Плачущую Себу уговаривали чуть ли не четверть часа, но все же уломали. Последним аргументом послужили несколько веток кустов, с палец толщиной, которые бывший военный без особой натуги срубил своим кукри и пояснил, что так будет с каждым, кто попробует тронуть ее хоть пальцем. Аргумент сработал, и девушка согласилась побыть живой приманкой. Еще четверть часа ушла на подготовку засады. Сергей Петрович, Сергей-младший, Катя и Лиза вооружились взведенными арбалетами, Андрей Викторович снова вынул пару кукри, а Гуг взялся за свой топор. С его силой в местных условиях это вообще была вундервафля. Да и владел он им вполне прилично.

* * *

14:25. берег Гаронны, 14 километров вверх по течению от Дома на Холме

Все вышло как и задумывалось. И даже лучше. Когда Себа выскочила из кустов и закричала, привлекая к себе внимание, в ее сторону направились не только мужчины, но и большинство мальчишек-подростков, которым тоже, видимо, захотелось принять участие в забаве. Для того чтобы пробежать восемьсот метров, нужно минут пять. За это время можно сделать много полезного. Например, натянуть трос, завести УАЗ и не спеша встать по номерам.

Ослепленная охотничьим азартом погоня вломилась в кусты, словно стадо бизонов. Первая пятерка, запнувшись о коварную придумку, кубарем полетела на землю, где попала под беспощадные удары Андрея Викторовича и Гуга. Еще четверым достались стрелы из арбалетов. Все произошло так быстро, что никто даже не успел испугаться. Подростки отставали от головной группы метров на семьдесят и некоторое время по инерции бежали вперед. Поскольку, пересекая ручей, тропа делала поворот, то понять, что что-то не так, можно было только приблизившись к кустам вплотную. Взревел мотор, и, раздвигая ветви кустов, прямо перед ними, словно невиданное исчадие ада, , выскочил облепленный людьми УАЗ, наводя трепет и панику.

Выведя машину на ровное место и ударив по тормозам, Андрей Викторович взялся за СКС. Рядом стрелял из мосинки Петрович. Несколько раз бахнула «Сайга» Сергея-младшего, по разу выстрелили из арбалетов девушки. Тридцать метров – это не дистанция для стрельбы, и мальчишки даже не успели обратиться в бегство. Погоня превратилась в бойню.

Закончив избиение, старший прапорщик загнал в СКС свежую обойму, и, крикнув: «Держитесь!», надавил на газ и отпустил сцепление. Подпрыгивая на кочках, машина понеслась вперед. Несомненно, она внушала людоедам беспредельный ужас. Долговязый тип на захваченной стоянке клана Лани, вместе со своим толстеньким низеньким помощником заметались, закричали, замахали руками, но тут произошло нечто невероятное. Те самые женщины и девочки его же племени, которых он «воспитывал» при помощи кулаков, вдруг вскочили с земли, навалились толпой, не обращая внимания на удары дубинкой, и начали терзать своего мучителя и его помощника зубами и ногтями. Кроме того, на стоянке происходила еще какая-то возня, но подробностей разглядеть не удавалось.

– Офигеть! – сказал главный прогрессор, сжимая в руках «мосинку» и подпрыгивая на сидении вместе со скачущим по кочкам УАЗом. – Революция в Каннибалии! Импичмент по-африкански. А мы с тобой, Андрей, мучились, думали, что с ними делать.

– Рано радуешься, Петрович, – сжав зубы, ответил его друг, – пока не ясно, что там эти фурии еще натворили. Если они порешили пленных, то я сам, собственной рукой, пущу их всех в расход.

Эта кровавая вакханалия продолжалась чуть больше двух минут, пока УАЗ ехал от ручья к стойбищу. Удар по тормозам, длинный гудок клаксона; Андрей Викторович ставит передачу на нейтралку и соскакивает на землю, держа СКС наизготовку. Слева от него оказывается Гуг с топором, а за спиной Лиза с арбалетом. С другой стороны машины спрыгивает вниз Петрович, Сергей-младший и Катя. Парень делает два выстрела из «Сайги» поверх голов, картечь с визгом рассекает воздух. И тишина. Полуафриканки, прекратив драку, распростерлись на земле плашмя. Одну, попытавшуюся было с визгом бежать, свои же схватили за ноги, повалили на землю и прижали, чтоб не дергалась.

Петрович сделал шаг вперед и осмотрелся. Зрелище было не для слабонервных. Повсюду валялись растерзанные в порыве неистовой ярости тела полуафриканцев – мальчиков и мужчин. На кострах жарилась ужасная людоедская трапеза, а рядом валялись разделанные части тел. В основном это были люди с белой кожей, скорее всего, охотники клана Лани, павшие при обороне стойбища. Но рядом лежали разрубленные на части тела и полуафриканцев. Свои потери у людоедов тоже шли в котел.

Это место было опоганено.

Чуть в стороне от общей кутерьмы на земле ничком лежали связанные по рукам и ногам женщины, подростки и дети клана Лани. Своеобразные живые консервы. Но и среди них Петрович тоже увидел четыре тела с кофейно-смуглой кожей. Было понятно, что женщины в этом племени низведены до положения рабочей скотины и пищевого ресурса. И еще что поразило вождя клана Прогрессоров – ни среди убитых мальчиков, ни среди валяющихся рядом со своими старшими товарками полуафриканских девочек не было ни одного ребенка моложе десяти лет.

Петрович бегло пересчитал распростертых ниц полуафриканок. Вышло, что их было от тридцати до сорока человек. С учетом того, сколько их клан сегодня истребил мужчин этого племени, у Петровича получилось, что соотношение полов в нем было три к одному в пользу мужчин. В то время как в других племенах (ему было известно это сначала от близняшек, а потом от Фэры) соотношение составляло примерно один к двум – один к полутора в пользу женщин. Племя людоедов, страдая от хронического недостатка пищевого ресурса, очевидно, с недавних пор практиковало повальное детоубийство и, пожирая само себя, вскоре должно было исчезнуть с лица земли естественным путем.

Катю вдруг согнуло и она тяжело и с надрывом начала блевать. Остальные держались; Гуг был потрясен, но старался этого не показывать, Дара прикрыла ладонью рот, а Себа, совсем еще ребенок, увидев весь этот ужас, упала в обморок. Петровичу тоже было мерзко и противно, но он сдерживал себя, стараясь мыслить логически. Коллега был куда более категоричен.

– Ну что, Петрович, – сказал он, поводя из стороны в сторону стволом СКСа, – и эту стаю бешеных гиен мы собирались принять в наш клан? Перестрелять их – и дело с концом.

– Не кипишись, Андрей, – сказал учитель, не прекращая мучительно размышлять, – давай начнем с того, что развяжем пленных.

– Рядовой Гуг, – рявкнул тот, – слышал, что сказал Петрович? Развязать пленных, но сперва связать руки всем этим черным бабам. А то у меня на душе что-то неспокойно. Серега – прикрывай его. Лиза – приведи в чувство Себу, она нам сейчас понадобится. Дара – ко мне!

– Чем связать, вождь? – недоумевающее спросил Гуг. – Веревка нет.

– Катя, – уже тише сказал Андрей Викторович, – проблевалась? Ничего, девочка, это не стыдно, такое и со здоровыми мужиками бывает. А теперь иди и посмотри у меня в бардачке моток скотча. Как знал, таскал с собой повсюду. Будешь вместе с Гугом и Серегой вязать лапки этим цацам.

Утирая ладонью рот, Катя побрела к машине и вскоре вернулась с большим мотком широкого строительного скотча. Гуг заворачивал лежащим полуафриканкам руки за спину, а Катя, уже немного пришедшая в себя, стараясь не смотреть по сторонам, перехватывала их запястья двумя оборотами скотча. Никто и не думал шевелиться, безумная ярость перешла в полную апатию.

* * *

15:05. стоянка клана Лани, берег Гаронны, 15 километров вверх по течению от Дома на Холме

– Половина дела сделано, – сказал командир, когда операция по связыванию пленных была закончена. – Приступаем ко второй части Марлезонского балета.

– Черный развязывать? – спросил Гуг, подходя к «живым консервам».

– Этим только ноги, чтобы могли идти сами, – ответил мужчина, – и давайте поживее – с этой помойки надо скорее уходить. Тошно здесь.

– Погоди, Андрей, – сказал Сергей Петрович, – сперва нужно осмотреться и забрать шкуры с шатров и прочее имущество Ланей. Шесты мы нарубим на месте, но надо ж им будет где-то жить, пока идет стройка.

– Осматривайся, а я пока тут покомандую. Дара, возьми Себу и иди к этим жертвам первобытного террора. Объясни им, что происходит, и что их ждет впереди. Чтобы не разбежались от нас с перепугу.

Пока эти двое рассказывали развязанным и испуганным женщинам Ланей, какие крутые перемены наступили в их судьбе, учитель прошел к берегу реки, где обнаружил четыре длинных, выдолбленных из цельного дуба челнока, и до десятка узких, хищных каноэ, собранных из гнутых прутьев и обшитых шкурами – похоже, тюленей. Его первоначальная догадка подтвердилась – в своем долюдоедском прошлом это племя обитало где-то на побережье и охотилось на морскую живность. Вернувшись, он рассказал об этом товарищу.

– Отлично, – сказал тот, – челноки – имущество ценнее любых шкур. Знаешь, сколько времени уходило у этих несчастных на изготовление каменными орудиями одной штуки?

– Знаю – от начала до конца – около десяти лет, а служили они хозяевам лет по пятьдесят, если не больше.

– Вот именно. Ценная вещь. Но погоди с трофеями, нам бы сперва с людьми разобраться.

Первыми вожди разбирались с женщинами из клана Лани, которые, хромая и разминая затекшие руки, подошли к ним вместе с Дарой и Себой. Рыжая была довольна. Сегодняшний день резко повысил ее статус в клане. Шутка ли, без ее участия теперь было невозможно никакое, даже самое простейшее дело. Конечно, когда новенькие выучат язык, надобность в переводчике отпадет, но до тех пор она намеревалась закрепить свое высокое положение какими-то иными способами. Да мало ли какими. Прав был ее мужчина Ва-лера, когда говорил ей слова одного мудреца их племени: «Учиться, учиться и еще раз учиться».

Всего людоедами было захвачено шесть женщин, семь девочек-подростков и тринадцать детей обоих полов от трех до десяти лет. Старшая из женщин по имени Нита была беременна на позднем сроке и тяжело несла перед собой огромный живот. Рядом с ней шел светленький мальчик лет семи-восьми, еще один ребенок на три-четыре года младше цеплялся рукой за полы ее свободной куртки.

– Приветствуй тебя, вождь, – перевела Дара мужчинам ее слова, – моя благодарить вас за спасений наш ненужный жизнь.

– Ни хрена не понял, – сказал Андрей Викторович, переглянувшись с коллегой, –почему их жизнь ненужная? Дара, только про хрен переводить не надо!

– Наш мужчина больше нет. Кто дать еда нам и детям? Кто нас защитить от дикий зверь? – с выражением перевела ответ Дара, и добавила от себя, уже не так эмоционально, – я им говорить, что наш клан все не так, а они не верить.

– Еду и защиту вам и вашим детям даст наш клан, – сказал бравый военный, – Дара, скажи ей, что женщины и дети – это наше будущее.

– Вы теперь быть наш мужчина? – перевела Дара вопрос Ниты.

Отставной прапорщик глубоко вздохнул.

– Дара, объясни ей, что мужиков они будут делить потом, – сказал он, – этот вопрос с кондачка не решается. Пусть пока об этом не думают. Сейчас главное – разобрать шатры и все их хозяйство, и сложить все нужное на машину. Нам пора возвращаться.

Та некоторое время что-то объясняла Ните, размахивая при этом руками. Потом женщины клана Лани, собрав детей в кучу и оставив их под присмотром Ниты и еще одной беременной женщины по имени Акса, вместе с подростками пошли собирать свои вещи и снимать с шатров кожаные покрышки, осторожно переступая через разбросанные повсюду тела.

– Дара, – сказал Петрович, – спроси эту Ниту, могут ли их женщины плыть на лодках, или в их клане этим занимались мужчины?

– Да, – перевела ответ Дара, – они мочь плыть. Только недалеко и вниз. Сила мало.

– Ты хочешь отправить их к нам на лодках? – спросил коллегу Андрей Викторович.

– Да, – коротко ответил тот, – нам тут и без них забот хватит, с пленными разбираться.

– А они не потеряются?

– А куда им теряться? – вопросом на вопрос ответил учитель. – Не маленькие, поди, понимают, что без нас им не выжить. Да и недалеко здесь, тем более вниз по течению. Если не спешить, река сама все сделает и доставит на место в лучшем виде.

– Женщина, – спросила Нита у Дары, – о чем говорят ваши вожди?

– Они говорят, – важно сказала та, – что вы должны плыть к нашему стойбищу на лодках. Это там, куда течет река.

– А наши вещи? – забеспокоилась Нита.

– Их отвезет ма-шина, – уверила ее Дара, – ее зовут УАЗ и она сильная. В нашем клане на ней возят все тяжелое, даже целые деревья.

– Тогда скажи своим вождям, – сказала женщина, – что мы сможем взять только два челнока. На другие не хватит людей.

– Нита говорить, – сказала Дара главному прогрессору, – что они взять только два лодка. На другие не хватать человек.

– Ничего, – сказал тот товарищу, – завтра с утра с Антоном возьмете кого-нибудь, сходите сюда на «Отважном» и пригоните к нам на буксире остальные лодки. И пироги этих людоедов тоже.

– А они-то нам зачем? – последовал удивленный ответ.

– А затем, что они куда легче и маневреннее дубовых челноков и, например, сеть с них будет ставить не в пример удобнее. Досыта прокормить всю эту орду мы сможем только рыбой.

– Понятно, сделаем. Ну а теперь нам надо решить, что делать с этими, – мужчина кивнул на распростертых на земле полуафриканок, –ты что, все еще собираешься взять их с собой?

– А что, мы должны бросить их здесь связанными, или ты лично собираешься перерезать им горло? Кажется, этот вопрос мы уже решили.

– Сомневаюсь я, – покачал головой отставной прапорщик, – и опасаюсь, как бы они нам потом горло не перерезали. Уж очень их много, и слишком они буйные.

– Погоди, Андрей. Из любого безвыходного положения есть как минимум два выхода. Давай сперва попробуем с ними поговорить.

– Попробуй, Петрович… – кивнул тот.

Учитель повернулся к рыжей переводчице.

– Дара, – сказал он, – спроси у этих, которые лежат на земле, может ли кто-нибудь из них говорить на твоем языке?

Девушка спросила, и в ответ одна из полуафриканок постарше, повернув в их сторону голову, произнесла несколько слов.

– Эта мочь, – сказала Дара, с чувством презрения глядя на поверженную женшину, – она знать наш язык, когда их племя менять вещи, а не кушать человек.

– Отлично, – обрадовался Петрович, – пообщаемся. Гуг, Серега, поднимите эту даму на ноги. Только аккуратней, не уроните. Быть может, вам с ней еще спать.

– Старовата она для нас, Сергей Петрович, – буркнул Сергей-младший, беря «даму» за предплечье и под грудь, – на это дело пойдет разве что Антону Игоревичу. Ну, Гуг, на раз-два, взяли!

Одним рывком парни легко подняли женщину на ноги и повернули лицом к вождям. В ее глазах метался испуг и растерянность.

– Ничего не старовата, – с солдатской прямотой прокомментировал слова юноши физрук, оглядев полуафриканку, – морщин нет, коровьего брюха тоже, груди ушами спаниеля не висят. Короче, Серега, баба в самом соку, была бы только у нее мордашка чуть помилей…

– Товарищ старший прапорщик, – шутливо сказал главный прогрессор, – имейте совесть, не мешайте мне вести допрос пленной.

– А может, я ее сам допрошу? Так сказать, по старой памяти.

– Пока не стоит, – покачал головой учитель, – ты у нас Главный Охотник и Великий Воин, кушаешь таких на завтрак, обед и ужин по две штуки. Вот если она уйдет в отказ – отдам ее тебе. А пока буду говорить я, мягкий, белый и пушистый, который и мухи не обидит, если только та не нагадит ему в суп.

– Хорошо, – согласился коллега, – делай как знаешь, а я погляжу.

– Дара, – сказал Петрович, – спроси у нее, как ее зовут, как называется ее племя, и кто научил их есть людей?

Выслушав перевод вопроса, полуафриканка заговорила, медленно подбирая слова.

– Она зовут Алохэ, – перевела Дара ее речь, – их племя называться, моя не понимать это слово. Есть людей им придумать шаман Шамэл. Другой племя их народ так не делать. Зверь, который они ловить, стал мало, а человек был много. Они хотеть кушать. Шаман сказал, что другой человек тоже зверь, который можно есть. Шаман убить старый вождь, который говорить нет. Они пойти туда, где менять вещи, забрать вещи, убить и съесть все.

Потом они начать ходить везде и всех есть. Другой шаман их народ проклясть их племя и сказать их убить. Они уйти со своя земля и больше там не жить. Это быть рука лет и два года назад. Потом они гулять и прийти сюда. Шамэл сказал, чтобы племя быть сильный, надо убить и есть все слабый и ненужный человек. Убить и есть ребенок. Убить и есть женщина. Женщина стал мало, и Шамэл учить мужчина и мальчик, что женщина должен быть общий. Если женщина говорить нет, то она надо бить. Шамэл брать много женщина и девочка. Потом он их убить и есть. Когда вы прийти и убить все мужчина и большой мальчик, тогда женщина и девочка напасть на шаман Шамэл, его помощник и маленький мальчик, и все убить.

Некоторое время все потрясенно молчали.

– Какая мерзость! – пробормотал Андрей Викторович. – Попался бы мне этот Шамэл в руки живым… Радует только то, что по их следам к нам не придет еще одна толпа голодных людоедов.

– Дара, – не меняясь в лице, произнес Сергей Петрович, – спроси у нее, почему они убили всех своих мальчиков?

– Так надо, – перевела Дара ответ Алохэ. – Они зло Шамэл, Шамэл их портить. Убить их – убрать зло.

– О, грехи мои тяжкие… – простонал учитель, обводя лежащих навзничь полуафриканок, – за что мне все это?

– Это ужасный проступок, – перевела, точнее переврала, сообразительная Дара, – наш Великий Шаман Петрович расстроен тобой и спрашивает у духов Огня, Грома и Молнии, что с вами сделать.

Алохэ упала на колени и, зажмурившись, задрала голову.

– Она говорить, – в голосе Дары, нарастая, звучали замогильные нотки, – пусть ты убить ее своим громом или ударить нож горло. Она убить свой мальчик. Она тоже есть зло Шамэл. Она надо нет. Она не хотеть жить. Она все не хотеть жить. Пусть ты убить их всех. Бей!

Петрович вытащил из ножен свой нож, и задумчиво посмотрел на сияющее на солнце булатное лезвие.

– Что ты задумал, Петрович? – подозрительно спросил коллега.

Он уже представил себе, что его друг, обычно такой добрый, сейчас собственной рукой начнет резать глотки всем этим сбитым с толку женщинам.

Тот отвлекся от созерцания ножа и перевел взгляд на товарища. Несмотря на чрезвычайно серьезный вид, где-то глубоко в его глазах пряталась лукавинка.

– Я задумал колдовской обряд, чтобы очистить их от зла, – мрачно изрек он, – но, к сожалению, здесь не хватает всех необходимых ингредиентов. Можно провести лишь предварительную подготовку, своего рода конфирмацию. Надо будет сделать так, чтобы зло умерло, а тело осталось жить – для того, чтобы потом в нем могла зародиться новая душа. То, что натворил один шаман, другой шаман обязательно должен суметь исправить.

– Вождь, ты их убить? – перевела Дара вопрос Ниты, которая тоже все еще была здесь и слушала весь этот диалог в первоисточнике. И она, и Дара были немало заинтригованы.

– Дара, переведи ей, что убить их прямо здесь проще всего. Но тогда они умрут, а зло, которое принес Шамэл, останется, а я должен убить именно его, тут он сделал паузу и, глядя в сторону Ниты и ее соплеменников, слегка нахмурился, – и вообще, незачем им смотреть на все это. Такой обряд не для глаз детей и женщин. Пусть они идут к лодкам.

Когда Нита, Акса и дети бывшего клана Лани удалились к берегу, Петрович еще раз обвел взглядом разоренное стойбище. Разграбление подходило к концу. Покрышки из шкур были сняты с шатров, изнутри было вытащено все ценное, и Катя с Лизой помогали женщинам-Ланям увязывать все это сыромятными ремнями в один огромный тюк в кузове УАЗа.

– Петрович, – сказала Дара, – Алохэ спрашивает, ты их убить или не убить?

– Значит так, Дара, – ответил тот таким тоном, что все притихли, догадавшись, что сейчас будут сказаны очень важные вещи, – скажи Алохэ – и пусть она сообщит всем – что мы будем проводить очень важный и сложный обряд – мы будем убивать то зло, которое поселил в них Шамэл. Именно зло, а не их самих. Для этого они должны отказаться от всего, что было у них в прошлом – от своих имен, обычаев, одежды, языка. Будет тяжело, больно и страшно, поэтому это дело добровольное, – он сделал паузу, наблюдая, как у Дары расширяются зрачки – она, внимая его словам, наполнялась мистическим трепетом перед могуществом шамана Петровича. Как же ей повезло, что она попала в его племя!

Она перевела все сказанное, стараясь соблюдать максимальную точность – еще бы, шаманский обряд – это не шутки!

Шаман между тем продолжал: