Дрогнули сердца исконных врагов наших и ненавистников, которым мы два века уж досаждаем в Европе, дрогнули сердца многих тысяч жидов европейских и миллионов вместе с ними жидовстующих «христиан»; дрогнуло сердце Биконсфильда: сказано было ему, что Россия все перенесет, все, до самой срамной и последней пощечины, но не пойдет на войну – до того, дескать, сильно ее «миролюбие».

Но Бог нас спас, наслав на них на всех слепоту; слишком уж они поверили в погибель и в ничтожность России, а главное-то и проглядели. Проглядели они весь русский народ, как живую силу, и проглядели колоссальный факт: союз царя с народом своим! Вот только это и проглядели они!»

11 июня (30 мая) 1877 года, Черное море. БПК «Североморск».

Старший лейтенант Игорь Синицын.

Выйдя из Одессы, мы попали в полосу плохой видимости, и почти до самой Варны шли в полном тумане. Погода была противная, накрапывал мелкий нудный дождь. Лишь на траверзе Констанцы туман и облачность рассеялись, и выглянуло солнышко. Все повеселели. Даже Ольга, у которой по мере приближения к Варне настроение становилось все хуже и хуже. Я догадывался о причине ухудшения самочувствия. Но ничего поделать не мог.

Скажу честно, у меня у самого на сердце скребли кошки. Уж очень я привязался к этой голубоглазой проказнице. Это если не сказать больше. Я понимал, что нас разделяют сто с лишним лет истории. Да и разница в возрасте у нас солидная – почти десять лет. Но ничего с собой поделать не могу. Ольга тоже страдает. Она старается как можно чаще бывать со мной, молча, умоляюще смотрит мне в глаза, словно именно от меня зависит, оставаться ей на «Североморске» или отправиться на Дунай под опеку отца.

Кстати, именно из-за этого и состоялся тяжелый для меня разговор с капитаном 1-го ранга Перовым. Он был человеком умудренным, много повидавшим в жизни, поэтому от него не укрылись наши с Ольгой страдания. Вечером он позвал меня в свою каюту, где задал вопрос в лоб:

– Игорь, что у тебя с Ольгой?

Я попытался отшутиться – дескать, что у меня, взрослого мужика, может быть с четырнадцатилетней девочкой. На что командир сказал, что Джульетте тоже было примерно столько же, сколько сейчас Ольге. И любовь ее к Ромео довела бедняжку до летального исхода. А с учетом пылкой африканской крови ее великого деда… Тут уж мне стало совсем не до шуток.

В общем, судили и рядили мы с ним долго. Сошлись на том, что отправлять девушку к отцу – не лучший выход. Ведь он сейчас на фронте, командует гусарским полком. Я заглянул в справочник и узнал, что 13-й Нарвский гусарский полк всю войну использовался в авангарде, сам полковник Пушкин со своими гусарами отчаянно рубился с черкесами и регулярной турецкой кавалерией. Отправлять к нему Ольгу – это значит подвергнуть ее неоправданному риску. Ведь, зная ее непоседливый характер, нетрудно предположить, что она найдет способ быть рядом с отцом. Так дело не пойдет…

С другой стороны, оставлять ее на «Северодвинске» нельзя. Как я понял, у начальства на наш корабль свои виды. Предполагается направить БПК в Средиземное море, где он будет ядром крейсерского отряда кораблей Черноморского флота и каперской флотилии греков. Мы будем тем «большим дядькой», который станет присматривать за своими подопечными, наводя их на цели, а в случае необходимости прикроет их от других «больших дядек». Брать Ольгу в долгое и опасное крейсерство – тоже не выход…

И тогда я вспомнил ту красавицу-корреспондентку из телеканала «Звезда», которая снимала наши маневры в Босфоре, и нас – героических морских пехотинцев на фоне дворца султана. Если мне память не изменяет, зовут ее Ириной. Можно попросить ее присмотреть за Ольгой. Ну и заняться ее образованием. Этим мы убьем двух зайцев. Первое – как-никак, Ольга будет в относительной безопасности. И второе – Ирина проведет с Ольгой воспитательную работу, подтянув ее сознание до уровня XXI века. Дело в том, что Ольга уже стала догадываться, откуда и кто мы. Не знаю, может, кто-то из наших матросов в ее присутствии проговорился, а может, девица дошла до всего своим умом – но мне она стала задавать такие вопросы, что правду я ей сказать не могу, а врать не умею. Как там писал Хайнлайн – сия девица «не дура».

Пусть Ирина введет ее в реалии нашей жизни. Я думаю, две молодые представительницы слабого пола быстрее найдут общий язык. Прикинув и так, и этак, мы с командиром пришли к выводу, что это, пожалуй, будет наиболее приемлемым вариантом.

Не обошлось наше путешествие без приключений. На траверзе Констанцы, или, как ее пока еще здесь называют, Кюстенджи, на нас из тумана выскочил турецкий пароходофрегат. По всей видимости, он рассчитывал на то, что в условиях плохой видимости сумеет добраться до Синопа, где пока еще не было нашего гарнизона. Но не повезло турку. Точнее, не турку, а англичанину, который командовал этим фрегатом. Он попытался от нас оторваться, но после предупредительного выстрела спустил флаг, даже не сделав попытки оказать сопротивление. Видимо, британский коммодор Грэг Кларк очень дорожил своею жизнью.

Правда, протестовал он очень бурно: брызгал слюной и угрожал нам карами земными и небесными. Но продолжалось это слюноизвержение недолго. Возмущенного британца отправили в компанию его соотечественника, плененного в Батуме, а турок высадили на шлюпки и предложили плыть назад, в Кюстенджи, благо расстояние до него было не более десяти-двенадцати миль. Доплывут, если жить захотят. А фрегат утопили – конструкция у него была старая: гребные колеса и паровая машина, донельзя изношенная, – так что пускать на дно такое антикварное судно было не жалко. Подрывной заряд в машинное отделение, глухой взрыв, облако пара, поднявшееся до клотиков – и фрегат, накренившись, вскоре лег на борт, а потом, перевернувшись, скрылся под водой.

Лейтенант Макаров внимательно наблюдал за всеми нашими манипуляциями. Даже что-то чиркал карандашом в маленький блокнотик. Будем считать, что мы провели мастер-класс. Хотя учить ученого… Степан Осипович в свое время внимательно проштудировал историю крейсерства рейдера конфедератов «Алабама», и собрался повторить успех ее командира Рафаэля Семмса. А когда капитан 1-го ранга Перов провел с Макаровым что-то вроде штабной игры, познакомив предварительно с такими неизвестными в XIX веке вещами, как радиолокатор и средства беспроводной связи. Оценив наши технические достижения, Степан Осипович пришел в восторг. Он даже стал потирать руки, предвкушая, какую охоту на британские торговые суда устроят корабли его отряда в Средиземноморье. Талантливый человек – все схватывает на лету.

А потом мы подошли к Варне, и наступило время расставания. Ольга рыдала как маленькая девочка, глаза у нее покраснели, а я не успевал вытирать у нее слезы. Пришлось даже сбегать в санчасть и принести оттуда пузырек с валерьянкой. С большим трудом я успокоил нашу голубоглазую юнгу-непоседу. Всхлипывая, она прижалась ко мне и зашептала быстро и горячо:

– Дядя Игорь, вы возвращайтесь побыстрее… Я буду вас ждать долго-долго… Дядя Игорь, вы самый хороший, самый красивый, самый храбрый на свете… Дядя Игорь, я знаю, что я еще маленькая, но я подрасту, вы подождите, не женитесь на другой… – Тут Ольга опять подозрительно захлюпала носиком, и губы ее задрожали…

«Бедная девочка, – подумал я, – ты повзрослеешь, поумнеешь, и найдешь себе жениха помоложе и красивее меня…» И тут мне почему-то очень захотелось, чтобы этого не случилось, и чтобы Ольга действительно дождалась меня из похода. Чтобы она скорее стала совершеннолетней (по законам Российской империи совершеннолетие у девушек наступало по достижении ими 16 лет) и перестала называть меня «дядей Игорем»…

Стараясь успокоить уже готовую снова пуститься в рев Ольгу, я стал ласково поглаживать ее по голове. Почувствовав мое прикосновение, она крепко-крепко вцепилась в меня, словно я был для нее единственным родным человеком на всем свете.

– Глупенькая… – шептал я ей, – все будет хорошо, вот увидишь, я тебе это обещаю. Разобьем турок, и я вернусь к тебе. Потом отвезу тебя к твоим родным: папе, тетушке, братьям и сестрам. Я познакомлюсь с ними, и думаю, что мы сумеем друг другу понравиться. Ведь, Ольга, все будет именно так?

Мой голубоглазый чертенок поднял ко мне свое зареванное лицо, и сказал:

– Дядя Игорь, я верю, что все будет именно так, как вы сказали… Я знаю, что вы никогда никого не обманываете… Я верю вам… – А потом, немного подумав, она неожиданно сказала: – дядя Игорь, можно я вас поцелую? – И, не дожидаясь моего ответа, она поднялась на цыпочки, и я ощутил на своих губах солоноватый от слез ее робкий и нежный поцелуй…

11 июня (30 мая) Борт ракетного крейсера «Москва».

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Наш вертолет приземлился на вертолетной площадке крейсера «Москва». Утомленные длительным перелетом и оглохшие от рева двигателя, мои спутники стояли на палубе крейсера слегка одуревшие, и жадно глотали свежий морской воздух.

По плетенке, раскинутой на вертолетной площадке, к нам подошел командир крейсера капитан 1-го ранга Остапенко. Видимо, уже предупрежденный адмиралом о составе делегации, он подошел к цесаревичу, козырнул ему, а потом протянул руку для приветствия.

– Господин полковник, пройдемте со мной в отведенные вам каюты. Крейсер к походу готов, и через несколько минут мы снимемся с якоря.

Адъютант цесаревича, Сергей Шереметев, бережно извлек из большого саквояжа аккуратно сложенный шелковый вымпел, который должен означать, что на борту «Москвы» путешествует наследник российского престола, и передал его командиру крейсера. Морской церемониал незыблем во все времена, и уже через десять минут вымпел весело трепыхался под игривым напором легкого ветерка на грот-стеньге.

Когда церемониал был окончен, рассыльный матрос повел нас по палубе корабля. Мы услышали шум выбираемого якоря, потом зашумели где-то внизу турбины, палуба слегка завибрировала, и видневшийся вдалеке берег острова Лемнос стал медленно удаляться. Спустившись по трапу на нижнюю палубу, мы подошли к дверям офицерских кают. Две из них, рассчитанные на двух человек, и станут нашим домом на ближайшие сутки. Цесаревич со своим адъютантом Сергеем Шереметевым расположился в одной, а я с герцогом Сергеем Лейхтенбергским – в другой. Казачков, слегка растерявшихся в незнакомой для них обстановке, рассыльный повел в матросский кубрик, отведенный для прикомандированных к кораблю морских пехотинцев. «С этими, не забалуют даже такие задиры, как донцы», – пояснил я герцогу Лейхтенбергскому.

Герцог, несмотря на его пышный заграничный титул, оказался веселым и общительным молодым человеком. Оглядев по-спартански обставленную каюту, он сказал, что это для него весьма и весьма роскошная обстановка. Оказывается, его мать, великая княгиня Мария Николаевна, придерживалась в воспитании методов своего отца, императора Николая I.

– Мы спали всегда на походных кроватях, а летом на тюфяках, набитых сеном, и покрывались одним тонким пикейным одеялом, – сказал герцог, в его голосе чувствовалась грусть по давно ушедшему детству.

Вскоре командир крейсера через рассыльного пригласил нас на ужин. За столом в кают-компании офицеры крейсера украдкой бросали на цесаревича любопытные взгляды. Но их тоже можно понять: перед ними была живая история – наследник российского престола, будущий царь Александр Миротворец! Но сам Александр Александрович, по всей видимости, привыкший к вниманию, которое вызывала его фигура, сидя за столом, спокойно вкушал макароны по-флотски, запивая их витаминизированным компотом из сухофруктов. В еде, как я помнил по воспоминаниям его современников, цесаревич не был привередлив.

Приняв пищу, мы вышли на палубу. Остров Лемнос давно уже скрылся за горизонтом. Незаметно наступила южная ночь. Мы с моими спутниками спустились на нижнюю палубу и разошлись по каютам. Перед сном мы немного поболтали с Сергеем Лейхтенбергским; пришлось некоторым образом удовлетворить острый приступ любопытства, образовавшийся у молодого человека. Будущее он представлял себе по романам щелкопера Фаддея Булгарина, который лет сорок назад был плодовитее нашей Донцовой. Пришлось аккуратно его в этом отношении перепросвещать.

Ранним утром, на самом рассвете, мы были уже на подходе к Пирею. Встречные корабли – в основном греческие рыбацкие каики – почтительно уступали путь огромному кораблю под андреевским флагом. С идущего контркурсом небольшого итальянского пассажирского парохода на нас с любопытством уставились стоящий на мостике капитан и несколько палубных матросов. Пассажиров видно не было – наверное, еще не проснулись.

Пройдя мимо острова Эгина, мы увидели на горизонте берег континентальной Греции. Я знал, что «Москва» уже не раз в нашей истории заходила с визитом вежливости в Пирей. Поэтому, как я понял, сложности с заходом в гавань у командира крейсера быть не должно. Впрочем, надо сделать поправку на время – в этой реальности Пирей выглядел совсем по-другому. С другой стороны рельеф морского дна совершенно не изменился, а ведь именно это важнее всего для моряков.

Бросив взгляд на гавань, я увидел целый лес мачт. В это время даже пароходы еще несли полное парусное вооружение. В основном это были торговые корабли под флагами Греции, Италии, Австро-Венгрии, Франции, Испании и даже Турции… В общем, как писал поэт – все флаги будут в гости к нам (то есть к ним, к грекам). Кроме мирных «купцов», в гавани Пирея стояли на якоре два военных парусно-винтовых корабля. Над одним из них развевался андреевский флаг, над другим – «Юнион Джек». При ближайшем рассмотрении русский корабль оказался трехмачтовым корветом «Аскольд» из эскадры контр-адмирала Бутакова, недавно отозванной из Средиземного моря. Ему оппонировал британский корвет «Эктив». Это были стационеры, несшие службу в неспокойном регионе, где войны еще не было, но она могла начаться буквально с минуты на минуту. Так сказать, овеществленное противостояние самых мощных империй – морской и континентальной.

Высыпавшие на палубу матросы британского и российского корветов рассматривали во все глаза неизвестный корабль, входящий в гавань Пирея. Вид огромного корабля, идущего со скоростью двенадцать узлов без парусов и дымов, ввергал зрителей в шок. Чем опытней был моряк, тем больше он был удивлен. Это для нас двенадцать узлов – крайне лениво, а для большинства кораблей того времени – максимальный ход. Словом, фурор был такой, как если бы в гавань Пирея вплыла зубастая Несси своей собственной плезиозавриной персоной.

Гавань Пирея. Палуба 17-пушечного парусно-винтового корвета «Аскольд». Капитан 2-го ранга Павел Тыртов.

Капитан 2-го ранга Павел Тыртов с удивлением смотрел на чудо-корабль, входящий в гавань Пирея. Развевающийся над ним андреевский флаг и вымпел говорили о том, что на его борту находится наследник Российского престола, и не оставляли сомнений в его государственной принадлежности. Кроме того, когда корабль бросил якорь неподалеку от «Аскольда», Павел Тыртов прочел надпись в его кормовой части – «Москва». Все это не вызывало никаких сомнений, что перед ним корабль российского флота.

«Но вот, разрази меня гром, я не припомню, чтобы в составе Русского Императорского флота был такой корабль…» – подумал он. Тем более ТАКОЙ корабль. Во-первых, он был огромен – в три раза длиннее «Аскольда», и почти в два раза шире. Во-вторых, хотя у него и были мачты, но вместо рей с парусами на них были установлены какие-то непонятные предметы, назначения которых оставалось для Павла Тыртова тайной. Корабль, несомненно, был военным: об этом можно было судить по одной большой орудийной башне сферической формы с длинноствольными орудиями и нескольким совсем маленькими башенкам (вообще было непонятно, как внутри них может скрываться человек, даже если он пигмей или ребенок). Короткие толстые стволы, торчащие из этих башенок, на поверку оказались митральезами довольно крупного калибра. Но больше всего капитана 2-го ранга удивили огромные трубы, установленные в два ряда под наклоном вдоль бортов. Всего их было шестнадцать. Не оставалось никакого сомнения, что это тоже оружие – ничто иное и не могло занимать столько места на палубе военного корабля. Тыртов подумал, что этот корабль вполне быть из состава таинственной эскадры, которая неделю назад захватила Проливы с Константинополем. Если бы не служба стационера, привязывающая «Аскольд» к Пирею, Павел Тыртов и сам бы сходил до Дарданелл посмотреть, что там и как. Но Российским МИДом ему было категорически воспрещено покидать гавань в военное время.

Рассматривая в бинокль палубу «Москвы», Павел Тыртов заметил прогуливающегося по ней высокого дородного человека в мундире полковника Русской императорской армии. Этот самый полковник не мог быть никем иным, кроме как Александром Александровичем Романовым, наследником Российского престола. Капитан 2-го ранга, конечно, не был представлен цесаревичу, но несколько раз пересекался с ним на различного рода светских мероприятиях. Наличие подле означенного полковника двух казаков лейб-конвоя и хорошо известного Павлу Тыртову Сергея Шереметева не оставляло никаких сомнений – это действительно цесаревич Александр Александрович.

Конечно, командир стационера должен был лично прибыть на «Москву» для представления Наследнику Престола, но на «Аскольде» еще только готовили к спуску на воду ял, а с борта «Москвы» на воду был уже спущен катер, который опять необъяснимым образом, без парусов, гребцов или дыма от паровой машины, резво побежал в сторону «Аскольда». Тыртов приказал спустить трап, и в спешно надетом по такому случаю парадном мундире приготовился встретить посланца с неизвестного корабля.

Гавань Пирея. Палуба 17-пушечного парусно-винтового корвета «Аскольд». Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Я глянул в свой походный ноутбук, где хранилась информация о кораблях и личностях времен царствования императоров Александра II и Александра III. Стоявшим в гавани Пирея «Аскольдом» командовал капитан 2-го ранга Павел Петрович Тыртов. Это был опытный моряк и толковый офицер. Впоследствии в реальной истории он стал командующим Тихоокеанским флотом и Управляющим Морским министерством.

Надо было немедленно нанести ему визит для установления взаимодействия и устранения возможных недоразумений. Я попросил командира капитана 1-го ранга Остапенко спустить разъездной катер, чтобы нанести визит будущему адмиралу. Компанию в поездке на корвет составил мне герцог Сергей Лейхтенбергский.

Когда катер с "Москвы" причалил к борту «Аскольда», мы по трапу поднялись на палубу и увидели сорокалетнего загорелого моряка, лицо которого украшала небольшая седоватая бородка. Он с изумлением смотрел на нас с герцогом с высоты мостика. Уж очень колоритной мы были парой.

– Господа офицеры, с кем имею честь? – спросил он, спустившись на палубу.

Герцог представился. Капитан 2-го ранга, услышав, что его корабль навестил представитель Российской императорской фамилии, вытянулся в струнку. Он был удивлен, но не очень сильно – если уж на неизвестно откуда взявшемся корабле в Пирее путешествует сам Наследник Российского Престола, то другой внук императора Николая I уже вряд ли кого удивит. Господин капитан 2-го ранга с удовольствием выслушал мое сообщение о том, что цесаревич желает видеть его на борту этого удивительного корабля.

Впрочем, это было не последнее сегодня удивление командира «Аскольда». Герцог обратил внимание Тыртова на мою скромную особу. Он представил меня как одного из тех, кто несколько дней назад с боем прорвался в Проливы и участвовал в захвате Константинополя. Тыртов уже читал в газетах об этом удивительном событии, и с удивлением, смешанным с почтением, посмотрел на меня.

– Так это были вы, господин…