Впрочем, несмотря на ужасную вонь, на берегу Темзы Щукин заметил несколько подростков, которые, закатав штаны по колено, ковырялись в холодной и вонючей грязи. Увидев его удивленное лицо, Джейкоб пояснил, что это «mud-larks» – «жаворонки из грязи», которые собирают на берегу Темзы угольки, кости, обрывки веревок и ржавые гвозди. Все найденное можно будет потом продать старьевщикам, которые из костей сварят клей, ржавые гвозди, отчистив, сбагрят на «блошином рынке». А угольки «жаворонки» унесут домой, где нищие матери сварят на них жидкую похлебку для всей семьи.

Джейкоб сообщил, что он уже нанял для Щукина и его спутников небольшой домик в Ламбете – пригороде Лондона, а также служанку, лакея и кучера. В их распоряжении будет карета и три верховые лошади. Олег поморщился – на лошади он сидел, как собака на заборе. Зато Никифор Волков, услышав об этом, повеселел. Казаку изрядно надоели пешеходно-морские путешествия, и он скучал по седлу и запаху лошадиного пота.

Джейкоб особо подчеркнул, что вся прислуга нанята лично им, и ее честность и порядочность ему гарантировали весьма уважаемые люди. Правда, кто именно – он не сообщил.

На наемной карете они добрались до съемного жилища, расположенного неподалеку от Ламбетского дворца – резиденции архиепископа Кентерберийского. На другом берегу Темзы был виден Вестминстерский дворец. Дышалось здесь немного легче, хотя запах нечистот чувствовался и тут.

– Вот, господа, – Джейкоб указал им на симпатичный двухэтажный домик с черепичной крышей, – это ваше жилище. Располагайтесь и приведите себя в порядок. А вечером я вместе с вами отправлюсь с визитом к княгине Ливен.

Прибежавшие встречать своих новых хозяев слуги – лакей Гарри, служанка Сьюзен и конюх Мэтт, помогли внести в дом дорожные сундуки и саквояжи. Сьюзен сразу же увела Надежду в ее комнату, а Гарри – представительного вида рослый мужчина средних лет – предложил мужчинам снять дорожную одежду, чтобы почистить ее.

– Если вы хотите принять ванну, то велю Сьюзен нагреть воду, – сказал Гарри, – но вам придется немного подождать. Или джентльменам достаточно будет сполоснуться в тазике?

Олег махнул рукой, дескать, и без ванны как-нибудь обойдемся. Он знал здешние обычаи, согласно которым в одной и той же воде в ванной мылись все члены семьи.

Вадим шепнул на ухо Щукину, что Гарри чем-то похож на дворецкого Берримора, из сериала о Шерлоке Холмсе. А вот конюх Мэтт держался с ними попросту. Он сразу понял, что из всех присутствующих с ним будет иметь дело в основном Никифор. Казак, с разрешения подполковника, отправился с Мэттом в конюшню. Там он, абсолютно ничего не понимая по-английски, быстро нашел общий язык с Гарри. Недаром русская пословица гласит: «Свояк свояка видит издалека».

Олег с Вадимом, сполоснув лица в медном тазе, расположились за большим дубовым столом и стали думать – что им делать дальше. Желательно было не откладывать дела в дальний ящик, а с ходу начать охоту на мистера Уркварта. Но только где окопался этот зловредный шотландец? Без помощи княгини Ливен и ее друзей трудно будет найти его в огромном городе.

– Олег Михайлович, – заметил Вадим, – мне кажется, что такая продувная бестия, как мистер Джейкоб, сможет иголку найти в стогу сена, а не довольно известного и уважаемого в своих кругах человека в Лондоне. Лицо у него такое, что хочется кошелек засунуть поглубже, застегнуть его на молнию, да еще и заколоть булавкой.

– Вадим, – улыбнулся Щукин, – как говорил один известный германский разведчик, «в нашем деле нет отбросов – есть кадры». По нашим с тобой карманам он шмонать не будет, а какими способами он найдет местожительства этого земляка Несси – нас не касается. Вон, кстати, и наша мадемуазель спускается. Видел бы кто-нибудь из ее знакомых в таком костюме – ей-богу, умер бы со смеху.

Но Олег Щукин был явно несправедлив к своей дочери. В хорошо сшитом вечернем костюме Надежда выглядела настоящей красавицей. Жаль, что сейчас с ними не было майора Соколова – он бы по достоинству оценил красоту своей избранницы.

– Ну что, папа, скоро прибудет мистер Джейкоб, и мы отправимся на аудиенцию к княгине? – поинтересовалась Надежда. – Кстати, мы возьмем с собой что-нибудь из оружия?

– Все бы тебе пострелять, – проворчал Олег, – мы ведь сюда не для этого приехали. Захватим пару пистолетов и что-нибудь из колюще-режущего. А то встретится нам предшественник Джека-Потрошителя, а нам его нечем будет и порадовать.

– Олег Михайлович, – с улыбкой сказал Вадим, – если он осмелится и нападет на вашу дочку, то мне будет его жалко. Наденька этого Потрошителя на раз-два сама выпотрошит. А если серьезно, то надо держать ухо востро. Уличных бандитов можно особо и не бояться, а вот если известие о нашем прибытии каким-то способом дошло до наших оппонентов… Вот тогда придется палить с двух рук в стиле Джеймса Бонда.

– Будем надеяться на лучшее, – махнул рукой Щукин. – К княгине же мы отправимся втроем. Никифор останется здесь и будет охранять дом и наше имущество. Думаю, если что, он сумеет дать отпор незваным гостям. …А вот, кажется, и наш друг Джейкоб приехал. Надо собираться. Нельзя заставлять ждать такую приятную во всех отношениях даму, как Дарья Христофоровна Ливен…

* * *

Адини не присутствовала на проводах тех, кто отправился в опасную экспедицию в Англию. И совсем не потому, что император намекнул дочери, что, дескать, для нее будет лучше, если она побудет в это время в своих покоях. Адини испугалась того, что не сможет сдержать своих чувств и на глазах у всех бросится на шею Николя. А это могло закончиться большим скандалом. Можно, конечно, что угодно думать о чувствах, которые царская дочь питает в отношении простолюдина, пусть он даже и гость из будущего, но публичная демонстрация этих чувств…

В общем, Адини закрылась в своей комнате, отказалась от обеда и ужина, и весь день проплакала. Вечером к ней зашел папа́, присел рядом с ней на диван, тяжело вздохнул, погладил по голове. Он хотел было что-то сказать дочери, но промолчал, и минут десять молча сидел рядом ней.

Первой не выдержала Адини.

– Папа́, а если с ними что-то случится? – прошептала она и всхлипнула. – Ведь эти англичане такие злые. Как мне рассказывали, именно они виноваты в том, что злодеи убили моего дедушку…

– Все в руце Божьей, доченька, – тихо сказал император, ласково погладив ее по голове, – они отправились в опасное путешествие, а нам остается лишь молить Господа, прося его сберечь их жизнь. Молись и ты… Господь милостив, он поможет тем, кто сражается за правое дело. К тому же и господин Щукин, и Николай уже понюхали пороха, и они знают – как надо себя вести в опасных ситуациях.

– Надежда рассказывала мне, – Адини вытерла предательскую слезу, стараясь, чтобы отец не заметил этого, – что ее батюшка был дважды ранен на войне, причем последний раз тяжело. А Николя лишился глаза. А ведь они могли тогда и погибнуть…

Слезы снова потекли из глаз Адини, и она их уже больше не скрывала.

Николай снова вздохнул, и ему на память пришли слова из поэмы господина Грибоедова «Горе от ума»: «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!» Как-то незаметно его любимая дочь выросла, и теперь она уже не забавная девочка-подросток, а настоящая барышня, которую года через два можно выдать замуж. К тому же, похоже, что она уже сделала свой выбор.

Николай давно замечал, что Адини весьма неравнодушна к Сергееву-младшему, равно, как и он к ней. Поначалу император не придавал всему этому большого значения, считая чувства дочери обычной девичьей влюбленностью. Но, как оказалось, он ошибался – все оказалось гораздо серьезней. Адини не на шутку влюбилась в пришельца из XXI века. И теперь Николай ломал голову – как ему следует поступить.

Ничего толком не придумав, он опять вздохнул и прямо спросил у дочери:

– Адини, скажи мне – ты любишь Николая?

– Да, папа́, – ни на мгновение не задумавшись, ответила Адини. – Люблю и не могу жить без него. Если с ним что-нибудь случится… – она замолчала и снова залилась слезами.

Император покачал головой. Если сказать откровенно, то будь Николай Сергеев представителем какой-нибудь, пусть даже самой захудалой правящей династии, то он бы не задумываясь согласился на его брак с Адини. Но Николай был, несмотря на свои несомненные достоинства, всего-навсего младшим офицером, сыном отставного майора. А ведь он, император, уже как-то заявил: «Романовы никогда не будут жениться и выходить замуж за своих подданных». «За своих подданных…» Гм… А ведь Николай Сергеев не был его подданным! Стоит подумать над этим…

– Успокойся, Адини, – сказал он дочери, – все будет хорошо. Я верю, что те, кто отправился в Англию, выполнив свой долг перед Россией, вернутся целыми и невредимыми. И Николя – тоже вернется… А я пока подумаю, как поступить…

– Папа́! – воскликнула великая княжна. – Если с Николя что-нибудь случится… Знай, я люблю только его одного и ни за кого другого не выйду замуж. Я умру не от болезни, как это было с той Адини, из их истории, а от тоски и горя… Я не хочу жить без него…

Император молчал. Ему нечего было сказать. Сердце у него защемило от жалости к своей любимой дочери. Он на мгновение представил, что она и вправду – а он в этом не сомневался – умрет. И ему стало нехорошо. Нет, он никогда не убьет ее своим запретом, как и не сможет вот так вот, с ходу, дать разрешение на ее брак. К тому же Адини еще слишком молода для того, чтобы выдавать ее замуж. Пусть все остается так, как есть.

Приняв такое соломоново решение, император немного успокоился. Он снова обнял Адини, погладил ее по мягким волосам и ласково сказал:

– Милая моя, все будет хорошо, я обещаю тебе это. Николя и его спутники скоро вернутся с победой. А что будет потом – о сем лишь Господь ведает. Помни, Адини, что в Его руках судьбы всех живущих на земле, в том числе и власть предержащих. Молись, и Господь тебе поможет. А мы, рабы Его, исполним волю Всевышнего.

Адини в последний раз всхлипнула и по-детски, как когда-то, лет десять назад, прижалась к отцу…

Утром, позавтракав, великая княжна, с разрешения императора, отправилась к Александру Павловичу Шумилину. Она решила поговорить с человеком, которого пришельцы из будущего уважали и считали своим лидером.

Александр Павлович терпеливо выслушал сбивчивый рассказ девушки и тяжело вздохнул.

«Совсем как мой папа́», – мелькнуло в голове Адини.

– Видишь ли, милая, – задумчиво сказал он, – все не так просто, как тебе кажется. Любовь – это светлое чувство, но если бы ты знала – сколько трагедий в мире происходит из-за того, что два любящих друг друга сердца вынуждены расстаться. Ты ведь читала трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта»?

Адини кивнула, вспомнив, сколько слез она пролила, оплакивая несчастных влюбленных. Кстати, Джульетта была моложе, чем она. Они погибли из-за того, что по прихоти самых близких людей им пришлось расстаться.

– Так вот, – продолжил Шумилин, – мне очень не хочется, чтобы нечто подобное произошло и у тебя с Николаем. Я ведь помню его еще совсем маленьким. Он рос на моих глазах. Сейчас Николай – взрослый мужчина, опытный воин и просто замечательный человек. Он любит тебя, и это прекрасно. С ним ты будешь счастлива. Но, с другой стороны, существуют принципы, через которые твой отец переступить не может. Правильные они или нет – судить не нам. Главное то, что они существуют, и мы вынуждены с ними считаться. Это в наше время царственные особы вольны выходить замуж или жениться по любви, независимо от того, кто их избранник или избранница по происхождению. А пока сословные границы тверды, и переступить их невозможно.

– Так что же, Александр Павлович, – печально спросила Адини, – ничего нельзя сделать?

– Можно, – неожиданно для девушки улыбнулся Шумилин. – Есть путь выхода из тупика. Все зависит лишь от того – захочет ли им воспользоваться твой отец. Я только попрошу тебя не торопить события и терпеливо ждать. То, что невозможно сегодня, вполне возможно завтра. Ну, или послезавтра.

– Александр Павлович, – вздохнула Адини, – если бы вы знали – как трудно ждать. Николя уплыл в эту злую и страшную Англию вроде бы совсем недавно, а мне кажется, что прошло уже много-много дней. Я все время думаю о нем, вспоминаю его лицо, голос…

Тут девушка вспыхнула, как маков цветок. Ей стало вдруг стыдно за то, что она так откровенно рассказывает все это совершенно постороннему человеку. Хотя Александр Павлович и его друзья уже стали ей как бы родными.

– Милая девочка, – неожиданно, совсем по-домашнему, обратился к ней Шумилин, – я тебя прекрасно понимаю. Ждать, действительно, тяжело. Но, именно женщины, своим ожиданием часто спасают своих любимых. Знаешь, во время нашей, самой страшной войны, один замечательный поэт написал вот такое стихотворение:

 
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди.
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
 
 
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
 
 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: – Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
 

– Спасибо, Александр Павлович, – глотая слезы, произнесла Адини. – Я выучу это стихотворение и буду читать его, как молитву. Я верю, что Николя скоро вернется домой, и я снова увижу его. Я буду его ждать долго-долго, столько, сколько нужно. Хоть всю жизнь…