Отчего-то не нравился Коваржу этот Димыч. Странный, будто ненастоящий. Не верилось, что пару часов назад именно он разговаривал с Коваржем по рации, там был скорее простодушный весельчак, а тут… хитрый опасный лис.

– Димыч, – опомнился Морозов, – знаешь, где здесь коттеджный поселок?

– Знаю, – сразу отозвался Димыч. – А что такое?

– Семья вот молодая ищет, найти не может.

– Так там хитрость есть, – оживился Димыч, – надо секретную дорогу знать, чтобы попасть.

– Расскажете? – спросил у него бородатый парень.

– Лучше покажу! Все веселее, чем тут…

Димыч глянул на Коваржа.

– …киснуть. А парни меня потом заберут. Добро?

Он хлопнул Морозова по плечу.

– Добро, – вяло отозвался здоровяк. – Но за деньги.

Димыч хихикнул, предложил ехать сразу. Тут и девушка с мальчонкой вернулась, страшно обрадовалась хорошим новостям, поспешила вернуться в машину, помогла мальчонке забраться на заднее сиденье. Димыч наблюдал за ними с каким-то священным трепетом, приоткрыв рот. Зачем-то подмигнул мальчонке, а тот совсем смутился, спрятался за мамой.

– Спасибо вам, мужики! – сказал на прощание бородатый парень. – Хорошо отметить. И это…

– Ни гвоздя ни жезла? – подсказал Морозов.

– Да, – улыбнулся парень. – Еще раз спасибо.

У Коваржа засосало под ложечкой. Он глядел, как в машину забирается странный Димыч, и страшно захотелось забрать девушку, забрать мальчонку, посадить их к себе, отвезти в тот поселок. А странного Димыча запереть в машине, заварить двери, саму машину утопить в реке или в яме похоронить, как у Стивена Кинга…

– Уехали, – проводил «Тойоту» взглядом Морозов.

– Неправильно это все, – сказал Коварж.

– Ревнуешь, что ли? Брось. Пошли внутрь, коньяк ждет. Якутенок! Ты с нами? Харэ булки морозить!

Якутенок обещал подойти через пять минут.

– Слушай, – вспомнил вдруг Коварж. – А кто за Димычем поедет? У него вообще есть наши телефоны?

– Есть, – отрезал Морозов. – Мальчик большой, не пропадет.

И потерял всякий интерес к Димычу, словно того и не существовало.

В уютном кафе непутевый Шурик пытался вырваться из лап доблестной милиции и плена телевизионных помех, некрасивая Ирка клевала носом за стойкой, в зале допивали бутылку хозяин Олег и совсем осоловевший Рыков. В углу бубнила магнитола, играл там, как ни странно, все еще Високосный год, но теперь Коваржу слышались совсем другие слова.

«Темный мрачный бес… моей души…»

– А где у вас, кстати, коллекция компакт-дисков? – осмотрелся он. – Большая такая была…

– Выкинули, – пробурчал хозяин. – Только место занимали… хлам.

– Зря, – честно сказал Коварж. – Плюс двести к уюту добавляли.

– Да хоть триста. Все одно мусор, нельзя его копить, иначе сам станешь мусором. Ирка!

– Тут я! – отозвалась жена. – Не ори!

– Принеси выпить еще!

– Три часа еще до Нового года, нажретесь же!

– Мы до Нового года три раза протрезветь успеем, неси уже…

Коварж вспомнил про свой трофейный пузырь. Достал из пакета, предложил распечатать.

– Хороша, – крякнул Морозов, когда выпили по одной. – Прямо ух! Кишками чувствую, как через организм прошла! Блин, где часы мои? В машине, чо ли, оставил…

Рыков выпил и крякнул, а Морозов, разлив еще, подмигнул Коваржу.

– Такими темпами захочется с ведуньей Зинаидой тесное знакомство заиметь…

Коварж только фыркнул.

– Слухай, Радька, а чего она тебе там наговорила-то, что ты киснешь весь вечер?

– Мороз, смени пластинку, – велел Коварж.

– Да не, серьезно! Скажи, старик? Я ведь тоже плядун… ха, плядун говорю! Ведун! Если она тя заколдовала, то я расколдую…

– Она днем за городом на остановке голосовала, – нехотя вспомнил Коварж. – Думал дело доброе сделать перед праздником. Остановился…

Он замолк, увидев, что к ним подсаживается некрасивая Ирка.

– Ну и че, и че? – потребовал продолжения Морозов.

– Ну и все. Остановился, сказал, куда еду. Обещал бесплатно до города довезти. Как джентльмен, руку подал из кабины, чтобы забралась… та, как руку взяла, побелела, испугалась чего-то, не поеду, грит, с тобой, ты до Нового года, грит, не доживешь, а я с тобой не хочу помирать…

Коварж прервался, опрокинул в себя очередную стопку. Закусил не спеша. Надеялся, что публика захочет сменить тему. Зря надеялся. Все сидели с открытыми ртами, даже задремавший Рыков подался вперед.

– Я, значит, засмеялся, – нехотя продолжил Коварж. – Спрашиваю, ей-то откуда знать, уже и тронул машину с места, а она давай муть нести про то, что ведунья и все-то знает и чувствует, на ходу выскочила и деру от меня…

– Да-а-а, – протянул хозяин Олег. – Дела-а-а…

– Да брехня, – отозвался Морозов. – Просто не понравился ты Зинаиде или того… увидела своими чакрами, как ты ее в спальнике заднепроходной магией заряжаешь, вот и дернула…

Ирка недовольно шикнула на Морозова, а хозяин Олег загоготал.

– Вот не смешно, – обиделся Коварж, – вас бы так же загодя к смерти приговорили, вот бы весело было…

– Еще раз говорю тебе, что брехня, – упрямо повторил Морозов. – Просто ехать не захотела…

– Да почему же брехня, – удивилась некрасивая Ирка, – у нас вот в деревне жила бабка слепая, до кого дотронется, всю жизнь его потом пересказать может. У нее даже имя было Пророчиха. Могла и смерть предсказать, просто за руку подержав.

– Таки смерть? – усмехнулся Коварж. – В подробностях?

– Без подробностей, просто говорила человеку, что вот через месяц у него одна темнота… ни света, ничего. А человек и вправду через месяц погибал. От болезни, от драки, на войне в Чечне…

– И никак нельзя эту смерть было обмануть? – оживился Морозов.

– Обмануть? Смерть? – Ирка задумалась, пожала плечами. – Может, другого кого подсунуть…

Закончить она не успела. Хлопнула дверь, в зал влетел якутенок.

– На улице… там… я… не хотел, но… такого не может… я…

Глаза у якутенка были по пять копеек, зубы выстукивали морзянку.

– Чего там на улице? – нахмурился хозяин Олег. – Случилось что-то?

– Сами… вам надо… смотреть самим… – продолжал нести околесицу якутенок. – Не знаю… сказать как, не знаю…

Из несвязного рассказа стало понятно, что с фурами чего-то не то. Испуганному парню дали выпить, но связности в его словах не добавилось. Все, кто был в кафе, высыпали на крыльцо.

– Там, – показал якутенок в сторону грузовика «рено».

– Что там? – разозлился хозяин Олег. – Призрак? Мертвец? Демон? Дед Мороз без трусов? Кто напугал тебя? Скажи уже внятно, балбес…

Якутенок развел руками, показал что-то длинное, широкое.

– Слова не… не знаю на вашем. Но страшное… беда…

Морозов тихо выругался. Хозяин Олег велел жене принести с кухни обрез.

– Чья реноха-то? – спросил Олег. – Твоя, Рыков?

– Не, – отозвался тот. – Димыча или как там его…

Все вместе спустились с крыльца. Вместе же пересекли маленький дворик. Впереди шел хозяин с обрезом. За ним якутенок, дальше троица дальнобоев, замыкала Ирка. Боковым зрением Коварж уловил движение на крыльце. Никак плюгавая Зинаида тоже решила выглянуть на праздник?

– С разных сторон заходим, – велел хозяин Олег. – Я со своими слева, парни справа.

Никто на них из темноты не напал, даже не попугал. Никак привиделось парню страшное? Но простые шорохи и тени так не пугают…

– Какого хера будка у ренохи открытая? – спросил хозяин у якутенка. – Ты опять рылся в чужом? Я же предупреждал…

– Э, – вскинулся Морозов, – в каком смысле рылся? Воровством занимае…

Якутенок вскрикнул, увидев что-то в будке, попятился. Морозов схватил его за руку, остановил. Хозяин Олег достал старенький телефон, включил фонарик. Присвистнул.

– Я один это вижу?

– Нет, – ответил Коварж, чувствуя, как в животе бунтует кишечник, – я тоже… вижу.

Посреди будки стоял гроб. Большой, высокий, из черного дерева. В таком не человека, в таком медведя хоронить надо…

– Гроб и гроб, – хмыкнул пьяный Морозов. – Хули от этого орать? А, якутенок?

Парень в жилете дернулся, но Морозов держал крепко, не отпустил.

– Я уходил, он закрытый был, – пробормотал якутенок. – А сейчас открытый…

– Сука-а-а, – протянул Рыков.

– Делать-то что с ним? – запричитала Ирка. – Что делать-то?

– Не истери, – успокоил ее хозяин Олег. – Может, гробешник пустой. Проверим. Вместе. Это… парни…

– Радик, – напомнил свое имя Коварж.

– Радик, Мороз, надо лезть. Иначе что мы тут с ним…

Ирка не унималась:

– Может, хозяина подождать? Сам все объяснит, расскажет все. Может, это памятник или мощи…

– Фуещи, – передразнил Морозов. – Памятники сами себя не открывают. Пошли уже, а то как девки…

Забрались в будку, где пахло противно. Шерстью мокрой, гнилыми овощами, еще чем-то металлическим.

– Свети, – велел хозяин Олег Коваржу, передал телефон.

Сам, выставив перед собой обрез, медленно двинулся вперед.

– Ну? – не успокаивалась Ирка. – Чего там? Кто там? Пусто?

Рыков, какой-то ко всему равнодушный, держал якутенка. Сам якутенок напоминал лунатика. Глаза закрыты, рот открыт. Хоть священника вызывай…

– Не тряси фонариком, – прошептал хозяин Олег, словно боялся кого-то разбудить. – Свети нормально.

Коварж посветил вперед. И ахнул.

В гробу лежал Димыч. Тот самый, что полчаса назад уехал на «Тойоте». Тот самый, что стоял с ними на крыльце, пил коньяк и говорил неудачные тосты.

Тот самый, только…

– …мертвый, – выдохнул Морозов.

Снаружи закричала Ирка, взвизгнув, начал вырываться якутенок. Ударил Рыкова, рванул в сторону кафе, но споткнулся, растянулся на земле. Морозов и Коварж одновременно сиганули из будки, столкнулись, тоже упали на землю.

– Ах ты, жопа, Новый год, – простонал Морозов, поднимаясь, – кажись, ногу подвернул… стоп! Якутенок!

Парень в жилете хотел дать деру, но здоровяк оказался проворнее. Схватил якутенка за шиворот, тряхнул с такой силой, что у того шея хрустнула.

– Якутенок, а якутенок! – прорычал Морозов. – Тебе кто разрешал лезть ко мне в кабину?

Он поднял с земли старенькие часы. Пошарил по карманам оранжевой жилетки. Нашел кольцо, пачку денег и дешевые старые очки, те самые, которые лежали в машине у Коваржа.

– Ах ты, сучий якутенок! – выругался Морозов, бросил на землю и часы, и кольцо, и все остальное. – Ты знаешь, что перед армией эти часы мне отец дал? Последний, сука, от него подарок! А ты их, мразота, упереть хотел…

Что-то неладное творилось с Морозовым. Никогда не видел Коварж здоровяка таким злым, бесконтрольным и… опасным.

– Мороз, не придуши парня, отпусти.

Но здоровяк не услышал. Рявкнул:

– Часы! Подарок! От бати! Тварь! Тварь! ТВАРЬ!

И сломал шею бедному якутенку.

Коваржа словно в ледяную прорубь окунули. Где-то далеко заверещала Ирка, зло и громко выругался хозяин Олег, завыла сигнализация в чьей-то машине, что-то кричал, кого-то звал Рыков, страх, как яд, убил все мысли, вымарал все планы спасения, отступления, а потом…

А потом Морозов обратил внимание на них.

– Убью, – прохрипел он и ринулся вперед.

Грянул выстрел. Коварж, оглушенный, отпрянул в сторону, споткнулся обо что-то, упал. Морозов, вопя от боли, рванулся в сторону стрелявшего Олега.

– Нет! – завопила Ирка. – Олег! Прячься! Скорее! Оле-е-е-…

Но хозяин не успел спрятаться, не успел перезарядить, вообще ничего не успел. Морозов сбил его и принялся топтать.

И снова все потонуло в криках, визге, хрусте костей. Свихнувшийся здоровяк, казалось, не успокоился, пока не сломал все кости хозяину. Устало вздохнув, прислонился к колесу КамАЗа.

– Вот же глядь, ранили…

Стараясь не шуметь, Коварж поднялся, начал отступать к «Теремку».

Некрасивая Ирка опередила его, сиганула на крыльцо.

– Что вы встали! – рыдая, закричала она застывшей в дверях ведунье. – Звоните в скорую! Звоните! Он их убил! Уби-и-ил!

Оттолкнув ведунью, залетела внутрь, хлопнула дверью.

– Радька, – пробормотал едва живой Морозов.

Он сполз на землю, обеими руками зажимая правый бок. По снегу растекалось темное пятно. Все же достал его хозяин…

– Радька, – повторил Морозов, – это не я… это он…

Показал пальцем в сторону «рено», в сторону будки, где стоял большой гроб, где лежал мертвый дальнобой.

Коварж боялся приближаться к умирающему Морозову.

– Что… это, он, что… – слова давались с трудом, мысли распадались на атомы. – Как это оно с тобой… сделало?

Здоровяк завалился на бок и затих. Позади него, в сугробе, кто-то шевельнулся.

– Рыков, – прохрипел Коварж, – телефон есть? Звони в скорую, ментам звони…

– Нахер иди, – бросил Рыков, – я уматываю.

С завидной скоростью забрался в свой КамАЗ, запустил двигатель.

– Что там? – окликнули Коваржа со спины.

– А?

Он обернулся, увидел ведунью. Та, бледная, стояла в пяти шагах.

– Что в будке?

– Гроб.

– А в гробу? Кто?

– Дальнобой. Дима. Димыч…

КамАЗ Рыкова рванул с места, чуть не сбил ведунью. Та в последний миг отскочила, даже не посмотрела на грузовик.

– Что за гроб? – спросила она у Коваржа.

Вот так просто, словно не было рядом трех мертвых людей, словно час назад она не просила держаться от нее подальше.

– Мне надо посмотреть, – сказала ведунья. – Возьмите… что там, обрез?

– Надо скорую вызывать, полицию, – запротестовал Коварж. – Люди погибли.

– Связи нет, – отрезала ведунья. – Мертвым плевать, кого ты там вызовешь. А живым еще можно помочь.

– Чего?

Ведунья достала из кармана пуховика телефон, включила фонарик.

– Ты со мной или к трупам желаешь присоединиться?

От такой дерзости Коварж на секунду растерялся. Проводил ведунью взглядом. Опомнился, подобрал чудом уцелевший обрез. В глаза мертвому хозяину старался не смотреть. Но не удержался, покосился. И понял, что глаз у бедного хозяина не осталось.

– Мне кажется… это, кажется, плохая идея… – начал он, глядя, как ведунья забирается в будку.

– Все плохое, что могло, уже произошло, – горько усмехнулась ведунья.

И исчезла в чреве будки.

Коварж сжал зубы, до хруста, до боли в деснах. Запоздало вспомнил, что обрез разряжен, а возвращаться за патронами к мертвому хозяину не хотелось. Хотелось, как Рыков, заскочить к себе в КамАЗ и свалить…

В будке послышался стук, изумленный возглас.

– Эй? – позвал Коварж. – Что там?

Мысленно отругал себя за глупый вопрос.

– А сами как думаете? – съязвила ведунья. – Вы забирайтесь, тут вас никто… уже никто не тронет.

Коварж заглянул в будку. В темноте едва различил маленький силуэт, открытый гроб. Носом уловил запах гнили.

– Мы увидели там того… водителя. Побежали все…

– Испугались, – добавила ведунья. – Как дети.

– Прекрати, – разозлился Коварж, – мы побежали, а Морозыч вдруг как с цепи, увидел, что якутенок по кабинам рылся, шею ему сломал, потом на хозяина, даже рана его не остановила… сначала, а потом успокоился, но поздно… сказал, что этот его, из будки, но я ничего не понимаю…

Голос его предательски дрогнул. Навалилось ощущение безысходности, страх, усталость, все вместе давило на виски, шею, скручивало внутренности.

– Я, наверное, тоже поеду, – сказал он, – за помощью. Мертвых только надо в тепло…

– Коварж, – обратилась к нему ведунья. – Ты веришь в Деда Мороза?

– Чего? – не сразу понял он. – В деда…

– В Деда Мороза. Раздает подарки хорошим детям. Господи, Коварж, ну не тупи ты, как ребенок. Веришь?

– Не верю!

– А в плохого Деда Мороза?

– Какого?

– Такого. Плохой волшебник. И подарки раздает плохие.

Нехорошая догадка шевельнулась в голове.

– Вы хотите сказать…

– Хочу. И скажу. Этот Димыч что-то вам говорил? Трогал вас?

– Не помню…

– Вспоминай.

На стоянке шумел ветер, гонял под ногами ледяные крупицы, чего-то нашептывал. И казалось, что мертвые просто спят, вот-вот они встанут и отправятся в кафе, снова пить, снова кутить и встречать Новый…

– Тронул! – вспомнил Коварж. – Вспомнил! Он тронул… и сказал… сказал, что… не… бляха, как же сказал… ну… сказал, не доживешь до Нового года. Бляха…

Ведунья молчала. Смотрела на него, как на приговоренного.

– Бред какой-то, – тихо сказал Коварж. – Херня.

– Открой свою будку.

– Зачем? Думаешь, что и у меня…

– Открой.

– Ты мне скажи, какого черта…

– Откроешь, скажу. Ну? Хочешь жить?

Он чертыхнулся, но подчинился. Сознание, все мысли каким-то чудом балансировали на грани здравого смысла, он пытался найти всему происходящему рациональное объяснение. Но какое-то непонятное чувство, древнее, как мир, подсказывало, что все происходящее уже давно находится за гранью нормальной, объяснимой физическими законами, реальности.

И ведунья, проклятая девчонка, будто бы сама была из другой реальности, другого мира, где другие законы. Потому-то он и подчинился ей, в надежде, что она все объяснит и поможет выбраться из дерьма, в которое превратился этот еще не наступивший Новый год.

– Вот, – Коварж распахнул будку. – Видишь, кондеи. Нет у меня гробов. И мертвецов нет…

– Не радуйся этому, – сказала ведунья, глянула на мертвого здоровяка. – Этот, как его, Морозов, ему ваш Димыч что-то говорил? Трогал?

– Трогал, – на удивление быстро вспомнил Коварж.

Потому что Димыч так же быстро вызвал у него неприязнь.

– А что сказал?

– Э-э-э, про злость чего-то. Эмоции. Кажется, разозлишься – пожалеешь. Это он что, он так…

– Подарками вас наградил.

– Твою мать, – выдохнул Коварж, – получается…

– Получается, – кивнула ведунья. – Не доживешь до полуночи.

Мысль эта не сразу сформировалась в голове, смысл фразы ускользал от Коваржа. Он заметил под ногами старенькие часы, те самые, что Морозову подарил отец, поднял. Без двадцати одиннадцать.

– Сука, – простонал он, – это все из-за тебя, из-за тебя…

Ведунья среагировала быстрее, чем он успел поднять обрез. С завидной силой толкнула его в грудь, повалила. Схватила оружие, прицелилась.

– Он не заряжен, – пробормотал Коварж.

– Но голову легко пробьет.

– Попробуй, рискни, – пропыхтел Коварж и получил прикладом по животу.

Он охнул от боли. Застонал.

– Куда этот ваш Димыч свалил? – нависла над ним ведунья. – Ну!

– С семьей какой-то на машине… обещал дорогу показать…

– Куда? Знаешь?

– Я… примерно… да, наверное. Знаю. Там поселок рядом с деревней.

– Заводи машину, надо успеть до полуночи.

– А если нет?

Ведунья, глядя ему в глаза, нажала на курок. Послышался щелчок. И был он страшнее, чем хруст костей, чем визг тормозов, чем смерть близких и боль, которая много лет его не покидала…

– Стой, – скомандовала ведунья. – Хозяйку заберем. Не оставлять же одну…

Побежала в кафе, Коварж даже ничего ответить не успел. Показалось, что за спиной шевельнулся кто-то.

– Морозыч…

Тот лежал в луже крови. Мертвее всех мертвых. Коварж не выдержал, выблевал свой ужин. Вытер губы, взял снега, растер его по лицу.

– Морозыч… ты меня… того… да сука…

Не за что было извиняться ему перед другом, не мог он найти слов, чтобы сказать хорошее. Пробормотал:

– Я найду его, обещаю. Кости переломаю. Задавлю суку.

– Сначала найди, – прервала его жалкую панихиду ведунья, которая вернулась почему-то одна.

– Хозяйка не поедет? Где она?

Ведунья поджала губы.