Ну а потом случилось нечто… Раздался громкий всплеск, будто где-то поблизости из гигантской ванны через край выливали воду, субмарина получила значительный дифферент на нос и с увеличивающейся скоростью неудержимо заскользила вперед. Никто ничего не успел сообразить… Судя по дифференту, мы скатывались с водяной горки высотой не менее трех метров, а может, и более. Все, кто в это время не держался за поручни, попадали с ног, по палубе покатились незакрепленные предметы, а в аккумуляторных ямах громко плеснул электролит. Упал, непроизвольно переложив штурвал, и рулевой Сильвестро Ладзари. Все матросы у меня в команде – неуклюжие бездельники. Во время прошлого похода матрос-артиллерист погиб во время обстрела бельгийского транспорта из пушки только потому, что умудрился утонуть, свалившись во время стрельбы за борт со снарядом в руках. Так что попадать в смешные и неприятные истории нашей команде было не впервой. Но сейчас было не до смеха всем, особенно мне. Пока этот бездельник соизволил встать и снова взяться за управление, субмарина совершила полуциркуляцию и, прежде чем кто-то успел хоть что-то предпринять, выскочила за пределы фарватера и с разгона села носом на речную мель под острым углом к берегу. И тут те, что успели встать, снова оказались сбиты с ног.

Сначала мы пытались сдернуться с мели, используя только электромотор правого вала, но его мощности явно не хватало: нос субмарины сидел на грунте плотно и не собирался с него сходить. Я приказал лейтенанту Гвидо перестать зря терять время и разряжать аккумуляторы, и, чтобы сдернуть нас с мели (несмотря на то, что это не такое простое дело), запустить в режиме реверса правый дизель, мощность которого в три раза больше, чем у электромотора. На это понадобилось некоторое время^[4], и эффект от второй попытки был точно таким же, как и от первой – то есть никаким. В таких условиях снять нас с мели мог только мощный буксир или даже земснаряд, подмыв отмель, на которую вылез нос нашей субмарины. А это значило, что необходимо послать кого-то в Бордо за помощью. С этой целью я приказал надувать от воздушных баллонов имеющуюся на борту резиновую лодку. Гонцом за помощью к начальству нашей военно-морской базы в Бордо вызвался первый вахтенный офицер нашей субмарины старший лейтенант Раймондо Дамиано. С собою он взял двух матросов. Задача казалось простой, ведь мы сели на мель на реке, протекающей через цивилизованную Францию – страну с миролюбивым и покладистым населением, притом, что до нашей базы оставалось не более тридцати пяти километров. О, если бы мы знали тогда, насколько ошибались!

Тогда же. Окрестности Большого Дома.

Андрей Викторович Орлов – главный охотник и военный вождь племени Огня.

На этот раз неприятности выплыли на нас по реке безо всякого там предупреждения. Патрон отца Бонифация обошел запрет на переброску к нам морских судов, подкинув сюрприз почти к самому порогу Большого Дома – там, где перепад между уровнем воды в двадцатом веке и сейчас составлял уже не катастрофические восемьдесят метров, а совсем незначительную величину. Так что подводная лодка неизвестной на тот момент национальной принадлежности вплыла к нам, возвестив о себе только громким плеском. Свидетелем тому был Антон-младший, вышедший в этот ранний час на рыболовный промысел со своей бригадой. Он и его девицы видели и слышали все. Точнее, они видели, насколько позволял стелящийся над рекой плотный туман, как посреди реки с громким плеском появилась увенчанная горбом рубки длинная тень и выскочила на прибрежную отмель. Там, где «Отважный» с максимальной осадкой метр двадцать имел семь футов под килем, чужаку было мелко, как крокодилу в ванной.

Поняв, что дело пахнет недружественным вторжением (не зря же неоднократно мы проводили инструктажи по этой теме), Антоша приказал своей девчачьей команде поскорее смотать удочки (снасти в нашем положении на вес золота) и под прикрытием тумана отступать к Промзоне. При этом лань Лата, самая юная и легкая среди будущих жен нашего главного рыболова, взгромоздилась верхом на спину флегматичной кобылы Маси и ударами пяток по бокам заставила скакать ее к Большому Дому. Это именно она колотила в колокол и подняла у нас такой переполох, что даже дед Антон примчался по тревоге, сжимая свой карамультук. Конечно, эта девочка, рожденная в каменном веке, не поняла почти ничего из того, что видела, но память у нее, как и у всех местных, была идеальная. Сказанное Антошей она слово в слово повторила мне и Петровичу. За этим ее и посылали.

И тут стало не до шуток, ибо подводная лодка периода Второй, да и Первой Мировой войны (современные нам в Гаронну войти не в состоянии) – это такой козырь, который даже и не знаешь, чем и бить. Артиллерии у нас нет (ну не сподобились америкосы загрузить на тот пароход хоть какую-нибудь завалящую пушку с боекомплектом), авиации тоже нема. Не забрасывать же эту подводную лодку гранатами с самых обычных лодок, как это делали царь Петр Алексеевич и его верный сподвижник Алексашка Меньшиков, когда брали на абордаж пресловутые шведские фрегаты? Помнится, по этому поводу даже существовала специальная медаль с надписью «Небывалое бывает»…

И чем больше я об этом думал, тем лучше понимал, что единственный способ одолеть супостата – это подкрасться к этой подводной лодке под прикрытием тумана и, захватив палубу, обезопасить себя хотя бы от ее орудий. А то даже страшно подумать, чего и сколько сумеют разрушить эти козлы в самый канун зимы из своих пушек, пока не угомонятся.

Я выслушивал сообщение Латы, а в это время остальные члены племени Огня надевали свою военную форму, затягивали ремни амуниции и стремительно вооружались, ибо просто так тревожный колокол (снятый с того самого парохода) звонить не будет. А разведчики еще и наносили на лица камуфляжный грим. По счастью, в связи с предстоящим праздником все рабочие команды прибыли в Большой Дом, поэтому у меня был выбор, кого послать командовать передовой группой. Наилучшей кандидатурой на это дело я посчитал Сергея-младшего. Ни Виктор де Легран, ни тем более Гуг, для этого не годились. Они просто не поймут того, что увидят, и, несмотря на то, что их девки гораздо лучше подготовлены, в авангарде этим двоим не место – пойдут в бой в качестве моих адъютантов. Сергей – уже в полной экипировке, с нанесенным на лицо боевым гримом, гордый, будто выиграл миллион в лотерею – взял из моих рук портативную рацию, собрал свой бабский отряд и волчьим скоком, с ручником наперевес, унесся исполнять приказ. Еще дееспособные рации – это дополнительный плюс нашей боевой подготовки. Задачу я Сергею поставил простую. Вступить в визуальный контакт с целью наблюдать, докладывать и в случае необходимости по моему приказу при помощи ружейно-пулеметного огня очистить палубу субмарины от разных праздношатающихся личностей. Потери противника при этом в расчет не принимать.

Едва передовой отряд убыл из расположения, как по просеке со стороны Нового Поселка (это там, где Кельтская и Французская улицы) людно и оружно примчалось наше французское пополнение во главе с Роланом Базеном (день сегодня праздничный, нерабочий – вот и находился народ по домам, а не на рабочих местах). Вот он-то мне и был нужен, ведь кто еще мог знать, что это за подводная лодка могла проплывать по Гаронне в первой половине двадцатого века.

– Французский морской база, месье Андре, в Бордо не быть никогда, – с некоторым сомнением сказал тот. – Очень неудобный положений для военный флот. Тут быть частный судостроительный завод, который строить все понемногу, но я не помню, чтобы это быть субмарина. Государственный военный арсенал в Бордо не быть никогда. Только один случай. Во время война, когда Франция быть оккупирована, в Бордо стоять итальянский субмарина, который разбойничать Атлантика. Только он, и никак иначе, потому что немцы иметь базу Лорьян и сюда не ходить. Как я уже говорить – неудобный место.

– Так и есть, Андрей Викторович, – подтвердил слышавший наш разговор Александр Шмидт, который сейчас был за адъютанта при Гуге, – господин Базен на сто процентов прав: подводная лодка в этих местах может быть только итальянской. Других вариантов нет. Главные морские базы Франции на Атлантическом побережье: Шербур, Брест и Лорьян, на Средиземном море – Тулон.

Ну вот и поговорили с местными краеведами… Итальянцы – это, конечно, полегче, чем немцы, но ненамного. Немцы хоть умные, а от этих не знаешь чего и ждать. Примем эту вводную как рабочую гипотезу. С другой стороны, если командир этой подлодки уверен, что находится на оккупированной территории, где местные считают геройством показать врагу фигу в кармане, то, скорее всего, он не станет сразу приказывать стрелять из пушки направо и налево во все, что видит. И опять же встает вопрос быстрого и решительного натиска, чтобы макаронники на своей субмарине не успели опомниться, а когда солнышко поднимется повыше и разгонит туман, даже самому тугому эстонцу станет понятно, что вокруг отнюдь не двадцатый век. И вот тогда точно жди неприятностей…

Только я собрался выйти на связь с Сергеем, как получил встречный вызов.

– Андрей Викторович! – слышу я из динамика Серегин крик. – У нас пленные, три штуки, взяли тепленькими на тропе… Ротозеи, хряп их за ногу! Лопочут чего-то не по-нашему, но точно не по-французски…

Как следовало из сбивчивого рассказа, на пути к устью Ближней, поблизости от которого к нам на отмель и выкинуло подводную лодку, на тропе группа Сереги-младшего лоб в лоб столкнулась с престранной троицей. Офицер и два матроса беспечно топали навстречу и глазели по сторонам, будто находились на прогулке в своей Италии, разве что цветочки по пути не нюхали, по причине отсутствия таковых в разгар осени. И тут навстречу им бесшумно (поскольку в мокасинах), колонной по два, выбегают Серега и его девки в камуфляже и с раскрашенными лицами. И оружие у них наизготовку, а не беспечно заброшено за спину. И тут Серега, следуя заповеди «удивить – значит победить», как заорет своим баском: «Хальт! Хенде хох! Шнель! Шнель!»^[5]. Как я понимаю, от такой неожиданности^[6] итальянцы сразу потеряли дар речи и способность к сопротивлению. А их еще дополнительно бьют по ногам, роняют на землю и вяжут руки в локтях за спиной их же собственными брючными ремнями. И на все это понадобилось времени меньше, чем на то, чтобы Серега смог рассказать мне эту историю. Ай да сукин сын! Ай да молодец!

Но времени терять нельзя, поэтому командую Сереге оставить пленных итальянцев лежать в связанном виде прямо на земле (продвигаясь следом, мы их подберем), а его команде двигаться к береговой линии и, пока никто ни о чем не догадался, ружейно-пулеметным огнем обеспечить зачистку палубы подводной лодки от матросов противника. И чтобы все в темпе вальса, на раз-два-три. А у нас все уже собрались, а посему мы выступаем… Сергей Петрович и Антон Игоревич в резерве, а нам пора. Делаю знак Гугу и Виктору де Леграну, чтобы вместе со своими бойцыцами следовали за мной – и мы побежали. До того места где команда Антоши ловит с мостков рыбу, волчьим скоком примерно четверть часа. Одиночный выстрел из винтовки и последовавшую за ним первую короткую и злую пулеметную очередь из «люськи» мы услышали, уже подбегая к Промзоне. Началось!!

Тогда же, поблизости от поселения племени Огня, берег Гаронны выше по течению от устья реки Ближней, мостки для ловли рыбы.

Младший вождь и помощник (лейтенант) главного охотника и военного вождя Сергей-младший, он же Сергей Васильевич Петров (18 лет).

Правильно тогда сказал Петрович, что ничье мое никуда от меня не уйдет. На войне с римским легионом меня не было, но на этот раз, когда враг оказался гораздо более развитым (и тем опасным), Андрей Викторович выдвинул меня в первые ряды. Подумать только: на этот раз нам в прикупе сбросили целую подводную лодку, и поскольку при любых раскладах ее команда не может быть нам дружественной, он приказал помножить пришельцев на ноль, не дожидаясь перитонита.

По дороге к устью Ближней мы встретили благополучно отступающего Антошку с его девицами и перебросились с ним парой слов. Он вообще молодец – не растерялся и, как говорит Андрей Викторович, обеспечил эвакуацию вверенного ему безоружного подразделения вместе со всем ценным и бесценным имуществом. Ничего особо нового о подлодке наш юный мастер-рыболов не рассказал, просто добавил, что торчит она метрах в ста от берега, и сквозь туман люди на ее борту видятся расплывчатыми силуэтами. Ну мне их в лицо разглядывать и не требуется: вниз по течению, до самого Бискайского залива, их трупы могут уплыть и без личного опознания.

Впрочем, на самом деле я не такой кровожадный, просто храбрюсь, поэтому, когда мы на узкой тропе лоб в лоб столкнулись с тремя «интуристами», одетыми в стиле «марине милитари» сороковых годов, стрелять в них из «Люськи», хоть палец уже лежал на спуске, я не стал. Двое, с закинутыми за плечо винтовками, были одеты в бесформенные черные балахоны и такие же береты; третий же выглядел поимпозантней: без винтовки, но с пистолетом на поясе, в кожаной куртке и в фуражке с якорем, околыш которой украшали три полоски желтого галуна. Типичный офицер. На немцев, скажем, эти типы походили мало: все смуглые, чернявые, кучерявые, а на их форме отсутствовал характерный орел со свастикой – но я все равно выкрикнул все, что помнил из фильмов про войну.

Реакция была как у хорошей собаки Павлова: бледный вид и задранные вверх лапки. Офицер попробовал было вякнуть что-то вроде: «Нихт шисен, камераден! Вир зинд италинише зеглер!» (слова, понятные даже без перевода), но мои бравые девки-волчицы уже уронили всех троих на землю, разоружили, дали прикладами по шеям, чтобы не возражали, скрутили руки и связали за спиной их же собственными брючными ремнями. И наплевать, что итальянцы. Никогда не страдал особой любовью к макаронам, и тем более к их пожирателям. А в довершение матросам засунули в рот их же береты, а офицеру – скрученную в жгут фуражку. И все это меньше чем за полминуты, без малейшей заминки или растерянности. А ведь им, в отличие от других, еще ни разу не приходилось бывать в настоящем деле. Войну с римским легионом, как я уже говорил, мы пропустили, и тот случай, когда сюда приперлись немецкие охотники за беглыми военнопленными – тоже. Так что красавы мои Волчицы – рукопожатие им перед строем и личная благодарность в приказе!

Сергей Петрович говорил, что такая резкость у Волчиц – оттого, что в местных условиях слабые и изнеженные не выживают. Мол, как только мы взяли их в свое племя, начали хорошо кормить и относиться по-человечески, все их таланты разом расцвели. Все это хорошо, но Лани до нашего прихода жили той же жизнью, что и Волчицы, но ведут они себя совсем по-другому. Там, где Волчицы (неважно, урожденные или взятые в клан со стороны) хватаются за оружие, Лани стремятся убежать подальше. У меня своя теория (грамотный, как-никак – в школе учился, и довольно неплохо). Мужики-Волки (я и сам почти такой же, только не зверь), хотели, чтобы дети их клана во всем местном сообществе вырастали самыми-самыми крутыми, а посему отбирали себе в жены в других кланах наиболее бойких и сильных девок, ибо о том, что яблоко падает недалеко от яблони, знают даже в Каменном веке. Мол, гонор бабий мы обломаем – кулаком или там палкой, – зато детки у этих бойких и дерзких родятся – первый класс. И ведь, как я понимаю, вожди отдавали таких девок замуж в клан Волка с легкостью, ибо без них спокойнее. А потом Волки напоролись на нас и оказались помноженными на ноль, а их бабы и дети стали нашей законной добычей. И ведь что интересно: даже Андрей Викторович не сразу понял, какой ценный приз оказался у него в руках. Только к весне наши вожди поняли, что из себя представляют Волчицы, и сказали, что это замечательно – и теперь у нас теперь есть какая-никакая армия, пусть даже с женским личным составом. Огнестрел и хорошо отточенная сталь сабельных штыков^[7] компенсируют некоторый недостаток физической силы, а ловкость, дерзость и сообразительность дадут нашим девицам сто очков вперед перед любыми солдатами.

Но это все так, мысли вслух или лирические отступления. На самом деле все это промелькнуло у меня в голове за доли секунды, и как только мы скрутили этих троих, я связался по рации с Андреем Викторовичем и доложился. Мол, так и так, тихого дела не вышло, враг уже на берегу, взял пленных, прошу ваших указаний. А тот мне в ответ – мол, оставь этих троих связанными по рукам и ногам, наши их подберут, а сам бегом на берег и сделай так, чтобы ни одна тварь из низов не могла высунуть нос на палубу, а тот, кто уже высунул, должен быть немедленно и достоверно убит.

Как положено в армии, приказы выполняют, а не обсуждают. Поэтому, помимо связанных рук, я приказал расстегнуть на этих троих штаны и спустить их до сапог. Тот, кто хотя бы однажды брыкался, запутавшись в спущенных штанах – должен меня понять. Пока не подоспеет Андрей Викторович со своей командой и не освободит эту компанию, вернув штаны на место, они все трое будут беспомощнее спеленатых младенцев. Времени на это ушло все секунд десять-пятнадцать – и вот мы снова бежим к берегу.

А туман редеет, ибо поднимающееся солнышко греет все сильнее. По крайней мере, трое матросов возле вытащенной на берег рядом с мостками резиновой лодки увидели нас на приличном расстоянии, при этом один из них, определенно старший, скидывая с плеча винтовку, заорал нам что-то на своем языке. Явно не поздоровался. Волчица Лаис, которая бежала рядом со мной, упала на одно колено, вскидывая к плечу «американку». Грохнул выстрел – готовченко, а я перечеркнул короткой очередью из «люськи» остальных, так и не успевших понять, что происходит. На палубе субмарины, что просматривалась совершенно отчетливо (какие там к черту силуэты) засуетились и забегали матросы в уже знакомых балахонах и черных беретах. Пушки на палубе видны отлично – солидные дуры немалого калибра, – и, кроме них, что-то вроде двухствольных крупнокалиберных пулеметов наблюдается в задней части рубки. Если на нас сумеют навести хоть один, то дело будет пахнуть не только керосином.

Но мои девки-волчицы уже развернулись в стрелковую цепь, открыв частую прицельную стрельбу, да и я не остался в стороне, стоя на одном колене и очищая палубу субмарины короткими очередями. Как только «люська» в моих руках замолкла, я положил ее на землю; Бьерг, которая у меня что-то вроде адъютанта и второй номер, подает мне другую, с уже наложенным полным диском. И снова под щелчки винтовочных выстрелов раздалось пулеметное «тра-та-та-та». Как я понимаю, нас спасло то, что у этих итальянских чудиков на подлодке оружие находилось в походном положении – зачехленным и с затычками в стволах, – а иначе не миновать беды. Некоторые, самые умные, как только началась стрельба, нырнули в воду с неподбойного борта, да только водичка сейчас уже холодная и не располагает к купанию; а кое-кто, видимо, и вовсе не умел плавать. Беспомощное барахтанье тонущего человека уж точно ни с чем не перепутаешь.

Другие пытались перехитрить смерть. Вот над бортом рубки появились голова и плечи человека, схватившегося за рукояти зенитного крупняка на ближнем к нам борту. Предыдущий смертник сумел вставить магазины, а тот, что был до него – снять чехол и вытащить затычки из стволов. Но и у очередного героя, несмотря на то, что на голове у него фуражка, а не берет (значит, офицер) тоже не получилось открыть огонь. Почти одновременно гремят несколько выстрелов, плечи и голова того человека исчезают из вида, а пулеметные стволы вновь бессильно задираются в зенит. Наступает тишина. Бьерг подает мне «люську» со свежим диском, но уже никто никуда не идет. Никакого шевеления, только слышно, как кто-то с подвыванием громко стонет, призывая на помощь Иисуса Христа и Деву Марию. Если останется жив, то отец Бонифаций объяснит ему, что такие тут еще не живут.