий, переливающийся всеми оттенками синего и изумрудного цвета круг превратился в нечто вроде окна, за которым зеленела листва и был виден кусочек голубого утреннего неба.

Вздохнув, как перед прыжком в ледяную воду, Антон сказал сакраментальное: «Поехали!» Шумилин взял за руку Алексея и шагнул вместе с ним в неизвестность…

* * *

Петербург начала лета 1840 года встретил путешественников ярким солнцем и легким ветерком. Друзья вынырнули из будущего, как и рассчитывал изобретатель, в Летнем саду, в одном из уголков зеленого лабиринта. В это время парк был практически безлюден. Лишь один раз они заметили силуэт всадника, мелькнувший из-за зеленых шпалер, – кому-то из любителей утренних прогулок в такой ранний час не спалось.

Часы Петропавловки пробили семь раз. Друзья вышли из ворот сада, полюбовались на знаменитую фельтеновскую ограду и побрели по набережной Невы в сторону Адмиралтейства. Вид на Петропавловскую крепость и правый берег Невы показался им немного непривычным. Не было «Дома политкаторжан», знаменитого «обкомовского» дома и крейсера «Аврора». Не было и современного Троицкого, или, как его еще называли по старинке, Кировского моста. А на его месте через Неву был переброшен наплавной Троицкий мост.

Правда, выглядел он весьма нарядно. Порталы, ограждения перил, фонарные столбы были из чугуна художественного литья. Фонарные столбы сделаны в виде пучков пик, увенчанных двуглавыми орлами с венком. Декоративные чугунные и медные детали моста – позолочены, сверкали на солнце.

Времени до визита к князю Одоевскому у них еще было много, и друзья решили побродить по родному, но совершенно чужому для них городу.

Они неторопливо пошли по набережной, с любопытством осматривая Петербург 40-х годов XIX века. Все для них было в диковинку. По Неве медленно плыли парусные корабли, баржи и ялики. Лодочники на пестрых яликах за скромную плату перевозили через реку всех желающих. По булыжной мостовой цокали подкованными копытами кони-тяжеловозы, влекущие огромные фуры с грузами. Мастеровой люд спешил на работу. Но и люди, принадлежащие к так называемому «приличному обществу», тоже были видны на улицах северной столицы в сей ранний час.

По Дворцовой набережной, напротив Мраморного дворца, гостям из будущего повстречался идущий не спеша навстречу высокий военный в темно-зеленом форменном сюртуке с золотыми эполетами и высокой фуражке с белым верхом и красным околышем. Военный выгуливал собаку – черного пуделя с серебристой манишкой и такими же серебристого цвета передними лапами. Подбежав к хронопутешественникам, пудель стал с любопытством обнюхивать их штиблеты и брюки.

– Гусар, быстро ко мне! – командным голосом позвал его хозяин. – Господа, – обратился он к друзьям, – не бойтесь, он не кусается…

Шумилин, у которого дома был свой пес, двухлетний ротвейлер по кличке Сникерс, собак как раз и не боялся. Он улыбнулся и, присев на корточки перед пуделем, почесал того за ухом. Пес дружески замахал хвостом с кисточкой на конце.

– А мы и не боимся, – с улыбкой ответил военному Александр, – хороший у вас пес, умный, и совсем не злой.

Военный внимательно посмотрел на Антона и Александра голубыми глазами, улыбнулся уголками губ, слегка кивнул и продолжил прогулку.

– Леха, ты знаешь, а ведь я его раньше где-то видел, – Шумилин озадаченно посмотрел на друга.

– Шурик, а ты не ошибаешься? – поинтересовался Алексей. – Ну где ты его мог видеть? В Питере? В Москве? Или во время твоей командировки в Чечню? – Потом задумался и пробормотал: – Хотя, знаешь, если честно, то и мне его лицо показалось знакомым…

Шумилин, пройдя еще шагов пять, неожиданно встал как вкопанный.

– Леха, я вспомнил – это же царь! – изумленно воскликнул он.

– Точно! Государь-император Николай Павлович собственной персоной! – сказал растерянно Алексей и, смущенно прикрыв себе рот ладонью, добавил вполголоса: – Сказал бы мне кто месяц назад, что я буду вот так вот, что называется, лицом к лицу стоять рядом с самим Николаем Первым – ни за что бы не поверил!

– Между прочим, – уже спокойно сказал Шумилин, – я читал, что у Николая отличная память на лица. А это значит, друг мой, что он нас «срисовал» и при следующей встрече обязательно вспомнит о сегодняшнем разговоре.

Они не спеша дошли до недавно отстроенного после страшного пожара 1837 года Зимнего дворца. Здание блистало свежей краской, и трудно было поверить, что совсем недавно этот великолепный дворец представлял собой обгорелую коробку с закопченными стенами, обуглившимися рамами и кучей головешек внутри.

Друзья прошлись по Дворцовой площади, полюбовались на Александрийскую колонну. Потом прогулялись по бульвару, разбитому перед Адмиралтейством, – это о нем писал Пушкин: «Онегин едет на бульвар» – и с любопытством осмотрели практически достроенный, но еще не освященный Исаакиевский собор – бессмертное творение архитектора Огюста Монферрана.

У Медного всадника немного задержались, вспомнив события, произошедшие здесь пятнадцать лет назад. Да, государь-император Николай Павлович был абсолютно прав, разогнав картечью декабрьский дворянский «майдан». Какую бы кровавую заваруху устроили эти «борцы за свободу», дорвись они до власти! Да еще с учетом нашего российского размаха и широты души. Великая Французская революция в сравнении с Великой Российской смутой выглядела бы веселым водевилем.

Нагулявшись вволю по площади, на которой еще не было конного памятника императору Николаю I работы барона Петра Клодта, они свернули на Большую Морскую улицу, а с нее – на Невский проспект.

Главная магистраль города выглядела непривычно широкой. Вдоль мощенных плитами тротуаров в двух-трех метрах друг от друга стояли невысокие черные чугунные тумбы. По проспекту в разных направлениях двигались дрожки, коляски и кареты самых разных видов. Кареты были в основном четырехместными, на рессорах, с высокими козлами и откидной ступенькой у дверцы. Площадка сзади кузова была часто утыкана острыми гвоздями, а на некоторых каретах были закреплены обручи с остроконечными зубьями. Все это сделано было для того, чтобы вездесущие уличные мальчишки не катались на задках карет.

В Питере уже начался обычный трудовой день. Друзьям сразу же бросилось в глаза обилие военных: солдат в мундирах и офицеров в форменных сюртуках. Высшие армейские чины выделялись среди них высокими треуголками с пучком черных или пестрых перьев.

По проспекту сновали слуги, приказчики, куда-то спешили кухарки и горничные, коробейники на углах бойко рекламировали свой товар. Перед Гостиным двором на углах стояли продавцы калачей и саек, дешевой черной икры (осетры и белуги в то время еще водились в Неве), рубцов и вареной печенки. У некоторых на головах были лотки с товаром, большие лохани с рыбой и кадки с мороженым. Торговцы, лязгая замками и засовами, открывали двери лавок и магазинов.

От шума и криков торговцев у друзей с непривычки даже разболелась голова. Они решили немного отдохнуть и зашли в садик перед Александринским театром, где позднее появится памятник Екатерине Великой работы Микешина. Алексей и Александр решили посидеть на лавочке и обсудить план дальнейших действий.

Гости из будущего

Друзья стали прикидывать – как им лучше построить предстоящий разговор с князем Одоевским. Ведь надо было, ни много ни мало, «завербовать» князя. Несмотря на то что они перечитали сотни книг об эпохе императора Николая I, все равно жители XXI века были чужеродным телом в здешнем петербургском обществе. И им светила здесь роль в лучшем случае забавных иностранцев, на которых любопытно смотреть, но о чем-либо серьезном говорить с ними не следовало бы.

Чтобы стать в этом обществе своими, надо родиться в Санкт-Петербурге XIX века, вырасти, быть воспитанным английскими боннами и французскими гувернерами. А самое главное, быть своим по происхождению. Ведь все знатные дворянские фамилии Российской империи давно уже перероднились и перекумились друг с другом.

Друзья решили, что надо играть с князем в открытую и рассказать ему о том, кто они такие на самом деле и откуда явились. А дальше должны сработать природное любопытство и пытливый ум Владимира Федоровича. Этих качеств, судя по его книгам, у Одоевского было в избытке.

Алексей и Александр встали со скамейки и пошли по Невскому в сторону Фонтанки. Пройдя мимо Аничкова дворца, они свернули направо и вскоре увидели дом номер тридцать пять. Переглянувшись, хронопутешественники решительно вошли в парадный подъезд. Выскочившему навстречу швейцару Шумилин коротко бросил:

– К их сиятельству, князю Владимиру Федоровичу! Проводи нас, любезный.

Швейцар – он же секьюрити, или, как тогда говорили, привратник – профессионально, одним быстрым взглядом оценил нарядные, пошитые по последней европейской моде костюмы незнакомцев, почтительно поклонился и резво засеменил по мраморным ступенькам парадной лестницы.

– Вот здесь живет их сиятельство, – сказал швейцар, остановившись у мощной дубовой двери. Алексей кивнул ему и сунул в ловко подставленную ладонь медный семишник.

– Премного благодарен, барин, – молодец в ливрее раскланялся и радостно заспешил вниз по ступенькам. Шумилин несколько раз дернул за медную пупочку, которая заменяла в те времена звонок. За дверью забренчал колокольчик. Вскоре щелкнула задвижка, и дверь приоткрылась. На лестничную площадку вышел слуга – толстомордый парень, одетый в поношенную ливрею.

– Как доложить их сиятельству, господа? – позевывая, поинтересовался он. – И по какому делу вы изволите его беспокоить?

Александр, весело глядя на опухшую от безделья рожу лакея, с легким оттенком пренебрежения сказал:

– Передай князю, что пришли два почитателя его таланта. И непременно добавь, что прибыли они издалека.

Лакей впустил гостей в прихожую и принял у них трости, цилиндры и перчатки. Потом скрылся за дверью гостиной, и уже через пару минут вернулся и сообщил друзьям, что «их сиятельство просят господ зайти».

Алексей и Александр вошли в небольшую, но со вкусом обставленную гостиную. Князь Одоевский, мужчина средних лет, плотный, с мужественным волевым лицом, встретил их стоя у большого стола, заваленного газетами. Похоже, он только что читал местную свежую прессу.

– Добрый день, господа, – сказал князь, с любопытством и в то же время слегка настороженно разглядывая незнакомых ему визитеров. – С кем имею честь?

– Алексей Игоревич Кузнецов, медик, – представился один из них.

– Александр Павлович Шумилин, отставной поручик, – коротко кивнул второй.

– Господа, как мне доложил Иван, вы прибыли в Петербург издалека? – полувопросительно произнес Одоевский. – Я очень рад, что вы нашли время, чтобы зайти и поблагодарить меня за мои более чем скромные труды на литературном поприще.

– Именно так, ваше сиятельство, – сказал Шумилин. – Моим племянникам очень нравятся ваши сказки. И если бы вы соблаговолили поставить свой автограф на одном из ваших произведений, то они были бы в полном восторге…

С этими словами Александр открыл саквояж и достал книжку. Это была сказка «Городок в табакерке», которую Шумилин купил недавно на «Крупе» – так в Питере по-простонародному называли городскую книжную ярмарку, расположенную в ДК имени Крупской.

Одоевский с интересом взял яркую книжку в синей обложке, с улыбкой прочитал ее название и начал бегло листать. Но тут же нахмурился, заметив, что с точки зрения тогдашней орфографии текст в книге набран ужасающе безграмотно.

– Господа, да что же это? – растерянно бормотал Одоевский, перелистывая книгу. И тут он увидел год издания книги – 2011-й.

Князь вздрогнул, словно его ударило электрическим током. Лицо его побледнело. Казалось, что еще чуть-чуть, и он хлопнется в обморок. Князь хотел что-то спросить у Александра, но вместо слов из его горла вырвалось лишь какое-то сипение. Наконец, Одоевский сумел взять себя в руки.

– Господа, ради всего святого, скажите – что все это значит? – жалобно спросил он гостей. – Откуда у вас эта книга? И откуда вы сами?

– Да, ваше сиятельство, вы правильно все поняли, – кивнул князю Шумилин, – мы действительно пришли к вам из будущего. С помощью изобретенной нами машины, которая может переносить людей из одного времени в другое, мы шагнули из две тысячи пятнадцатого года в год тысяча восемьсот сороковой. Мы ваши потомки, князь.

Одоевский захотел присесть и чуть было не промахнулся мимо кресла. В последний момент Шумилин успел поймать его за рукав. Плюхнувшись, наконец, в большое, обитое кожей кресло, князь изумленно переводил взгляд с одного своего гостя на другого. Потом он снова схватил детскую книжку, оставшуюся сиротливо лежать на столе, и стал ее лихорадочно листать.

– Да, именно так… – бормотал он, – нынче ничего подобного напечатать не могут… Какие краски, какие рисунки… Господа, а вы меня не разыгрываете? – со слабой надеждой в голосе спросил князь. – Может быть это просто мистификация?

– Нет, ваше сиятельство, – ответил Шумилин, – все обстоит именно так, как мы вам сказали. Мой друг сумел изобрести машину времени. И теперь мы можем путешествовать из прошлого в будущее. Помнится, вы совсем недавно напечатали роман «4338 год». Точнее, отрывок из него вы пять лет назад напечатали в «Московском наблюдателе», а второй отрывок должен выйти в альманахе господина Владиславлева «Утренняя заря»…

Одоевский, слушая Александра, снова побледнел. Алексей, внимательно наблюдавший за лицом князя, взял со стола графин с водой, наполнил стакан и протянул его Одоевскому. Тот машинально сделал несколько глотков и благодарно кивнул Кузнецову.

– Так вот, ваше сиятельство, – продолжил Шумилин, – многое из того, что было написано вами в том романе, уже существует. Мы путешествуем в космосе, летаем по воздуху, можем переговариваться друг с другом на расстоянии тысяч верст. Но у нас есть еще много того, о чем даже вы, с вашим умом и фантазией, не смогли придумать. Хотя… Возьмем, к примеру, ваш рассказ «Косморама». В этом году он должен быть опубликован в «Отечественных записках»… – Одоевский, внимательно слушавший Александра, машинально кивнул, – …так вот, в этом рассказе речь идет о не коей таинственной детской игрушке, с помощью которой герой заглядывает в какой-то другой мир и видит различные сценки из жизни своей семьи… Я не ошибся? – Князь снова кивнул, и Александр продолжил: – Ваше сиятельство, если вы хотите, мы можем показать вам нашу «космораму». Правда, она называется по-другому.

Одоевский вскочил на ноги так стремительно, что чуть не опрокинул стоявший на столе графин с водой.

– Господа, я буду очень рад увидеть все собственными глазами! Скажите, где она, и я велю послать людей, чтобы ее принесли сюда!

– Она здесь, – сказал Шумилин и, с видом графа Калиостро, проводящего групповой сеанс гипноза и спиритизма, расстегнул саквояж и достал из него свой нетбук. Положив тот на стол, он поднял крышку-монитор и включил питание.

Одоевский наблюдал за манипуляциями Александра круглыми от удивления глазами. А когда на мониторе появилась яркая заставка – взлетающий в небо истребитель МиГ-29, князь невольно вскрикнул от удивления.

Шумилин стал показывать князю Одоевскому фотографии Петербурга XXI века, старт космической ракеты на Байконуре, нашу планету, снятую из космоса, невиданные в XIX веке вещи – автомобили, самолеты, корабли без парусов…

Князь как завороженный смотрел на эту фотосессию. Лицо его светилось от восхищения.