Очевидно, что, не умея разобраться в ценности и нужности артефактов совершенно чуждой им технической культуры, амазонки тащили тевтонам на обмен все подряд в надежде, что клиенту понадобится хоть что-то. Правда, часть вещей была подозрительно новой и даже в фирменной упаковке, как, например, пара новеньких ноутбуков в симпатичных кожаных чемоданчиках или запаянные в хрустящие пакеты комплекты женского нижнего белья. Возблагодарив Всевышнего за то, что я пока не послушался Птицы и еще не приказал перерезать Афанасии глотку (так что у нас еще есть у кого спросить о том, откуда амазонки взяли все эти вещи), я распорядился выкидывать на землю всякое барахло, оставляя только то, что будет, безусловно, полезным для нас в дальнейшем походе. К радости «осликов», таких вещей оказалось немного, и их поклажа облегчилась настолько, что можно сказать, они оказались почти налегке.

Вся эта сортировка-переупаковка длилась примерно минут пятнадцать. Ну, а потом, перекрестившись и сказав «прощай» этому месту, мы, посадив наших спасенных в седла, выступили в обратный путь. Пора было возвращаться к своим. И хоть чисто по-человечески мы поступили вполне правильно, но терзали меня смутные сомнения, что наплачемся мы еще с этими «соотечественниками», которые нам совсем не соотечественники. Уж больно гонористой и агрессивной бабой оказалась эта Елизавета Волконская, со своим аристократическим эго не вписываясь в наш отряд ни по каким параметрам. Как круглый чемодан без ручки. Бедная Птица, ведь с этой дамочкой иметь дело придется в основном именно ей. Хотя, может быть, и есть в этом какой-то смысл, особенно если даже такого неудобного человека мы сумеем обтесать и вставить в общие рамки. Пути Всевышнего неисповедимы, и иногда, как мне кажется, даже для него самого.

* * *

Княжна Елизавета Волконская, штурм-капитан ВКС Российской Империи

В тот день, казалось, ничего не предвещало беды. Подумаешь, задание – забрать на Санкт-Петербургских императорских воздушных верфях полностью снаряженный средний штурмоносец и перегнать его на нашу передовую базу в одной южноамериканской дыре, где наши по приказу императора изображали силы по поддержанию мира, не давая сцепиться дружественным нам бразильцам и подзуживаемым янки аргентинцам, а также гоняют по пампасам местных наркобаронов. Техника на этот перелет мне дали совсем молоденького, но дело вроде знающего, только совсем недавно закончившего школу прапорщиков, и теперь старательного до приторности. Но это ничего – важности и гонору у меня хватит на двоих.

Вечно меня гоняют по всяким таким поручениям: Волконская туда, Волконская сюда, Волконская подай-принеси, пошла вон и не мешайся под ногами. Знают, что из-за моей фамилии, а главное, из-за моего папеньки, служащего в тишайшем госбезопасном заведении, местное начальство – например, на все тех же воздушных верфях – спорить со мной не будет, укомплектует машину как положено, и в кратчайшие сроки исправит все указанные мною недоделки, потому что я дотошная, старательная, и спорить со мной себе дороже. Зато у такого рода заданий есть один, но жирный плюс – можно забежать домой повидать папеньку с маменькой, а также прошвырнуться по Невскому, накупив в тамошних магазинах гостинцев боевым подругам и некоторым друзьям. Ведь я же Волконская или нет?

Ну да, это я уже говорила. А вот как идти в бой, так Волконская – посиди на базе, а на дело идут сиротки-янычарки из первого кадетского корпуса имени генералиссимуса Суворова. Девки они крутые, и за нашего любимого императора Алексея II любому супостату задницу готовы порвать на британский флаг – этого у них не отнять. Девицы-смолянки там и рядом не стояли, да и учат в суворовском далеко не на фрейлин, а на пилотов штурмоносцев и десантных транспортников (которые в России поголовно все бабы), снайперов, связистов-радистов, корректировщиц огня, шифровальщиц и немного на медсестер и фельдшеров. Я ведь тоже не хуже их, и за Родину и Императора готова и в огонь, и в воду, и разные морды, подвыпив, бить умею, не уступая в этом нашим мужикам из десанта – а вот, поди ж ты, не держат меня за свою, и все.

Все это потому, что у нас в империи воинская служба для дворянства и особенно высшей аристократии – явление необходимое и поощряемое государством. Если б родилась я лет сто пятьдесят назад, то, как ворчит мой папенька – проводила бы жизнь свою в праздности и неге, в промежутках между балами меняя любовников.

Но сейчас – это вам не тогда, и если не хочешь, чтобы тебя вычеркнули из бархатной книги, то изволь служить, и служить на совесть, как завещал нам живший около века тому назад император Михаил, за свои деяния удостоившийся официального титула Великий, и неофициального прозвища Лютый. Ох, и пролилось тогда кровушки всяческих упрямцев! Читаешь книжки какого-нибудь Каргопольского о тех временах и жутко становится.

Хотя папенька, как лицо, допущенное к архивам (а стало быть, весьма осведомленное), имеет честь утверждать, что не так уж был и страшен император Михаил, как его малюют всякие либеральные писаки, отчего-то для своего постоянного проживания выбравшие Лондон и Нью-Йорк. И опричники его из госбезопасности никого в Финском заливе в баржах не топили, и головы он своим врагам собственноручно не рубил… Ну это ладно, опять я увлеклась папенькиным политическим брюзжанием. Ну, и правильно – какими бы те времена ни были, но империю самодержец Михаил отгрохал такую, что с нами в открытую не то что воевать, а и даже спорить боятся. В разных горячих точках и в операциях по принуждению к миру участвует только спецназ вроде нас, военно-морской флот, да еще бомбардировщики, способные достать супостата в любой точке земного шара.

Короче, приемка штурмоносца, который я должна была перегонять, не отняла у меня слишком много времени, хотя я сама излазила все закоулки машины. Техник техником, но в полете за все отвечает пилот, а я никогда не хотела иметь бледный вид перед начальством и подпорченный послужной список. Или чтобы однажды в наш дом привезли наглухо запаянный гроб с горелой землей с места крушения. Валгалла меня еще подождет. Вдобавок ко всему, то же начальство, узнав о моем внеочередном рейсе, загрузило в десантный трюм несколько тонн всякой всячины по линии обеспечения действий ограниченного контингента наших войск. И это, не считая полного ротного комплекта десантно-штурмовой экипировки, который должен присутствовать на борту в обязательном порядке.

Вертикальный взлет и переход в режим суборбитального прыжка прошли нормально. Больше всего в дальних перелетах я люблю как раз такие моменты – когда земля с грохотом проваливается куда-то вниз, перегрузка сдавливает грудь, небо впереди из голубого становится, сперва темно-синим, потом фиолетовым, ну а потом уже и черным с яркой россыпью звезд, которым совсем не мешает свет яркого солнца. Минут двадцать или около того невесомость, а потом на тело снова наваливается перегрузка, предупреждая о том, что пора бы уже готовиться к посадке. И в этот раз все прошло почти как обычно, за исключением того, что над нашей передовой базой бушевала сильная гроза. Но и это тоже не было особой помехой – штурмоносец машина прочная, с надежными навигационными системами и, как уверяют некоторые, способная пролететь насквозь даже тропический тайфун.

Но в этот раз все пошло совсем не так. В сердце грозы мы вошли уже на аэродинамике, сбросив скорость до каких-то пятисот верст в час. И то, слава Богу, иначе бы нам не уцелеть. Ведь едва только за обзорными экранами кабины начали плясать мощнейшие ветвистые молнии, как сразу же вышла из строя навигационная система, которая стала утверждать, что мы в точке, все координаты которой равны нулям, а также пропала местная связь с передовой базой, и спутниковая с Санкт-Петербургом. Автопилот всхлипнул в недоумении и отключился, а мне пришлось срочно хвататься за ручное управление и переходить в горизонтальный полет.

Сразу после этого гроза как-то странно быстро кончилась и я обнаружила, что лечу над бескрайней степью, покрытой высокими деревьями, без всяких признаков дорог, людей и прочих примет цивилизации. Как я ни надрывалась, вызывая хоть кого-нибудь, ответа не было, и в эфире стояла полная тишина. Наконец я увидела группу людей, гарцующих на лошадях и решила произвести посадку неподалеку от их лагеря, для того чтобы спросить, куда нас занесло и что тут, черт возьми, происходит.

Язык их был похож на древнегреческий, который я, по настоянию моей маменьки, учила еще в гимназии, и тогда я еще подумала, что могут делать греки, а особенно их женщины, где-нибудь в аргентинских пампасах. Иллюзии мои продлились очень недолго. Вместо того чтобы вступить с нами в цивилизованные переговоры, эти подлые сучки, ни слова не говоря, захлестнули нас с прапорщиком Пихоцким своими арканами, а потом связали по рукам и ногам. Так мы стали пленниками каких-то сумасшедших, и начали свой путь в неизвестность в компании безумных стерв, не отвечавших на наши вопросы и вообще не желавших с нами разговаривать.

Потом я много раз корила себя за беспечность и самонадеянность, что сунулась к незнакомым людям без прикрытия и надежно спрятанного оружия. Но тут дело, наверное, в том, что уже много лет никто не рисковал напасть на офицеров ВКС, не желая связываться с той вендеттой, которую наш император может объявить обидчикам своих людей. Пока не был установлен такой порядок, имперские «янычары» из десантно-штурмовых войск вырезали целые кланы и обращали в прах племена, вбивая в дикие головы понятие о том, что подданные Российской империи для них неприкосновенны. Когда все всё поняли – мы, русские, могли чувствовать себя в относительной безопасности в любой точке земного шара. Вот это чувство меня и подвело. Я-то думала, что мы все еще находимся на Земле, а это был уже другой мир, куда более жестокий и кровожадный. Мои бедные папенька и маменька – как они, должно быть, волнуются за свою непутевую дочь!

Но плен наш продлился очень недолго. Уже на третьи сутки мы с Пихоцким оказались на свободе. Сперва большая часть наших охранниц куда-то ускакала, оставив рядом с нами всего четверых, которые тут же встали на бивак под высоким деревом. Прошло еще несколько часов, как вдруг раздались негромкие хлопки, и все охранявшие нас вооруженные женщины одна за другой упали с лошадей на землю и тут же умерли. Все раны им были нанесены в голову и область сердца, и смерть их была очень быстрой и безболезненной. Я смотрела на то, что еще совсем недавно было живыми женщинами, и в моем сердце не было никакой жалости. Они незаконно лишили меня свободы, они издевались надо мной и даже били плетью – и последовавшее за этим наказание казалось мне вполне заслуженным.

Потом, к моему величайшему удивлению, со всех сторон нас окружили разговаривающие по-русски люди самого решительного и угрожающего вида, по своему поведению и экипировке чем-то напоминающие егерей имперского корпуса Дальней разведки. И только допотопное пулевое оружие, да еще некоторые анахронизмы говорили о том, что это отнюдь не наши имперские бойцы. Особенно впечатляла женщина с позывным «Кобра», которая была в этом отряде снайпером и с легкостью управлялась с не самой совершенной бесшумной пулевой винтовкой, именуемой ею «Винторез». Подумаешь, унитарные патроны на бездымном порохе. У нас в империи, прежде чем окончательно уйти в историю, пулевое оружие успело перейти на жидкий метатель с переменным объемом подаваемого заряда… Вот так.

Вообще-то, если сказать честно, сперва я вообще не понимала ничего из происходящего. Ни того, где мы находимся, ни того, кто те люди, которые нас захватили, и чего они от нас хотят. И только явление капитана Серегина и некоей Анны Сергеевны (дамы нетитулованной, но настолько преисполненной чувством собственной важности, что о ее благородном происхождении можно было и не спрашивать), расставило все на свои места, а то, что они мне сообщили, повергло меня в глубочайший шок.

Главная новость заключалась в том, что мы находимся в другом мире, где действует магия, как в старых британских сказках… Тут, в этом мире, обитают античные греко-римские боги и сатана правит свой кровавый бал, а сама Анна Сергеевна – не более, но и не менее – умеет читать человеческие мысли и готовится в будущем стать самой настоящей богиней. С ума сойти! Пока это для меня только слова, но явно же видно, что люди, рассказывающие об этом, сами верят в то, что говорят. Сказки – тем более страшные – хорошо читать вечером, на сон грядущий, сидя в теплой и уютной комнате, а попадать в них собственной персоной – такого не пожелаешь и врагу. А тут как раз и было самое настоящее попадание в сказку по принципу – то ли еще будет, ой-ой-ой.

Есть у меня такая особенность – когда я смотрю на человека, то вижу, правду он мне говорит или врет. И ни разу это чувство меня еще не обмануло, хотя есть у него и другая сторона. Очень тяжело на свете жить красивой девушке из знатной и богатой семьи, когда она точно знает, что вьющихся вокруг нее кавалеров интересует не она сама, и даже не ее соблазнительное тело, а деньги семьи и возможность хоть каким-то образом через это знакомство проникнуть в высшие круги российской аристократии. Фу, мерзость.

Так вот – и эта Анна Сергеевна, и капитан Серегин, и все остальные думали и говорили одно и то же, без всяких потаенных мыслей. Обычно, когда врут, я не могу знать, в чем именно заключается ложь, а чувствую лишь, что на уме совсем не то, что на языке. Кстати, с этой Анной надо быть поосторожней, ведь она умеет читать мысли и воспоминания, но только далеко не всегда снисходит до этого занятия. Княжна Волконская ведь не кто-нибудь, и поэтому мои мысли она прочтет обязательно. Скрывать мне особенно нечего, но это как-то не совсем удобно – все равно что ходить голой перед посторонним человеком…

* * *

Анна Сергеевна Струмилина

Мадмуазель Волконская, как называет эту особу Серегин, считает, что я теперь постоянно буду подслушивать ее мысли. Глупость какая! Делать это без особой необходимости крайне неприлично, и к тому же процесс прослушивания мыслей ужасно утомителен и способен довести до приступа жуткой головной боли, так давящей на виски, что и думать невозможно.

Но поскольку Елизавета Дмитриевна – личность многогранная и довольно противоречивая, то из женского любопытства, после некоторых колебаний, я все же решилась сунуть свой нос внутрь ее черепушки – и получилось так, что узнала вещи, для всех нас не безынтересные…

Меня особо заинтересовала история ее попадания в этот мир, и в первую очередь мне хотелось бы знать, связана ли как-нибудь с этой историей способность мадмуазель Волконской на слух отличать правду от лжи. Правда, по ее же собственным мыслям, она не сможет определить ложь лишь в том случае, если человек не врет ей напрямую, а добросовестно заблуждается, но для проверки на вшивость приставучих кавалеров наличие таких способностей – более чем достаточно.

Но интересен другой момент. Получается так, что сюда в основном заносит тех, у кого есть какие-то не совсем обычные способности… В нашей компании это были я и Дима, у спецназовцев – Ника, с особыми способностями которой пока ясно, что ничего не ясно, и сверхчувствительный на недобрый взгляд капитан Серегин. У наших новых знакомых такая особая способность нарисовалась у мадмуазель Елизаветы. Надо будет спросить у Димки совета по поводу нее. И так же, как и в нашем случае, при «попадании» мадмуазель Елизаветы и господина Пихоцкого тоже была чудовищная гроза, которая закончилась сразу после того, как дело было сделано, и в этом мире объявились новые гости.

Кстати, Волконская уверена, что тот аппарат, который она называет средним штурмоносцем, полностью исправен, заправлен и готов к полетам. Но об этом с ней и ее напарником пусть разговаривает капитан Серегин.

Все, что необходимо, я сообщу ему, когда мы вернемся в наш лагерь. А пока, поравнявшись с Лизой, я начинаю с ней прощупывающий светский разговор, заранее зная, что каждый мой ответ будет тщательно проанализирован ею на искренность.

Впрочем, светскую беседу первой начала как раз Елизавета, поравняв свою лошадь с моей и выдержав приличествующую случаю паузу.

– Анна Сергеевна, не так ли? – доброжелательно и немного смущенно спросила она. – Извините, что я к вам так по-простому, но тут у нас не нашлось общих знакомых, которые могли бы представить нас друг другу.

В ответ я только пожала плечами и ответила:

– Да ничего, Елизавета Дмитриевна. У нас, знаете ли, не принято так уж строго придерживаться формальностей. Люди знакомятся, когда им это надо и для этого им совсем не нужна помощь третьего человека. Тем более что обстоятельства, сопутствующие нашему знакомству, вполне можно счесть чрезвычайными.

– Я вас понимаю, Анна Сергеевна, хотя мне крайне трудно одобрить такой образ жизни, – задумчиво произнесла блондинка, – Мне лично очень не хотелось бы, чтобы любой хам запросто мог бы подойти ко мне и представиться, не спрашивая ничьего разрешения.

– Ничего, – ответила я, – мы к этому привыкли, и каждый защищается как может. Наш мир отличается от вашего, и явно не в лучшую сторону, но это наш и только наш мир. По крайней мере, в нем можно знакомиться, не спрашивая ни у кого разрешения. Кстати, рассказать вам анекдот про двух англичан?

– Расскажите… – заинтересовалась Елизавета.

– Короче, два английских джентльмена попали на необитаемый остров и провели на нем десять лет, не сказав ни единого слова друг другу только потому, что не нашлось третьего джентльмена, который бы представил их друг другу.

– Да уж, англичане – они такие, – ответила Волконская, после чего на некоторое время наступила тишина, прерываемая только топотом копыт. Моя собеседница явно обдумала свой следующий вопрос, но пока не решалась его задать. При этом я «видела» этот вопрос так четко, будто он написан у нее на лбу. И наконец Елизавета решилась.

– Анна Сергеевна, – спросила она, – капитан Серегин при первой нашей встрече назвал вас «ваша божественность». Это была шутка или как?

– Отчасти шутка, – ответила я, – отчасти «или как» – но только отчасти. В основном я еще только учусь, и паства моя не совсем добровольная, всего-то три с небольшим десятка душ.

– А почему не совсем добровольная? – в серых глазах Елизаветы зажегся огонек жгучего любопытства. – Я чувствую, что вы говорите мне правду, только не понимаю, как это может быть – недобровольная паства?

Я снова пожала плечами и начала обстоятельно разъяснять своей собеседнице местное мироустройство в свете взаимоотношения богов и верующих, закончив словами:

– Вы немного погодите – встретитесь еще с самыми настоящими античными божками. Может быть, даже и сегодня вечером. Мне кажется, что наш друг Гермесий повадился таскать сюда своих приятелей – возможно, чтобы познакомить их с нами, но скорее всего с целью показать им того, кого они называют «дядюшкой».

Выслушав мою речь, Елизавета замолчала, сделав вывод, что вся эта невероятная история не является ложью, и дальше мы ехали молча бок о бок, думая каждая о своем. Но только все ее мысли, беспорядочно мечущиеся под черепной коробкой, сразу же становились мне известны, в том числе и та, что следующим ее собеседником станет капитан Серегин. Всех остальных присутствующих, кроме меня и его, она считала значительно ниже себя по положению, и не проявляла к ним никакого интереса, а отец Александр был для нее пока что чисто теоретической величиной. И самое главное, что Елизавета тоже знала о том, что я знаю. Эх, нелегко нам будет – двум умным женщинам вдвоем на считай что необитаемом острове.

* * *

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

Бывают новости, так сказать, теоретические, а бывают практические. Так вот, главную практическую новость этого дня я получил не от Птицы, на которую сильно рассчитывал, и не от мадмуазель Волконской, а от техника-прапорщика Андрюши Пихоцкого, существа мелкого, старательного, незлобливого, знающего свое дело, но уж больно говорливого. Кстати, в отличие от своей начальницы, в седле он сидел хуже любого из нас. Не он ехал на лошади, а она, можно сказать, везла его как обычный неодушевленный груз.