– Пусть будет Ирландская Республиканская Армия, формально у нас есть монарх – королева Виктория.

– Очень хорошо, – отвечает русский офицер. – Ирландия будет свободной, если найдутся те, кто не побоится пойти в бой за ее свободу.

– Ирландия будет свободной… – как эхо отвечаю я, – но что мы должны для этого сделать?

– Все очень просто, – говорит мне русский. – Ирландцы должны сражаться. У англичан на вашем острове под ногами должна начать гореть земля. Ирландцы, днем мирные фермеры, лавочники и портовые рабочие, ночью должны становиться беспощадными бойцами и убивать представителей английских властей, судей и полицейских офицеров. Их командиры должны стать для населения настоящим авторитетом и второй властью, чтобы влияние англичан простиралось не далее, чем на сто шагов от полицейского участка. Со своей стороны мы дадим ирландским патриотам оружие и научим, как правильно вести борьбу.

– Если англичане не смогут найти тех, кто их убивает, – тихо ответил я, – тогда они начнут казнить заложников и ссылать в Австралию всех подряд – женщин, детей, стариков, священников… В них совершенно нет страха Божьего. Мне страшно не за себя, а за те невинные души, которые могут пострадать от английской злобы.

Русский офицер кивнул мне.

– Мы об этом знаем, и поэтому готовы предоставить убежище тем, кому будет грозить опасность. Внедряйте в ряды врагов своих осведомителей, старайтесь предугадать ходы противника и спрятать тех, кого он хочет арестовать. Отбивайте своих людей, хоть на эшафоте. А чтобы англичане не могли держать в Ирландии много сил, земля должна гореть под их ногами и в самой Англии. Там террор должен быть направлен против правящей верхушки Британии, военачальников, направляющих войска в Ирландию. Если англичане будут казнить заложников, то вы в ответ будете брать в заложники представителей правящей элиты королевства. Как говорится в Библии: «Око за око, зуб за зуб…» И так – до тех самых пор, пока они не прекратят оккупацию Ирландии. Возможно, что вам вообще не понадобится поднимать открытого восстания. Хотя, пока британцы не будут биты всерьез, они не отдадут Ирландию. Но я хочу добавить, что вы, мистер Девой, в этой борьбе будете не одни.

Я вздрогнул. Передо мной сидел страшный человек, готовый спокойно отправить в ад всю Британию с ее королевой и парламентом. Когда он мне это говорил, на его лице не дрогнул ни один мускул. Но ведь целые столетия ирландцы были жертвами бессердечных англичан. И вот теперь нам предлагают стать мстителями. У меня сжались кулаки – слишком много было сделано зла и пролито крови, чтобы я мог сейчас взять и отказаться. Не мы начали эту войну, но, возможно, именно моему поколению удастся закончить ее и получить долгожданную свободу. Ради этого лично я готов на все; был еще только один, последний, вопрос и я его задал:

– Почему именно я, мистер Федорцов?

– А потому, что именно вы как бы случайно встретились на пути мистера Семмса-младшего, – ответил русский офицер. – Ведь мы не искали контактов с ирландскими эмигрантами, нашей целью в этой операции было лишь организовать возрождение КША. Вы понимаете, о чем я говорю? Ирландией мое командование собиралось заняться на следующем этапе. А тут такая случайная встреча с нужным человеком…

Я снова вздрогнул и прочитал про себя «Pater Noster…». Действительно, я встретился с Оливером Семмсом совершенно случайно. Но ведь на самом деле случайностей не бывает, на все есть промысел Божий. Я так много молился о свободе для своей Родины, что Господь наконец услышал мои молитвы и дал мне шанс. Да, я не слышал гласа из огненного куста, и ко мне с облаков не обращались ангелы, но вот этот сидящий передо мной крепкий немногословный человек вполне мог быть зримым земным воплощением одного из небесных воинов, Архистратига Михаила.

А русский офицер тем временем продолжал говорить, спокойно и буднично:

– Мы знаем, что вы – один из самых авторитетных представителей ирландского сопротивления, и наше командование будет работать именно с вами. Но, как у нас говорят, один в поле не воин, и поэтому необходимо расширять движение. Для борьбы нужны люди, деньги и оружие. Вы найдете людей, мы дадим вам все остальное. – Он встал. – Через несколько дней вы будете в Константинополе и встретитесь с нашим адмиралом. У вас есть эти несколько дней, чтобы подумать и решить для себя все вопросы. Честь имею, мистер Девой, наш разговор окончен!

Русский ушел, а я остался, мучительно соображая, с кого бы я мог начать, и кто именно из моих товарищей никогда не предаст меня и останется верен общему делу и в беде и в радости. Ведь победить – это будет только меньше половины дела, главное, чтобы потом победа не обернулась поражением из-за склоки вождей. Принцип британцев – разделяй и властвуй. И в этом они большие мастера. Поэтому к подбору соратников надо отнестись особенно тщательно, как и к защите от возможной измены. Пусть не каждого можно купить, но зато любого могут продать его так называемые друзья, как Иуда продал Спасителя за тридцать сребреников.

Действительно, те несколько дней, что остались у меня до прибытия в Константинополь, я должен посвятить тщательному обдумыванию того, что я скажу русскому адмиралу, а что потом скажу своим товарищам по борьбе. Но несомненно одно: мы должны победить, и Ирландия должна быть свободной.

28 (16) июля 1877 года. Атлантический океан, 110 миль западнее Гибралтарского пролива.

Майор армии Конфедерации Оливер Джон Семмс.

Мы провели несколько дней на борту русской субмарины «Северодвинск». Несмотря на спартанскую обстановку, моих спутников поразило гостеприимство русских моряков. Да и кормили нас очень даже сносно. Вскоре после погружения нас пригласил на ужин командир субмарины кэптен Верещагин, который так тепло принимал меня по дороге в Америку. После сытного обеда он охотно ответил почти на все наши вопросы. Кэптен изящно обошел вопрос происхождения субмарины, а также большинство технических вопросов, ссылаясь на военную тайну. Зато он рассказал про скорость субмарины (подумать только – до тридцати пяти узлов в подводном положении!) а на вопрос о мощи сказал только, что весь английский флот они потопить не в силах, но на все их броненосцы боезапаса хватит без проблем, и еще останется на всякий случай.

После этого так получилось, что кэптен Верещагин беседовал в основном с президентом Дэвисом, а Джон Девой проводил немало времени в компании некоего старшего лейтенанта Федорцова, который, как я понял, командовал на этом корабле абордажной партией. Нас же с генералом Форрестом развлекал то один, то другой офицер, но большую часть времени мы были предоставлены самим себе. Как сказал нам кэптен Верещагин, людей, которые хотели бы с нами поговорить, мы увидим в самое ближайшее время.

И, наконец, сегодня нам объявили, что «карета подана», и что нам предстоит пересесть на ожидающий нас надводный корабль, носящий название «Североморск». С такими названиями несложно и язык сломать… Я спросил тогда, не означает ли «Северо» что-нибудь типа «Ship», на что ответом были дружные улыбки наших хозяев, после чего мне объяснили, что это всего лишь названия городов, а «Север» – по-русски означает «North».

Вот субмарина, к гостеприимству которой мы привыкли, всплыла (так как в ней нет иллюминаторов, здесь мы поверили нашим хозяевам на слово), открылись люки, и мы поднялись по лесенке к ожидавшей нас шлюпке. А в небольшом отдалении я увидел самый большой корабль, какой мне довелось когда-либо видеть. Длиной не менее пятисот футов, без единого паруса, с железными мачтами, на которых было установлено множество непонятных приборов… Еще меня поразил тот факт, что на бортах корабля не было пушек; как сын морского офицера, я привык к ряду орудий на каждом борту. Да и на «Дайане», которой мне довелось командовать в тех памятных боях, немногочисленные пушки тоже располагались вдоль бортов, а носовую пукалку всерьез можно было не воспринимать.

Шлюпка, в отличие от тех, к которым я уже привык на субмарине, была железной, и домчала нас до «Североморска» за какие-нибудь пару минут. Другие шлюпки в это время подходили к «Северодвинску», и что-то туда, по всей видимости, загружали. Скорее всего это было продовольствие, ведь, как я успел узнать, подводный корабль при всей своей мощи не нуждался в бункеровках углем и пресной водой, и зависел только от наличия свежих продуктов.

На борту «Североморска» нас тоже приветствовали, как самых желанных гостей. Командир корабля кэптэн Перов лично встретил нас у трапа и предложил отвести нас в наши каюты, но мы попросили возможности попрощаться с «Северодвинском». И вот тот начал погружаться в морскую пучину. Мы махали ему вслед, хотя, как с улыбкой пояснил нам мистер Перов, после того как там задраили люки, они нас уже не видят.

Затем мы заселились в каюты – хоть и не роскошные, но намного более уютные, чем на субмарине. Как сказал нам наш любезный хозяин, «Североморск» как раз передавал дежурство в этих водах другому кораблю, носящему имя древнего русского правителя «Ярослав Мудрый», после чего направлялся прямо туда, куда нам и было нужно – в Константинополь. Прошло совсем немного времени, и наша «карета» двинулась на восток, в направлении Константинополя.

29 (17) июля 1877 года. Константинополь. Комендатура.

Член-корреспондент Императорской академии наук и профессор общей химии Дмитрий Иванович Менделеев.

Дмитрий Иванович попал в Югороссию, как Чацкий, прямо с корабля на бал. В 1876 году он был направлен Министерством финансов Российской империи и Русским техническим обществом в командировку в САСШ. Дело в том, что наплыв дешевых американских нефтепродуктов на мировой рынок в середине 1870-х годов привел к падению цен на нефть и продукты из нее и к сокращению числа нефтеперегонных заводов в Баку со ста до двадцати, а потом и до четырех. Это нанесло огромный ущерб нефтепромышленникам России. Их беспокойство передалось правительству. Для выяснения причин падения цен на нефть и получения сведений о положении нефтяного дела было решено послать за океан экспертную комиссию. Самым подходящим поводом стала организованная в Филадельфии всемирная выставка, приуроченная к 100-летию независимости США.

Дмитрий Иванович вспомнил, как неприятно поразил его внешний вид и благоустройство городов САСШ. Улицы Нью-Йорка были узкими, вымощены булыжником и убраны чрезвычайно плохо, даже хуже, чем на худших улицах Петербурга или Москвы. Дома кирпичные, некрашеные, неуклюжие и грязные; по самым улицам грязь. Магазины и лавки напоминают не Петербург, а уездные города России.

Словом, первое впечатление при въезде было не в пользу мирового города с миллионным населением. Поначалу он подумал, что это окраины города. Впоследствии, однако, оказалось, что и весь Нью-Йорк, прославившийся своей роскошью, не щеголяет улицами.

Менделеева удивил тот факт, что ему не удалось обнаружить даже интереса к проведению глубоких научных исследований. Он потом с явным недоумением записал в дневник: «Научная сторона вопроса о нефти, можно сказать, в последние лет десять почти не двинулась. Есть работы, но от них дело не уясняется, да и работ-то мало. Будь в какой другой стране такая оригинальная и богатая промышленность, какова нефтяная, над научной ее стороной работало бы множество людей. В Америке же заботятся добыть нефть по возможности в больших массах, не беспокоясь о прошлом и будущем, о том, как лучше и рациональнее взяться за дело; судят об интересе минуты и на основании первичных выводов из указанного. Такой порядок дела грозит всегда неожиданностями и может много стоить стране».

В нефтяных районах Питтсбурга Менделеев тщательно изучал технические и экономические аспекты постановки нефтяного дела в США, и снова с сожалением отмечал отсутствие научных исследований в этой области. Но любое практическое новшество – будь то оригинальное устройство какого-либо механического агрегата или решение технологического процесса – получало высокую оценку русского ученого, и тут же бралось им на заметку с намерением применить на Бакинских промыслах.

Из США Менделеев вернулся убежденным в том, что Россия вполне может соревноваться в развитии нефтяного дела с американцами, хотя накануне его поездки США добывали нефти в четырнадцать раз больше, чем Россия. Но разочаровала великого химика неистребимая косность российской бюрократии. Когда в высших сферах Петербурга он высказал мнение, что Россия должна обогнать САСШ по нефтедобычи, министр финансов Империи Михаил Христофорович Рейтерн воскликнул: «Да что вы, батенька! Да где же это нам тягаться с американцами-то! Мечтания это все, профессорские мечтания!».

И вот тут он совершенно неожиданно получил довольное странное приглашение съездить по делам в Константинополь. Подписано оно было новым канцлером Империи графом Николаем Павловичем Игнатьевым. В приложенной к приглашению записке некий господин Тамбовцев написал с ужасными орфографическими ошибками пожелание побыстрее встретиться «с гениальным русским химиком» и «первооткрывателем Периодического закона химических элементов». Этот самый господин обещал продемонстрировать Дмитрию Ивановичу НЕЧТО, что очень его заинтересует.

Менделеев решил съездить в Константинополь, несмотря на то, что он едва успел отдохнуть после только что завершившейся заокеанской командировки. Тем более что ему давно хотелось посмотреть на этот древний город и на то, что сейчас происходит на Босфоре. Слухи о таинственной Югоросии и тамошних константинопольских чудесах успели добраться и до Нового света.

Несколько дней путешествия сначала по железной дороге, потом по морю – и вот, с запиской господина Тамбовцева, который оказался кем-то вроде канцлера Югороссии, Дмитрий Иванович оказался в приемной коменданта Константинополя. Здешние чиновники, не в пример российским, дело свое знали хорошо. Едва увидев почерк и подпись автора записки, они немедленно засуетились, быстро выправили Дмитрию Ивановичу все необходимые документы и дали провожатого, который и отвел его в бывший султанский дворец, занимаемый теперь новыми властями.

Господин Тамбовцев оказался мужчиной среднего роста, с небольшой седой бородкой и усталыми глазами. Несмотря на свой возраст (он был как минимум лет на десять старше Дмитрия Ивановича) Тамбовцев первым поднялся из-за большого письменного стола, заваленного бумагами, и с уважением пожал руку Менделееву.

– Дмитрий Иванович, разрешите представиться – Александр Васильевич Тамбовцев, – сказал он своему гостю. – Я очень рад, что вы нашли время и приехали к нам. Думаю, что вы не пожалеете об этом. У нас есть что показать такому талантливому ученому, как вы.

– Вы преувеличиваете мои успехи в химии, – сказал Менделеев, – ну а насчет того, что вы хотели бы мне продемонстрировать, скажу прямо: любое новшество, пусть и не касаемое химии напрямую, всегда для меня любопытно.

– Нас сейчас занимает то, что вы изучали во время вашей командировки в САСШ. А именно – добыча и переработка нефти. Точнее, с добычей мы уже вроде бы решили проблему. Югороссия подписала договор с Великим князем Румынии Каролем о поставках нефти, добываемых на нефтепромыслах Плоешти. Три железнодорожных батальона русской армии, работая ударными темпами, построили ветку Плоешти – Констанца. Мы планируем построить трубопровод, по которому добытая в Плоешти нефть пойдет к нефтеперерабатывающим заводам к Констанце. Дмитрий Иванович, нам нужна нефть и продукты из нее!

– Гм, а зачем вам столько нефти? – поинтересовался Менделеев. – Ведь, если мне помнится, в Плоешти добывают ежегодно около девяти миллионов пудов нефти.

– Это, по-вашему, много?! – воскликнул господин Тамбовцев. – Для нас это капля в море. Запомните: нефть и продукты ее переработки – это кровь машинной цивилизации. Я не говорю уже про смазочные масла, без которых невозможна работа никаких машин. Но давайте по порядку. При помощи самой тяжелой фракции нефти, асфальта или битума можно мостить дороги с покрытием более качественным, чем булыжные мостовые. Следующая по весу фракция – мазут, это топливо, на котором работают двигатели наших кораблей. Еще более легкая и летучая фракция – дизельное топливо или соляр – служит горючим для наших наземных машин, которые вы тоже скоро увидите. Без керосина, который для вас не более чем горючая жидкость для новомодных керосиновых ламп, не поднимутся в небо наши летательные аппараты тяжелее воздуха. И, наконец, бензин, который сейчас во всем мире используют как чистящее средство и для медицинских целей, тоже пригоден как топливо для моторов и производства страшного зажигательного оружия – напалма. Все это нужно нам просто в огромных количествах, по сравнению с которыми румынские 9 миллионов пудов – это просто тьфу. А через не такое уж большое время все это понадобится и в самой России, только в объемах, многократно превосходящих наши. Мы сейчас строим нефтеперегонные заводы, на которых добытая в Румынии нефть будет перерабатываться во все эти продукты. Хотите поучаствовать в строительстве этих заводов?

К чести Менделеева, он практически сразу же принял предложение господина Тамбовцева. Он сразу же понял, что здесь сокрыта какая-та великая тайна. А раскрывать тайны – это огромная радость для ученого.

29 (17) июля 1877 года. Бухарест, Румыния.

Бывший полковник армии САСШ Джон Александер Бишоп.

Хуже города Бишоп еще не видел… По расписанию, поезд должен был прибыть в Бухарест в 8:00. Бишоп уже знал о том, что нужно переставлять стрелки, и попытался объясниться с проводником, чтобы узнать, на сколько именно. Но проводник, как назло, совсем не говорил по-английски. К счастью, один из его людей, Джон Шерман, урожденный Иоганнес Швеннингер, родился в Германии, и смог-таки объясниться с проводником, хоть и с огромным трудом. Оказалось, что Шерман говорил на швабском диалекте, а проводник на австрийском, которые, хоть и родственны друг другу, на слух очень мало похожи. Часы в конце концов переставили, а проводник обещал сказать, когда они будут в Бухаресте, присовокупив, правда, что это все равно конечная станция.

Но восемь, девять, десять часов – и никакого Бухареста. Наконец почти в одиннадцать поезд пришел на вокзал какого-то большого города. На вывеске значилось что-то вроде «Бьюкурести». Бишоп расслабился, когда вдруг в купе вошел проводник и спросил что-то у Шермана. Тот перевел: «Бухарест. Конечная. Пора сходить». Кто ж мог знать, что румыны даже название своей столицы не могут правильно написать…

На перроне их уже ждал человек, с виду похожий на турка – увидев их, он подошел и спросил на неплохом английском: «Полковник Бишоп? Здравствуйте, меня зовут Саид Мехмет-Оглу. Добро пожаловать в Бухарест. Эй, куда?!».