Все эти вопросы приходилось решать совместно с ирландскими и британскими юристами. Понятно, что интересы и их были кардинально противоположными, и каждый вопрос обсуждался подолгу и со всем тщанием. Мы прекрасно понимали, что готовим некий одноразовый документ, который, скорее всего, больше никогда и нигде не понадобится. Но процесс надо провести так, чтобы все поняли – безнаказанно зверствовать и издеваться над целым народом небезопасно. А те, кого осудит Чрезвычайный трибунал, станут своего рода наглядной агитацией, своим примером показывающими, что никто и ничто не будет забыто.
С составом судей мы разобрались быстро. Единогласно было принято решение: все они будут из тех стран, которые напрямую не участвовали в ирландских событиях. Но в то же время они не должны были принадлежать к числу англофилов. Остановились на приглашении судей из Дании, Швейцарии и Люксембурга. В конце концов, пусть кто-нибудь из них и будет сочувствовать британцам, но очевидные факты убийств и насилия над мирным населением они вряд ли станут отрицать.
К тому же я, как представитель Югороссии, сразу же заявил – все, чья вина не будет доказана, освобождаются от ответственности. И наоборот – виновных накажут, и ни титул, ни положение, ни высокопоставленные покровители не спасут их от заслуженной кары.
Содержать арестантов решили в Дублинском замке – помещений там для этого вполне достаточно. К тому же в нашей истории этот замок какое-то время использовался в качестве тюрьмы. Охранять же тех, кому предстояло стать обвиняемыми, станут караульные из числа военнослужащих Югороссии, в основном греков и болгар. Ирландцев к этому делу подпускать нельзя – смертность среди арестантов резко возрастет, и многие из них не доживут до приговора.
Подсудимых обеспечили адвокатами. Но тем пришлось несладко – Чрезвычайный трибунал не был похож на обычный королевский суд, и им очень быстро стало ясно, что наработанные уже приемы волокиты и затягивания процесса не сработают – правила игры устанавливают не они, и работать придется по тем правилам, которые им абсолютно непривычны.
Как и было изначально задумано, всех подсудимых, как имевшихся в наличии, так и находившихся в бегах, рассортировали по категориям. Низшей была категория обычных преступников – солдат и сержантов, которые непосредственно убивали и насиловали мирных жителей. Вообще-то ради них и не стоило собирать Чрезвычайный трибунал – достаточно было обычных народных судов, где гласно и открыто обвиняемых приговорили либо к каторге, либо к виселице. Но в данном случае и их надо судить на процессе в рамках трибунала, так как они должны были наглядно показать, к чему приводит слепое исполнение приказов политиков.
Во вторую категорию попало начальство среднего ранга. Ведь указания и директивы, спущенные из Лондона, можно было выполнять по-разному. Можно послушно кивнуть и спустить все на тормозах, сославшись потом на какую-нибудь объективную причину. А можно было проявить рвение, надеясь выслужиться, и наворотить такого, что потом то самое начальство, которое отдало ему приказ, за голову схватится. Вот здесь следует хорошенько разобраться, насколько виноват подсудимый и не потребуется ли проявить к нему снисхождение.
А в третью, скажем так, VIP-категорию попали высокопоставленные политики и чиновники, которые превратили несчастную Ирландию в территорию, где не действуют законы, а местные жители стали полностью беззащитными перед произволом томми, которому понравился кошелек ирландца или приглянулась его жена.
Вот этих-то британские адвокаты будут защищать наиболее активно. На первую и вторую категорию обвиняемых им, честно говоря, наплевать. «Мало ли в Англии Томми Аткинсонов?» С ними все ясно. Британский бомонд согласен пожертвовать дюжиной-другой солдат, унтеров и офицеров.
А вот своих сэров и пэров они так просто не сдадут. Надо сделать все, чтобы дожать и усадить виновников резни и погромов в Ирландии на скамью подсудимых в Дублинском замке. Это вопрос принципа. Пусть их даже не приговорят к виселице или каторге, а отмерят им лет по десять тюрьмы. Это будет пример для других их «братьев по классу». Те, кто не сподобился получить реальный срок, задумаются и сделают соответствующие выводы. Собственно говоря, в этом и заключается главная цель, которой мы добивались, настояв на необходимости Чрезвычайного международного трибунала по Ирландии.
К началу процесса в Дублин приехало немало корреспондентов из европейских стран. И не только европейских. Были представители СМИ из Южной и Северной Америки, Персии и Китая. Даже мой старый знакомый, эмир Ангоры Абдул-Гамид, прислал журналиста, который передал мне привет от бывшего султана и попросил помочь ему с аккредитацией и обустройством. Фуад – так звали турка – оказался парнем смышленым, и я постарался сделать все, чтобы он как можно подробней ознакомился с Дублином, а также с обвиняемыми, свидетелями и потерпевшими. Я даже организовал ему встречу с королевской четой, что вызвало у Фуада неподдельный восторг.
И вот сегодня он сидит в ложе для прессы и что-то строчит в свой рабочий блокнот. Вот-вот должно начаться первое заседание. Посмотрим, сохранится ли Дублинский процесс в памяти народов и станет ли он таким же знаковым, как Нюрнбергский процесс в нашей истории.
Лорета Ханета Веласкес, а ныне Мария Пилар де Куэльяр и Сото
За иллюминатором каюты мирно плескались волны, над водой лениво реяли пеликаны, а чуть подальше то появлялись, то исчезали плавники дельфинов. Чуть левее виднелся порт Мобила, некогда французского, а ныне алабамского города на Мексиканском заливе – города, где многие еще говорили по-французски, готовили жамбалаю и беньеты и с огромным размахом праздновали карнавал, мало чем уступающий новоорлеанскому. А еще это родина адмирала и моего друга Рафаэля Семмса, который и сам является потомком французских поселенцев в этих краях.
Вот только мне надлежало быть не здесь, а в Гуантанамо, ведь я теперь не просто сеньора Веласкес, а лейтенант Веласкес, командир отдельного женского снайперского взвода в составе Первого пехотного полка армии Конфедерации. И мои девочки готовятся к войне за освобождение Конфедерации наравне со всеми. Шутка ли, они прошли курс молодого бойца на острове Корву. Нас даже отправили в Ирландию, но мы так и не успели поучаствовать в боевых действиях. Но после того как в недавнем стрелковом состязании мои подопечные заняли второе командное место по всей Армии Конфедерации, мне твердо пообещали, что моим девочкам дадут возможность пострелять по янки.
Ведь у меня к ним теперь и новый счет имеется. Незадолго до того, как мы отправились на Корву, мы с моим женихом, Родриго де Сеспедес, отпраздновали помолвку. А двадцать третьего января мне сообщили, что Родриго скоропостижно скончался и что причина тому – жестокие побои в тюрьме в САСШ, где он сидел по навету сенатора Паттерсона. Дорога в Гуантанамо заняла бы слишком много времени, так что хоронили его без меня. И теперь я не могла найти себе места. И единственное, что сдерживало меня от желания поскорее умереть, был мой Билли. Впрочем, даже если я погибну, о нем есть кому позаботиться.
Две недели назад мне передали письмо из Нового Орлеана, в котором было написано, что Адель Шамплен весьма плоха и хочет меня увидеть. С Адель мы дружили, когда учились в пансионе для девочек в столице Луизианы. Но с тех пор мы виделись лишь пару раз, и то случайно. Да и написала письмо не сама Адель, а ее сын.
Когда я показала письмо Игорю Кукушкину, коменданту Гуантанамо, тот задумался.
– Лорета, мне кажется, это ловушка. Ведь ты уже не просто знаменитость, но и офицер армии Конфедерации, и для наших заклятых друзей в Вашингтоне – весьма ценная персона.
– Но не будут же они пытать женщину…
– Вспомни, что происходило, когда янки входили в южные города и поселки. Полагаю, тебе грозит примерно то же. Я бы на твоем месте не ехал. Тем более, что ты – офицер. И твоя задача – дальше тренировать своих девочек.
– Эсмеральда Рамирес, командир первого взвода, будет их гонять почище моего, пока я не вернусь.
– Может, и так… Но я б все равно хорошенько подумал на твоем месте.
– Но Адель так просит, чтобы я приехала…
– Ладно, – вздохнул Игорь. – Заодно и развеешься, а то в последнее время напоминаешь гаитянских зомби. В любом случае тебе надлежит вернуться не позднее первого августа. Успеешь?
– Успею, – самонадеянно ответила я. – Отправлюсь в Мобил, а оттуда за два дня доберусь до Нового Орлеана.
– Отправляйся под чужим именем и обязательно первым классом. Тогда таможенный и иммиграционный контроль будет на борту корабля, в твоей каюте, и вероятность, что тебя узнают, будет меньше. Да, и возьми с собой Инес, ведь все знают, что богатые кубинки путешествуют со служанками.
– А кто тогда позаботится о Билли?
– Мы с Надей заберем его к себе. Вот только… Обязательно вернись. Мальчику нужна мама. Мы, конечно, воспитаем его как собственного ребенка, но все равно ему без тебя будет тяжело.
Я изменила прическу, добавила кое-какие штрихи с помощью косметики, и в зеркале на меня смотрела дама, не похожая на меня. Теперь я была Мария Пилар де Куэльяр и Сото – именно так звали мою троюродную сестру, вышедшую за чиновника из метрополии и уехавшую с ним в Испанию. А моя служанка Инес превратилась в Ампаро Гонсалес Гомес – служанку вышеуказанной Марии.
Вышли мы из Сантьяго уже седьмого июля, но в Мексиканском заливе попали в земной вариант преисподней – ураган. Поверьте мне, самый страшный бой – ничто по сравнению со стихией. Нашу «Южную красавицу» бросало с волны на волну, моя бедная Инес – пардон, Ампаро – вставала с кровати только затем, чтобы в очередной раз склониться над ведром, и даже мне стало дурно. На следующий день мы оказались намного восточнее, чем должны были быть, да и винт был, по словам капитана, поврежден. Но мы все же как-то доковыляли до Мобила.
От моих раздумий меня отвлек вежливый стук в дверь. На пороге каюты появился человек с темными волосами, карими глазами и орлиным носом. Я приняла его за местного потомка французов, но достаточно ему было открыть рот, как стало ясно – предо мной янки. Хотя даже в разгар Реконструкции в этих краях на подобных должностях сидели, как правило, местные.
– Здравствуйте. Я представитель таможни Джон Мэрдок. А вы, – он взглянул в бумажку, которую он держал в руке, – миссис де… Куэллар?
– Именно так, только фамилия моя произносится де Куэльяр, – сказала я, подпустив в мою речь толику испанского акцента.
– Простите, я из Бостона и не знаю испанского, – ответил тот с легким поклоном. – Итак, миссис де Куэллар, что принесло вас в наши края?
– Я здесь неоднократно бывала девочкой и хотела еще раз посетить Мобил и Новый Орлеан, с которыми у меня связаны – как это будет по-английски – незабытые воспоминания.
– Незабываемые, – поправил он меня с улыбкой. – Но летом у нас очень жарко…
– Знаю, но у нас в Сантьяго еще жарче. Видите ли, мистер Мэрдок, мы с мужем долго жили в другом Сантьяго – Сантьяго де Компостела, на северо-западе материковой Испании, у него на родине. Недавно я, увы, овдовела…
– Мои соболезнования.
– Благодарю вас. Это было полгода назад, и я приняла решение вернуться в родной город – и объездить места, с которыми у меня связаны добрые воспоминания… – тут я всхлипнула. Действительно, моя кузина недавно овдовела, но на Кубу пока еще не вернулась, хотя собиралась.
– Понятно. Вот только в данный момент всем запрещено покидать Мобил. Это для вашей же безопасности – на дорогах сейчас очень неспокойно.
– Очень жаль. Если бы я знала, то отложила бы поездку. Но я уже здесь…
– Пароходы в Сантьяго ходят раз в неделю, так что посмотрите город и можете возвращаться. Но позвольте мне соблюсти формальности. Миссис Куэллар, что вы везете с собой?
– Одежду, обувь, предметы дамского туалета. Один маленький дамский пистолетик. Никогда же не знаешь, когда даме придется защищать свою честь…
– Пистолет мне придется у вас забрать – после подлого убийства президента Хейса южанами у нас был введен запрет на ношение оружия гражданскими лицами в южных штатах. Получите его по предъявлении квитанции, когда будете покидать Мобил.
Он попросил меня открыть сундуки и сумки, а также кое-что приподнять, но сам не полез – еще бы, кто будет ворошить одежду пассажирки первого класса… Знал бы он, что у меня там припрятано кое-что посерьезнее, чем эта дамская игрушка, взятая мной для отвода глаз.
– И последний вопрос, миссис Куэллар. Не знакома ли вам дама по имени… – и он посмотрел в другую бумажку – Лорета Джанета Велазкез? Также известная под фамилией Бьюфорд.
– Если вы про мою троюродную сестру, то да, знакома. Но про фамилию Биуфор – так вы, кажется, сказали? – ничего не знаю.
– А где она?
– Понятия не имею. Она – черная овца нашей семьи, бежала с каким-то американским солдатом и вроде вышла за него замуж. Больше мне ничего не известно.
– А как она выглядит? А то у меня лишь эта старая фотография, – и он протянул мне напечатанный снимок.
Я посмотрела на свой портрет, судя по всему, вырезанный из моей же недавно изданной книги. Ну что ж, хотя бы им пришлось ее купить, усмехнулась я про себя. Фото было сделано во времена Войны Северной агрессии, и узнать меня на гравюре, сделанной по этой фотографии, было сложно.
– Знаете, мистер Мэрдок, я ее помню еще девочкой. А изображение столь плохое, что это может быть кто угодно – не только я или моя служанка, но даже вы.
Мэрдок рассмеялся, поставил штамп на разрешение на выход на берег, поклонился мне и ушел, бросив на прощание:
– Желаю вам приятно провести время в Мобиле!
Уильям Максвелл Эвертс, государственный секретарь Североамериканских Соединенных Штатов
– Вице-президент готов уделить вам лишь пятнадцать минут, господин госсекретарь, – сообщил мне надутый как индюк дворецкий Хоара.
– Но… – пробормотал я, попытавшись возразить непонятно кому – то ли этому слуге, то ли скороспелому вице-президенту.
– Ждите, – дворецкий небрежным жестом указал мне на кресло.
Да, мой кузен Джордж Хоар никогда еще так себя не вел. Хотя, если разобраться, он всего лишь вице-президент, и практически единственная его прерогатива – председательствовать в Сенате. Но, увы, он подмял под себя президента Уилера, показавшего себя слабаком. А самое главное – именно он сейчас руководит всей политикой Североамериканских Соединенных Штатов. А ведь этим должен заниматься я!
Минут через двадцать тот же дворецкий распахнул передо мной дверь и важно произнес:
– Помните, пятнадцать минут, господин госсекретарь. И ни секундой больше.
– А, старина Эвертс, – фальшиво улыбнулся мне Хоар. – Проходите, садитесь. Любопытно, что же привело вас ко мне? Мне доложили, что у вас имеется настолько экстренное известие, что мне пришлось оторваться от важных государственных дел.
«Раньше он называл меня “мистер секретарь”, – раздраженно подумал я, – А теперь я для него уже просто Эвертс. Но посмотрим, мистер зазнайка, какой будет у тебя вид через пару минут – после того как я сообщу тебе последние новости. Уверен, что твоя спесь моментально слетит с тебя».
– Вчера, – я постарался, чтобы мой голос был абсолютно спокоен и ровен, – меня посетил посол Российской империи и передал мне послание от правительства Югороссии для президента Уилера. А от президента меня перенаправили к вам – мол, именно вы взяли на себя ответственность за все международные отношения, и с посланиями иностранных дипломатов надлежит разбираться вам.
– И только из-за этого вы меня оторвали от важных государственных дел? – вспылил Хоар. – Из-за письма правительства какой-то заштатной державы, о которой год назад ничего не было известно? Вы что, издеваетесь надо мной? Вам надлежало передать это письмо в мой секретариат!
– Мистер вице-президент, – я укоризненно покачал головой. – Характер переданного мне послания таков, что обсуждать все изложенное в нем следует вам или даже самому президенту. Югороссы сообщают, что договор между правительством САСШ и правительством Югороссии в ходе ратификации его Сенатом был изменен не только без согласования с ними, но и без всякого уведомления. Хотя я еще тогда предупреждал вас, что любые изменения в тексте этого договора возможны лишь при согласовании их с Югороссией.
Хоар радостно рассмеялся и стал потирать руки, словно торговец, только что всучивший простаку-покупателю лежалый товар.
– Эвертс, неужели вы всерьез думаете, что наш Сенат должен проводить консультации с какой-то третьеразрядной страной по любому пустяковому поводу? Тем более что их требования было для нас явно неприемлемы. Мне все равно, получили они якобы причитающиеся им деньги или нет. Вы еще скажите мне, что в свое время надо было и краснокожим отдать все, что им причиталось по заключенным с ними договорам… Вам самому-то не смешно?
– Но, мистер вице-президент… – я попытался сказать ему, о том, что Югороссия – это не какое-то там индейское племя, что адмирал Ларионов не король Филипп или Понтиак, а развалины Британской империи говорят об этом более чем наглядно.
Но меня грубо прервали.
– Эвертс! – рявкнул Хоар. – Вы мне успели надоесть. Недели полторы назад вы, заламывая руки, словно дешевый актер в рыночном балагане, пели мне, что, дескать, югороссы пронюхали про ваш обман. И что произошло потом? Вы испугались фантома. Вы вывели зачем-то войска из Северного Орегона, хотя югоросская армия находится на расстоянии нескольких тысяч миль от нашей Америки. И она вряд ли способна причинить нам какие-либо неприятности. Все, Эвертс, можете идти. У меня слишком мало времени для того, чтобы слушать ваш бред.
– Мистер вице-президент, – я снова попытался донести до этого заносчивого наполеончика всю серьезность происходящего. – Правительство Югороссии заявляет нам, что, поскольку мы не соблаговолили откликнуться на его предложение начать консультации о возникших разногласиях по заключенному договору, то оно отзывает предложение о таковых и не считает себя связанным какими-либо положениями договора, который с этого момента признается ничтожным.
– Эвертс, вы уйдете, наконец, – прорычал Хоар, – если бы вы только знали, как вы мне надоели!
– И далее, – продолжал я, старательно делая вид, что не слышу его слова, – Югоросский МИД требует от нас объяснить, по какой причине нами была объявлена Вторая Реконструкция. Они настаивают на соблюдении законных прав граждан, проживающих в южных штатах.
Югороссия предупреждает, что она готова – так написано в их послании – «предпринять в отношении Североамериканских Соединенных Штатов соответствующие политические и военные шаги по защите жизни и здоровья тех, кто несправедливо подвергается насилию и репрессиям со стороны правительства САСШ». Фактически подобное заявление вкупе с расторжением заключенного президентом Грантом договора можно считать объявлением войны. Пока она не объявлена де-юре, у нас еще остается возможность избежать начала боевых действий. В противном случае под угрозу будет поставлено само существование САСШ.
О проекте
О подписке