– Новость у меня, Евгений Иванович, сакраментальная, – встал я, – прямо по Николаю Васильевичу Гоголю. К нам едет ревизор… А точнее, лучший друг детства Государя Императора Великий Князь Александр Михайлович, любимый младший брат Государя Императора Великий Князь Михаил Александрович и любимая младшая сестра императора Великая Княгиня Ольга Александровна. Наша миссия в Санкт-Петербург столкнулась с ними нос к носу на переправе через Байкал. Да, и капитан первого ранга Иванов действовал по первому варианту и открыл перед господами Романовыми всю информацию о нашем происхождении. Вот его телеграмма, – я положил на стол бланк. Вот – дядя Саша, это Александр Михайлович, он же ВКАМ, он же Сандро, позывной столь известного человека был заранее оговорен. Племянник и племянница, Михаил и Ольга… зная первый пункт, это понятно. А вот фраза: «весь товар продан» означает, что он был вынужден раскрыть всю информацию. Вы посмотрите свою почту, Андрей Августович должен был прислать вам нечто подобное. Если такая телеграмма завалялась в почте, то выпорите своего адъютанта; если она вообще не приходила – то капитана первого ранга Эбергарда. Но я готов поставить на первый вариант. Над фамилией фон Бок в России тяготеет особое проклятье. По расчетам Михаила Васильевича, поезд Великих Князей может прибыть как раз на Пасху, но на вашем месте я бы готовился к завтрашнему полудню. Лучше, знаете ли, перебдеть, чем недобдеть.
– Да-с, спасибо что упредили, встретим, не впервой. – Наместник обвел взглядом присутствующих. – А ведь все это вы со своим разгромом Того – тут не удивительно, что Государь Великого Князя Александра Михайловича прислал посмотреть на вас, красивых. А то удивительно, что сюда не примчались король британский и кайзер германский.
26 марта 1904 года, 22:35 по местному времени. острова Эллиота, полевой лагерь учебной бригады морской пехоты.
Подполковник Новиков Александр Владимирович.
После отбоя в лагере наступила долгожданная тишина. Переминался с ноги на ногу часовой с винтовкой, в белой пехотной форме под традиционным грибком. В штабной палатке кто-то перебирал струны гитары.
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола как слеза,
И поет мне в землянке гармонь,
Про улыбку твою и глаза…
Ну, кто бы это мог быть, кроме Кости Жукова – у него, кажется, ТАМ осталась девушка, и теперь до нее дальше, чем до какой-нибудь Альфы Центавра. На местных корейских красавиц он не смотрит, а все сохнет по своей Лидочке. Эх, Костик, Костик! В палатку не захожу, стою у входа, курю, смотрю на звезды. Они такие же, как и у нас в две тысячи семнадцатом. Что для них сто лет? Тьфу, ерунда! А в палатке Костя немного поперебирал струны и продолжил.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
…
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти – четыре шага.
На звуки Костиных музыкальных экспериментов к штабу подошли несколько темных фигур. В свете фонаря блеснули звездочки на погонах.
– Господин подполковник, разрешите обратиться?
– Разрешаю! – я последний раз затянулся и отбросил в сторону почти докуренную сигарету.
– Мичман Витгефт Владимир Вильгельмович, – ответила мне одна из неясных теней, – скажите, господин подполковник, а что это была за песня? Первый раз слышу, но дивно хороша.
– Это… – я замялся, пытаясь подобрать слова, но потом махнул рукой, – а, впрочем, прошу посетить наше импровизированное офицерское собрание. Теперь вы почти одни из нас, так что добро пожаловать!
Я распахнул полог палатки, пропуская офицеров внутрь. Кроме Кости, внутри был, конечно, Слон собственной персоной, ну кто бы мог подумать! В углу, скрестив руки на груди, стоял полковник Агапеев. Видно, у него тоже где то там далеко, осталась любимая женщина, ибо его взгляд витал не здесь и не сейчас. Со стола были убраны все бумаги. Несмотря на свой образ рубахи-парня, капитан Рагуленко в служебных делах аккуратист, и сейчас эти документы наверняка покоятся в чреве походного сейфа. А вместо них на столе наблюдается початая едва на четверть бутылка настоящей местной «смирновской», а не нашей подделки из двадцать первого века, а также тарелки с разнообразной снедью, посмотрев на которые, можно написать поваренную книгу на тему «Холодные закуски корейской кухни».
– Костя, у нас гости! – Слон упруго соскочил со стола, на краешке которого сидел, когда слушал пение лейтенанта Жукова. – Товарищ подполковник, за время моего дежурства происшествий нет, больных и самовольно отсутствующих не имеется. Докладывает капитан Рагуленко.
– Вольно! – я потянул носом. – Пил?
– Да, ну, товарищ подполковник, только пару шотов, – Слон пожал плечами, – только чтобы компанию поддержать.
– Вижу! – я обернулся к вошедшим в палатку офицерам. – Ну, что же, господа, давайте знакомиться. По-настоящему, самый суровый первый отбор вы прошли, так что теперь нам и в бой идти вместе, и помирать, не дай Бог, рядом. Итак, господа, сейчас мы вне службы, так что – ваш покорный слуга, подполковник Новиков Александр Владимирович. Вот этот юноша с гитарой – лейтенант Жуков Константин Петрович, герой захвата Элиотов, истребитель самураев. Вот этот господин, все не могущий забыть свои американские привычки – капитан Рагуленко Сергей Александрович; тот, кто сведет с ним приятельские отношения, сможет обращаться вне службы к нему по простому – Слон. Полковника Агепеева Александра Петровича вы все уже знаете. А теперь, господа офицеры, попрошу представиться.
– Исполняющий обязанности командира первого батальона, капитан Деникин Антон Иванович.
– Исполняющий обязанности командира третьей роты, лейтенант Зельгейм Лев Николаевич.
– Исполняющий обязанности командира третьего батальона, капитан по Адмиралтейству Петресов Алексей Федорович.
– Исполняющий обязанности командира второй роты, поручик Карбышев Дмитрий Михайлович.
– Исполняющий обязанности командира девятой роты, лейтенант Быков Иван Николаевич.
– Исполняющий обязанности командира одиннадцатой роты, лейтенант Лавров Михаил Иванович.
– Исполняющий обязанности командира четвертого батальона, лейтенант Колчак Александр Васильевич.
– Исполняющий обязанности командира шестнадцатой роты, мичман Витгефт Владимир Вильгельмович.
– Ну что же, господа офицеры, вот и познакомились! Еще раз поздравляю с успешным зачислением в учебный состав, а сейчас… – я выразительно посмотрел на Слона, – Сергей Александрович, исполни, будь добр, нашу, специальную.
Слон пожал плечами.
– Как пожелаете Александр Владимирович…
Затем он взял у Кости гитару. Провел пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, потом поднял голову.
– Господа офицеры, посвящается всем, кто сражается за Родину, то есть нам с вами! – потом ударил по струнам и господа офицеры замерли.
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут,
И только мы, к плечу плечо
Врастаем в землю тут.
…
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым,
И значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех – мы за ценой не постоим.
Одна на всех – мы за ценой не постоим.
…
На припеве голос старшего лейтенанта взлетел вверх, и я почувствовал, как у меня у самого по телу побежали мурашки.
…
Нас ждет огонь смертельный,
И все ж бессилен он.
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,
Десятый наш десантный батальон.
Десятый наш десантный батальон.
…
Лишь только бой угас,
Звучит другой приказ,
И почтальон сойдет с ума,
Разыскивая нас.
…
Когда-нибудь мы вспомним это,
И не поверится самим.
А нынче нам нужна одна победа,
Одна на всех – мы за ценой не постоим.
Одна на всех – мы за ценой не постоим.
Стих последний аккорд – и в наступившей тишине, Слон отложил гитару в сторону. После некоторой паузы, заполненной гробовой тишиной, офицеры разразились бурными аплодисментами.
Я подмигнул Слону.
– Господа офицеры, как командир бригады предлагаю сделать эту песню, написанную будто про нас, нашим официальным бригадным гимном.
От входа в палатку раздалось деликатное покашливание. Я поднял глаза и увидел стоящего на пороге отца Спиридона.
– И кто же автор сей замечательной песни? – батюшка бесшумными шагами вошел внутрь. – О нет, в ней нет ничего предосудительного, даже наоборот. Но просто любопытно.
Я пожал плечами.
– Ну и что с того, что автора еще нет среди живущих? Это делает ее хуже?
– Совсем нет, но… – смутился отец Спиридон.
– Отче, не продолжить ли нам дискуссию у меня в палатке? – я показал на выход. – По-моему, так будет лучше.
Отец Спиридон кивнул.
– Думаю, Александр Владимирович, вы правы. Господа, попрошу нас извинить, но мы с господином подполковником уединимся для более содержательной беседы. Я понимаю ваши чувства от зачисления в штат, но не забывайте, что сей день посвящен страданиям Господа нашего Иисуса Христа на кресте…
Произнеся эти слова, батюшка широко перекрестился и вышел из штабной палатки. Козырнув на прощание офицерам, я последовал за ним.
Там же пятнадцать минут спустя, палатка командира бригады.
Подполковник Новиков Александр Владимирович.
Я откинул в сторону полог палатки, и указал рукой на единственный стул.
– Проходите, отче, садитесь. Что будете пить, чай или водку?
Батюшка аккуратно устроился на хлипком походном стульчике.
– Отчего ж, Александр Владимирович, такой, не побоюсь сказать, радикальный выбор? И если вы предлагаете мне чай, то отчего же я не вижу здесь самовара?
Я сел напротив него, прямо на узкую койку.
– Ну, отче, мне казалось, что термос уже изобретен, простая ведь вещь. Вот водка, – с этими словами я вытащил из-под кровати непочатую бутылку, потом указал на стоящий посреди стола термос, – а вот чай. Ну-с, отец Спиридон, выбирайте?
– Грешен я насчет водочки, – склонил голову отец Спиридон, – каюсь, а посему воздержусь. Поглядим, что за чай в этом вашем термосе…
– Изыди, сатана! – отправил я бутылку беленькой обратно под койку. – А я вот сам, отче, небольшой любитель этого дела, только по чуть-чуть и под настроение.
– Под настроение, конечно, можно, – отец Спиридон принял стакан с горячим чаем. – Но…
– Сейчас не тот случай, – подхватил я, – слушаю вас, отец Спиридон…
Батюшка отхлебнул горячего чаю и поморщился.
– Крепкий, зараза, прости Господи, и как вы эдакое пьете? А вообще, Александр Владимирович, это я вас слушаю. Любопытно мне, кто вы и что вы. Да еще замысел Господень понять хочу. Чего он добивался, приводя вас в наш мир? Только ли разгрома японского флота, или цель ваша куда шире?
– Да, батюшка, вопрос философский, его под другой напиток обсуждать надо. Но попробую. Так сказать, как участник и очевидец. Замысел божий обсуждать не буду, поскольку не знаю, да и негоже. Вообще, святой отец, кто этого не видел, тот не поймет. Общее ощущение от обстановки в две тысячи семнадцатом году – это тупик. Добротный такой тупик истории, из которого ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад, а мутная жижа поднимается все выше – и вот-вот захлестнет всех с головой. Подробней, если пожелаете, поговорите на эту тему с Павлом Павловичем Одинцовым, он-то непосредственно политикой занимался. А моя специальность, знаете ли, служить России и убивать ее врагов. Что и буду делать, невзирая на то, какой год на дворе. А сделать тут можно многое. Мы, отец Спиридон, не просто имеем больший, да и лучший опыт в военном деле. Мы еще и мыслим по-другому – быстрее и более рационально. И задача нашей бригады – не просто создать более совершенную боевую единицу, с помощью которой можно выиграть одно или два сражения. Нет, я думаю, главное – привить господам офицерам образ мышления, при котором они будут выбирать место и время сражения и побеждать через то, что навяжут противнику свою волю. Вы еще не знаете, но среди наших офицеров есть люди, про которых мы точно знаем, что они обладают особыми военными талантами. А также некоторое количество способной молодежи, про которую мы не знаем ничего, кроме того, что они погибли на этой войне. Как любит говаривать гауптман Слон – аллес капут! Это в том смысле, что любой из таких «условных» покойников может обладать неизвестными нам талантами. Господа офицеры больше не будут руководить огнем стрелковой цепи, стоя в рост или привстав на одно колено. Скольких юных прапорщиков и подпоручиков унесли вражеские пули из-за бессмысленной бравады? Вы в курсе, что наши крейсера задержали в Восточно-Китайском море пароход, на котором в Корею плыли британские охотники на людей, снайперы. Их основной жертвой как раз и стали бы наши русские молодые офицеры. Вот так-то, отче, не все так просто… – Я одним глотком допил остывший чай,. – Еще?
– Да, пожалуй, – отец Спиридон пододвинул мне свой стакан. – И все-таки во всем в этом должен быть какой-то высший замысел…
– Я же сказал, отец Спиридон, обращайтесь к товарищу Одинцову, он подробнее расскажет вам о смыслах происходящего. Я же могу сказать только то, что думаю сам. Россию надо увести с ее гибельного пути в двадцатом веке. Ну, не допустить противоестественного союза с Англией, аккуратно отодвинуться от предательницы Франции, но и с жадиной Германией тоже в законный брак не вступать. И выигрывать все войны, и после каждой войны усиливаться, невзирая на вопли европейских «партнеров». Ибо вся эта Европа – сплошное предательство, грязь и мерзость, Содом и Гоморра. Вот вы, священник, что вы скажете про такое явление, как «однополый брак»? Вот оно, будущее мира, если мы потерпим неудачу – содомиты, захватившие власть в сильнейшей стране мира. Тогда вернутся самые мрачные времена языческой римской империи. А вы говорите: «какой замысел?»… Замысел, скорее всего, прост – попробовать с нашей помощью сделать все иначе. А остальное – сплошная метафизика, в которой я не силен, увы.
– Понятно, – отец Спиридон посмотрел мне в глаза, – а вы-то сами что думаете?
– А я, отче, не думаю. Я просто порву любого, кто попробует причинить вред России. Хоть революционера Ульянова, хоть американского банкира Якоба Шиффа. Неважно! Сделал зло моей Родине, дал денег или оружия ее врагам – умри и не жалуйся на судьбу. А то много таких, гадящих из-за угла. Пусть знают, что эта профессия стала смертельно опасной. Вам же, батюшка, предстоит с нами идти до конца, так что готовьтесь. В том числе к истязанию тела через физические упражнения. Бойца я из вас делать не собираюсь, но вот пятидесятиверстные марш-броски вы должны будете совершать вместе с бригадой. Ибо вы нужны будете мне там, на поле боя. И не пугайтесь, у нас впереди еще полтора месяца, за это время вы как раз придете в форму. Ну а в бою…
– В бою все в руке божией, – отец Спиридон широко перекрестился, – захочет – возьмет мою жизнь, не захочет – нет. И негоже мне увиливать, коли надо для дела.
Я усмехнулся.
– Да, батюшка, сделаем мы еще из вас настоящего военного капеллана. Это ваши коллеги в двадцать первом веке, когда после гонений возрождали Русскую Православную церковь, задумали по образцу армий европейских ввести в армии офицеров-священников. Кажется, для этого даже создали специальную военную семинарию. Но до нас это новшество дойти не успело. Видите ли, наш солдат будет уважать вас еще больше, а проповеди слушать внимательнее, если увидит, что вы делаете все тоже, что и он, только не берете в руки оружия. Может, вам тогда и нас, закореневших в безверии, удастся привести в лоно церкви…
– Так что же, вы совсем не верите в Создателя? – отшатнулся отец Спиридон.
– Кто вам сказал? Верю, конечно! Только вера моя, по духу оставаясь православной, в своих деталях настолько неортодоксальна, что этот вопрос даже не стоит обсуждать. А вы пока свое внимание обратите на работающих на базе корейских женщин. Насколько я помню историю, эта нация готова воспринять новую веру, и те корейцы, что жили среди русских, в конце концов восприняли православие. А конкретно эти люди, после всего пережитого сторицей вознаградят даже минимальные ваши усилия. А сейчас попрошу оставить меня, ибо час поздний, а у вас и у меня завтра будет тяжелый день.
Отец Спиридон встал.
– Спокойной вам ночи, Александр Владимирович, и спасибо вам за содержательный разговор. Надеюсь, что он не последний. А сейчас откланиваюсь до завтра.
Отец Спиридон ушел, а я все думал, не сказал ли я чего лишнего. Нет, больше никогда не буду вести серьезных разговоров, когда глаза слипаются и жутко хочется спать. Но что сделано, того не изменишь и вылетевших слов не воротишь. Аминь!
27 марта 1904 года 05:45 по местному времени. Желтое море, 37 гр. СШ, 126 гр. ВД.
БПК Адмирал Трибуц
Капитан первого ранга Карпенко Сергей Сергеевич
Из тяжелого предутреннего сна меня вырвал вызов по внутренней связи:
– Товарищ капитан первого ранга, неопознанные цели на радаре прямо по курсу!
Первая мысль, спросонья проскочившая в голове, была: «Ой, мля! Лишь бы не англичане, рановато нам еще бодаться с Владычицей Морей!»
Это были мысли, а вслух я на автомате задал вопрос:
– Что за цели, на какой дистанции, в каком количестве?
– В настоящий момент дистанция до головного двести пятьдесят два кабельтова, три крупных цели водоизмещением в три-четыре тысячи тонн и восемь мелких целей по сто пятьдесят-двести тонн. Капитан третьего ранга Бондарь предполагает группу из четырех старых японских крейсеров и восьми миноносцев, – ответила рубка.
– А не англичане?! – недоверчиво переспросил я. – Ну, да, он же у нас эксперт. Почти. Буду у вас через десять минут. А пока объявляйте тревогу и предупредите «Аскольд».
– Так точно! Есть объявить тревогу и предупредить «Аскольд»!
Рубка отключилась.
Вот ведь – устал я за этот рейд больше, чем за все свои предыдущие походы вместе взятые. Даже наш бросок к Порт-Артуру две недели назад по сравнению с этим рейдом казался легкой прогулкой. Там мы ломились через японские воды как слон через огород, рядом была огневая мощь «Быстрого», а в абордажах участвовала целая рота настоящей морской пехоты. Кроме того, нас тогда совершенно никто не ждал, и мы всегда оказывались для противника крайне неприятным сюрпризом. Да и призов мы тогда захватили в два раза меньше, а огневая мощь у нас была больше… Увы, в этом походе, особенно сейчас, у меня было ощущение, что я тащу к поезду кучу чемоданов, которые совершенно невозможно бросить, а помогает мне пара великовозрастных увальней, у которых все валится из рук. И вот эта долбаная засада… Пока все эти мысли прокручивались в голове, я быстро оделся и почти бегом направился в рубку.
Ознакомившись с обстановкой, я первым делом вышел на связь с «Аскольдом». Капитан первого ранга Рейценштейн был уже в боевой рубке.
– Николай Карлович, наблюдаем четыре крупных и восемь мелких целей. Крупными целями предположительно являются японские бронепалубные крейсера типа «Мацусима» и еще один из крейсеров шестого отряда, возможно «Чиода». Мелкие цели очень похожи на два отряда номерных миноносцев, каждый по четыре единицы.
– Сергей Сергеевич, вы уверены? – недоверчиво переспросил Рейценштейн.
– Абсолютно точно, – ответил я, – в Желтом море больше ни у кого нет четырех крейсеров по три-четыре тысячи тонн, не говоря уже о таких мелких миноносцах, только у японцев. Так что считайте, что рандеву нам назначил лично мистер Катаока.
– Но как они узнали? – недоумевал Рейценштейн.
Ну вот тебе и наивный риторический вопрос…
– Николай Карлович, вы в Артур, в штаб флота радиограммы посылали? Посылали! Помните, я вам говорил, что парочка японских или британских шпионов (что одно и то же) при штабе точно есть, а вы мне не верили. Вот вам и результат. О действиях «Трибуца» вы им не сообщали, вот вражеский агент и уверен, что все наворотили «Аскольд» с «Новиком». А при виде столь превосходящих сил вы, по их расчетам, или должны спасаться бегством, бросив транспорта, или в неравном бою повторить судьбу «Варяга». Ибо по количеству артиллерийских стволов японцы превосходят вас обоих как минимум втрое. О нашем присутствии они и не подозревают, иначе бы сидели себе в Чемульпо, дрожали и боялись. Только не надейтесь, что, поняв с кем связались, они обратятся в бегство – нет, это будет для них несмываемым позором. Николай Карлович, какие у вас соображения по поводу предстоящего боя? Давайте быстро все обсудим, ибо уже минут через десять надо начинать действовать.
– Сергей Сергеевич, бросить транспорты невозможно, – отрезал Рейценштейн.
О проекте
О подписке